На лице у Ровены осуждение сменилось сочувствием, но если она что-то и собиралась сказать, ей помешало требование профессора замолчать и приступить к работе. Я уставился на вопросы, гадая, смогу ли продраться через вопросы и сдать экзамен. Отчасти я выбрался из постели и вернулся к занятиям именно из-за Сидни. Я знал, как высоко она ценит образование. Она всегда завидовала тому, что я получил шанс, которого она лишилась по воле своего властного кретина-отца. Когда я сообразил, что не смогу сразу же ее отыскать – а я перебрал массу обычных способов, а не только магических, – то принял решение. Я не сдамся и сделаю то, чего хотела бы она: закончу текущий семестр.
Надо признать: я не был в числе усердных студентов. Большинство курсов оказались вводными, и преподаватели обычно ставили зачеты при условии, что ты хоть что-то сдашь. Данный факт оказался мне на руку, поскольку «что-то» было, наверное, самой снисходительной характеристикой того кошмара, в который я угодил. В целом я со скрипом набирал нужное количество баллов, но этот экзамен мог пустить меня ко дну. Вопросы требовали четкого ответа – правильного или ошибочного. Я не мог нарисовать нечто идиотское и рассчитывать, что мне поставят зачет за студенческое усердие.
В итоге я с трудом собрался с мыслями, чтобы ответить на вопросы о контурной графике и деконструкции пейзажа, ощущая, как на меня наваливается черная депрессия. И дело было не в том, что я, скорее всего, завалю предмет. Я еще и подведу Сидни, которая имеет по-настоящему высокое мнение обо мне. Но, с другой стороны, что значит какой-то жалкий предмет, когда я подвел Сидни уже в гораздо более серьезных вещах? Если бы наши роли поменялись, она наверняка давно бы меня нашла. Она более смышленая и предприимчивая. Она сделала бы нечто необыкновенное. А я даже с обыкновенным не справляюсь.
Через час я сдал экзаменационную работу, надеясь, что семестр не улетит в мусорное ведро. Ровена закончила немного раньше и дожидалась меня за дверью аудитории.
– Не хочешь перекусить? – спросила она. – Я угощаю.
– Нет, спасибо. Я встречаюсь с кузиной.
Ровена настороженно посмотрела на меня:
– Надеюсь, ты не за рулем?
– Я сейчас трезв, спасибо огромное, – ответил я. – И могу тебя успокоить – я еду на автобусе.
– Тогда, наверное, уже все? Последний день занятий.
Я удивленно подумал, что она права. У меня есть еще пара предметов, но этот – единственный, который был у нас с ней общим.
– Уверен, что мы с тобой увидимся, – храбро пообещал я.
– Ага, – отозвалась она, глядя на меня с тревогой. – Ты знаешь мой телефон. По крайней мере, знал раньше. Кстати, летом я никуда не уезжаю. Позвони нам с Касси, если захочешь развеяться… или тебе надо будет поговорить. Я в курсе, что у тебя… серьезные проблемы…
– Бывали переделки и посерьезнее, – соврал я.
Она мало что знала. Как обычного человека, ее следовало держать в неведении. По-моему, Ровена решила, что Сидни меня бросила, и теперь ее жалость меня просто убивала. А развеивать ее заблуждения было нельзя!
– Я обязательно проявлюсь и звякну тебе. До встречи, Ро.
Она вяло помахала мне рукой, и я направился к ближайшей остановке автобуса. До нее было не слишком далеко, но пока я добирался, то вымок от пота. В Палм-Спрингсе настал май – и нашу мимолетную весну вколачивало в землю приближение жаркого и душного лета. Я нацепил темные очки и постарался не обращать внимания на парочку хипстеров, куривших рядом со мной. Сигареты стали слабостью, которой я после исчезновения Сидни не поддался, но порой мне было тяжело. Очень тяжело.
Чтобы отвлечься, я открыл сумку и посмотрел на статуэтку золотистого дракона.
Очень тяжело.
Чтобы отвлечься, я открыл сумку и посмотрел на статуэтку золотистого дракона. Я положил ладонь на его спинку, ощущая текстуру крохотных чешуек. Ни один художник не смог бы создать столь совершенное произведение искусства – ведь в действительно это была не скульптура, а настоящий дракон, точнее, каллистана: разновидность дружелюбного демона, призванного Сидни. Каллистан привязался к нам обоим, но лишь Сидни была способна совершать трансформации между живой плотью и заледеневшей формой Прыгуна. К несчастью для Прыгуна, в момент ее похищения он находился в «заторможенном» состоянии и оказался заперт в собственном теле. По словам магической наставницы Сидни, Джеки Тервиллигер, Прыгун формально оставался жив, но влачил довольно жалкое существование, будучи лишен пищи и движения. Я брал его с собой повсюду, хоть и не знал, нужен ли ему такой контакт со мной. Прыгун нуждался в Сидни, и я не мог его за это осуждать. Я тоже в ней отчаянно нуждался.
Я не солгал Ровене: сейчас я оказался трезв. И это было намеренно. Долгая поездка на автобусе предоставляла мне идеальную возможность поискать Сидни. Хотя я уже не пытался дотянуться до нее во сне с такой неутомимостью, как раньше, я неукоснительно трезвел несколько раз в день ради этого поиска. Когда автобус тронулся и я устроился на сиденье, я прикоснулся к магии духа, таившейся во мне. Мгновение я наслаждался тем, какое дивное ощущение она мне дарила. Однако радость моя была недолговечной: ее умеряло понимание того, что дух постепенно толкает меня к безумию.
«Безумие! Что за гадкое слово, – заявил голос у меня в голове. – Относись к ситуации, как к новому взгляду на реальность».
Я поморщился. Голос не был ни голосом совести – правильным и нравоучительным. Он принадлежал моей умершей тетке Татьяне, бывшей королеве мороев. Или… ее духу, устраивающему мне подобные галлюцинации. Как правило, я слышал Татьяну в минуты депрессии, когда мое настроение падало особенно низко. Теперь, после исчезновения Сидни, призрачная тетя превратилась в мою почти постоянную спутницу. Положительной стороной (если здесь можно найти нечто в принципе положительное) было то, что биполярные побочные эффекты стали менее частыми. Казалось, что безумие духа изменило свою форму. Что лучше: вести мысленный разговор с вымышленной умершей родственницей или испытывать резкие перемены настроения? Я мог только гадать.
«Убирайся, – приказал я Татьяне. – Ты ненастоящая. Кроме того, мне пора искать Сидни».
Войдя в контакт с магическим миром, я нацелил свою интуицию на местопребывание Сидни: ведь именно ее я знал на Земле лучше всех остальных. Войти в контакт с сонным сознанием того, с кем я слабо знаком, было бы элементарно. Найти Сидни – если бы она спала – я смог бы вообще без всяких усилий. Но связь не установилась, и я с сожалением отпустил магию. Либо Сидни бодрствует, либо ее от меня отрезают. В очередной раз потерпев неудачу, я вытащил из сумки фляжку и принялся коротать время до Виста Азул.
Находясь в приятном опьянении, я был отрезан от магии – но не от лютой тоски – и в таком состоянии приехал в подготовительную школу Амбервуд. Уроки закончились, и ученики в стильной форме сновали между зданий: они шли заниматься, обниматься, или чем там еще занимаются старшеклассники ближе к концу учебного года. Я побрел к девчачьему корпусу и решил ждать снаружи, надеясь увидеть Джилл Мастрано Драгомир.
Ровена могла лишь догадываться о том, что меня тревожит, а вот Джилл оказалась прекрасно осведомлена о моих невзгодах. Суть в том, что пятнадцатилетняя Джилл обладала «преимуществом» и могла читать мои мысли. В прошлом году на нее напали убийцы, решившие свергнуть ее сестру – королеву мороев и, между прочим, мою хорошую приятельницу. Формально убийцам удалось осуществить свое черное дело, но я все-таки вернул Джилл к жизни – благодаря экстраординарным способностям духа.