Следом затопали остальные Животные. Клинт и Хлёст помогли Томми подняться на ноги.
— Я спал, — жалко произнес Томми. — У меня сегодня выходной.
Хлёст потрепал его по плечу.
— А я сегодня с занятий сачкую. Мы решили, тебе нужна моральная поддержка.
— Зачем? У меня все хорошо.
— Вчера в магаз легавые приходили, искали тебя. Мы им не стали твой адрес давать, ничего.
— Легавые? — Вот теперь Томми начал просыпаться. Из студии сверху доносились чпоки открываемых пивных банок. — А чего им надо было от меня?
— Хотели взглянуть на твою хронокарту. Убедиться, что в какие-то ночи ты работал. Зачем, не сказали. Саймон попробовал их отвлечь — обвинил меня, что я руковожу группой черных террористов.
— Как это мило с его стороны.
— Да, он просто лапа. А новой кассирше, Маре этой, сказал, что ты в нее влюблен, только слишком робкий, поэтому не признаешься.
— Прости его, — вставил Клинт, — ибо не ведает он, что творит.
На площадку высунулся Саймон:
— Флад, ты эту сучку удолбал, что ли? Она просыпаться не хочет.
— Не лезьте в спальню! — Томми стряхнул Хлёста и Клинта и ринулся вверх по лестнице.
Кавуто жевал незажженную сигару.
— А я говорю: поехали к пацану домой и там нажмем.
Ривера оторвался от пачки компьютерных распечаток в зеленую полоску.
— Зачем? Когда совершались убийства, он был на работе.
— Затем, что у нас есть только он. А отпечатки пальцев на книге? Хоть что-нибудь?
— На обложке полдюжины годных. Но компьютер не выдает никаких соответствий. Самое интересное, что ни один — не жертвы. Покойник до книги даже не дотрагивался.
— А пацан? Совпадает?
— Тут не скажешь, у него никогда не брали отпечатки пальцев. Оставь его в покое, Ник. Этот парнишка никого не убивал.
Кавуто провел пятерней по лысине, словно искал на черепе бугорок, в котором отыщется ответ.
— Давай его арестуем и снимем пальчики.
— На каком основании?
— Спросим у него. Знаешь же, как говорят китайцы: «Лупи ребенка каждый день; если не знаешь, за что, спроси — и он тебе ответит».
— Ник, ты никогда не думал кого-нибудь усыновить? — Ривера перелистнул последние страницы распечатки и швырнул ее в мусорную корзину у стола. — В Управлении ни хера нет. У всех висяков с потерей крови трупы уродовали. У нас нет вампиров.
Уже два месяца они избегали этого слова. А теперь вот оно всплыло. Кавуто достал деревянную спичку, чиркнул о подметку ботинка и поводил ею вокруг кончика сигары.
— Ривера, мы больше не будем обозначать этого негодяя словом на букву «В». Ты не помнишь Ночного Охотника. И так фигово, что пресса зацепилась за этого ебаного Головорота.
— Не стоит здесь курить, — сказал Ривера. — Шпинатоеды жалобу накатают.
— И на хуй. Я не могу думать без курева. Давай проверим половых бандитов. Было ли что-то с изнасилованиями и нападениями с кровопусканием. Может, этот парень перешел в класс убийств. А потом сопоставим с трансвеститами.
— Трансвеститами?
— Ну, я хочу списать уже со счетов эту версию с рыжей. А то зацепка эта нам идеальную картину портит.
Она проснулась в миазмах запахов, шарахнувших по всем ее чувствам, как носок с песком: сгоревшая яичница, сало от бекона, пиво, кленовый сироп, застоявшийся травяной дым, виски, рвота и мужской пот. Вместе с запахами нахлынули воспоминания о временах до обращения — пивные вечеринки в старших классах и пьяные сёрферы рожами в лужах блевотины.
Воспоминания о похмельях. Сразу после мамочкиного визита они с собой несли стыд и отвращение — и неодолимый позыв рухнуть обратно в постель и спрятаться под одеялом.
Джоди подумала: «Наверное, я все ж не жалею, что во мне нет кое-чего человеческого».
Натянув пару тренировочных штанов и майку Томми, она открыла дверь спальни. Похоже, в кухне село на мель исправное судно «Международные блинчики». Все горизонтальные поверхности до единой покрывал слой сброшенного с борта завтракового груза. Джоди аккуратно пошла через обломки, стараясь не наступать на тарелки, сковородки, кофейные кружки и пивные банки, покрывавшие весь пол. За морозилкой и кухонной стойкой она обнаружила выжившего в кораблекрушении.
Томми лежал на футоне, раскинув члены, и храпел. У головы покоилась пустая бутылка из-под «Бушмиллз».
Джоди постояла, прикидывая в уме варианты. С одной стороны, хотелось впасть в ярость — растолкать Томми и наорать на него за то, что осквернил святость их жилища. Обоснованная истерика очень соблазняла. С другой стороны, прежде Томми всегда был заботлив. И конечно же, он все уберет. Больше того, бодун, который ему придется пережить, — сам по себе такое наказание, которое она и на неделю ему не назначит. Ну и да — на самом деле Джоди не очень злилась. Какая разница? Просто беспорядок. В общем, решение принять было трудно.
Она подумала: «Ай, черт, ни вреда, ни ущерба. Сделаю ему кофе и посмотрю в глаза, мол, ты меня так разочаровал».
— Томми, — произнесла она, присев на край футона и мягко потрепав его плечо. — Проснись, милый; ты разгромил нам весь дом, и я хочу, чтоб ты помучился.
Томми приоткрыл налитый кровью глаз и простонал.
— Болею, — выдавил он.
Джоди расслышала конвульсивный плеск у него в желудке и, не успев толком ничего сообразить, подхватила его под мышки и поволокла к кухонной раковине.
— О боже мой! — возопил Томми, но если и собирался что-либо к вышесказанному добавить, все речи его заглушил желудок, извергнувшийся в раковину. Джоди придерживала его, тайно улыбаясь от удовлетворения праведного трезвого человека.
Через несколько секунд рвоты Томми ахнул и посмотрел на нее. По лицу его текли слезы. Из носа тянулись нити соплей.
Джоди бодро произнесла:
— Выпьешь что-нибудь? Я сделаю.
— О боже мой! — Голова снова нырнула в раковину, и спазмы вновь сотрясли все его тело. Джоди хлопала его по спине и повторяла:
— Бедный малыш, — пока он опять не вынырнул оттуда за воздухом. — А позавтракать не хочешь? — участливо спросила она.
Томми снова нырнул поближе к сливу.
Минут через пять спазмы утихли, и Томми обвис на краю раковины. Джоди отвернула кран и обмыла ему лицо из душевой лейки.
— Мне кажется, вы с ребятами утром небольшую вечеринку тут устроили, нет?
Томми кивнул, не подымая головы.
— Я старался их не пустить. Прости меня. Я подонок.
— Это правда, милый. — Она потрепала его по волосам.
— Я все уберу.
— Да, уберешь, — сказала она.
— Мне очень, очень плохо.
— Конечно, плохо. Мы хотим обратно на футон и сесть?
— Воды, — сказал Томми.
Джоди налила ему стакан воды и поддерживала, пока он пил, а потом нацелила в раковину, когда вода забила струей обратно.
— Ты закончил? — спросила она.
Томми кивнул.
Джоди втащила его в ванную и умыла ему лицо — терла при этом жестковато, как сердитая мамаша, плюющая в носовой платок и абразивно стирающая шоколад с мордашки перемазавшегося чада.
— А теперь поди сядь, я тебе кофе сделаю.