Что может быть важнее базового владения и управления собой, своим физическим "Я"? И тем не менее это управление осуществляется настолько привычно и автоматически, что мы никогда о нем не задумываемся.
Джонатан Миллер снял замечательную серию телепрограмм "Тело под вопросом". В этом названии заключена любопытная ирония: обычно мы не вопрошаем своего тела -- оно всегда, без вопросов, при нас. Для Виттгенштейна такая данность составляет первооснову любого знания и уверенности. Свою последнюю книгу "О достоверности" он начинает такими словами: "Если ты действительно знаешь, что вот это твоя рука, отсюда следует и все остальное". Далее, на той же странице и по тому же поводу, он добавляет: "Спросим, однако, можно ли тут осмысленно усомниться..." И затем, еще несколько фраз спустя заключает: "Могу ли я сомневаться в этом? Оснований для сомнения нет!"
Kнигу Виттгенштейна с тем же успехом можно было бы назвать "О сомнении", ибо она посвящена сомнению не меньше, чем уверенности. Виттгенштейна особенно интересует проблема (с которой он, скорее всего, столкнулся, работая в военном госпитале): существуют ли такие ситуации и состояния, когда человек может утратить ощущение достоверности тела? Возможны ли случаи, когда тело дает нам основания усомниться в нем, когда его можно полностью лишиться в тотальном сомнении? Призрак этих вопросов неотступно преследует Виттгенштейна в его последней книге.
Кристина была крепкой, уверенной в себе женщиной двадцати семи лет, здоровой физически и душевно. Программист по профессии и мать двоих маленьких детей, она работала дома, а в свободное время занималась хоккеем и верховой ездой. Имелись у нее и художественные пристрастия -- балет и поэты Озерной школы (подозреваю, что Виттгенштейн ее волновал мало). Кристина жила деятельной, насыщенной жизнью и почти никогда не болела, и вот однажды, после приступа боли в животе, она с удивлением узнала, что у нее камни в желчном пузыре; врачи порекомендовали его удалить.
За три дня до операции Кристина легла в больницу, где в целях профилактики против инфекции ей назначили антибиотики. Это было частью установленного порядка, обычной мерой предосторожности, поскольку никаких осложнений не предвиделось. Будучи человеком спокойным и рассудительным, она понимала это и совершенно не волновалась.
За день до операции Кристина, обычно далекая от всякой мистики и предчувствий, увидела пугающий и странно-отчетливый сон. Ей снилось, что земля уходит у нее из-под ног; она дико раскачивалась, беспорядочно размахивала руками и все роняла; во сне у нее почти полностью пропало ощущение конечностей, и они перестали ее слушаться.
Сон Кристину напугал.
-- В жизни ничего такого не видела, -- жаловалась она. -- Никак не выкину из головы.
Она так нервничала, что мы решили спросить совета у психиатра.
-- Предоперационные страхи, -- успокоил он нас. -- Совершенно нормально, случается сплошь и рядом.
Но вечером того же дня сон сбылся! У Кристины стали подкашиваться ноги, она неловко размахивала руками и роняла вещи.
Мы снова пригласили психиатра. Было заметно, что этот повторный вызов раздражил его и -- на секунду -- смутил и озадачил.
-- Истерические симптомы, вызванные страхом операции, -- отчеканил он наконец. -- Типичная конверсия, я сталкиваюсь с этим постоянно.
В день операции Кристине стало еще хуже. Она могла стоять только глядя прямо на ноги и ничего не могла удержать в руках. Если она отвлекалась, руки ее начинали блуждать. Потянувшись за чем-нибудь или поднося еду ко рту, она сильно промахивалась, что наводило на мысль об отказе какой-то важной системы управления движениями, отвечающей за базовую координацию.
Она даже сидела с трудом -- все ее тело "подламывалось". Лицо Кристины одрябло и утратило всякое выражение; нижняя челюсть отвисла; исчезла даже артикуляция речи.
-- Что-то со мной не то, -- с трудом выговорила она бесцветным, мертвым голосом.
Она даже сидела с трудом -- все ее тело "подламывалось". Лицо Кристины одрябло и утратило всякое выражение; нижняя челюсть отвисла; исчезла даже артикуляция речи.
-- Что-то со мной не то, -- с трудом выговорила она бесцветным, мертвым голосом. -- Совсем не чувствую тела. Ощущение жуткое -- полная бестелесность.
Это загадочное заявление смахивало на бред. Что за бестелеcность?! Но, с другой стороны, ее физическое состояние было не менее загадочным! Полная потеря мышечного тонуса и пластики по всему телу; беспорядочное блуждание рук, которых она, казалось, не замечала; промахи мимо цели, словно до нее не доходила никакая информация с периферии, словно катастрофически отказали каналы обратной связи, контролирующие тонус и движение.
-- Странные слова, -- сказал я интернам. -- Не могу представить, чем они могут быть вызваны.
-- Но, доктор Сакс, ведь это истерические симптомы -- психиатр же объяснил.
-- Объяснить-то объяснил, но видели вы когда-нибудь такую истерию? Давайте подойдем феноменологически -- отнесемся ко всему, что мы видим, как к реальности. Допустим, что состояние ее тела и сознания не вымысел, а психофизическая данность. Что может привести к такому кризису координации движений и восприятия тела?.. Это не проверка вашей компетентности, --добавил я, обращаясь к интернам, -- я озадачен не меньше вашего, поскольку сам никогда не видел и представить себе не мог ничего подобного.
Мы стали думать, каждый по отдельности и все вместе.
-- А что если это бипариетальный синдром? -- спросил один из них.
-- Возможно, -- ответил я. -- Выглядит все, как если бы теменные доли не получали обычной сенсорной информации. Давайте-ка проделаем тесты на сенсорику, а заодно проверим функцию теменных долей.
Так мы и сделали, и стала вырисовываться некоторая картина. Собранные данные свидетельствовали о том, что у нее по всему телу, с головы до кончиков пальцев, отказало суставно-мышечное чувство. Ее теменные доли работали -- но работали вхолостую. Возможно, Кристина действительно находилась в истерическом состоянии, но произошло и что-то гораздо более серьезное. Никто из нас никогда с подобными ситуациями не сталкивался; даже воображение нам тут отказывало. Пришлось опять вызывать специалиста, но на этот раз не психиатра, а физиотерапевта.
В силу экстренности вызова специалист прибыл немедленно. Широко раскрыв глаза при виде Кристины, он быстро провел тщательное общее обследование, а затем приступил к электротестированию нервной и мышечной функции.
-- Совершенно исключительный случай, -- сказал он наконец. -- Никогда не сталкивался ни с чем подобным ни на практике, ни в литературе. Вы правы, у нее пропала вся проприоцепция, от макушки до пяток. Она вообще перестала получать сигналы от мышц, суставов и сухожилий. Слегка нарушена и остальная периферия -- затронуты тонкое осязание, ощущение температуры и боли и, в незначительной степени, моторные волокна. Но основной ущерб -- в области сигналов о положении и движении.
-- А в чем причина? -- спросили мы.
-- Вы неврологи -- вам и выяснять.
К вечеру состояние Кристины стало критическим: потеря мышечного тонуса, поверхностное дыхание, полная неподвижность. Мы обдумывали, не подключить ли аппарат искусственного дыхания, -- ситуация была угрожающая и абсолютно незнакомая. Спинномозговая пункция выявила картину полиневрита совершенно особого типа, отличающегося от синдрома Гиллиана-Барре, для которого характерно обширное поражение моторики. У Кристины моторика не пострадала, и ключевым фактором был почти чисто сенсорный неврит, затронувший чувствительные корешки вдоль всего спинного мозга, а также чувствительные отделы черепномозговых нервов.
Операцию по удалению желчного пузыря отложили -- проводить ее в таких обстоятельствах было бы безумием. Гораздо острее стоял вопрос, выживет ли Кристина и можно ли ей помочь.
-- Каков приговор? -- едва заметно улыбнувшись, одними губами спросила Кристина после того, как пришли результаты анализа спинномозговой жидкости.