– Не знаю я никакой тайны. Всё, что о ней известно из клирикальных сплетен, это то, что она, юная донна, в явной спешке бежала из своего имения в пригороде Мадрида. Бросив на произвол судьбы солидное состояние. И никогда в жизни в Испанию не возвращалась. Вот и всё. Если у человека в памяти есть страшная тайна, то достаточно встать перед ним, уставить в грудь его палец и грозно произнести: «Ты думаешь, всё забыто?» Остальное ты видел.
В кабинет вернулись воспитанница и её бывший враг. Лицо Адонии сияло. Метресса же была близка к обмороку. Нет, Адония не просила её отменить наказания розгами – она просто не знала, что существует жизнь без розог. Не потребовала она и заколотить чулан – просто он не показался ей чем-то ужасным. То, о чём она попросила, и что метресса клятвенно обещала исполнить, Адония доверила лишь Фионе. На ушко, шёпотом, при прощании. Когда монахи и бывшая воспитанница покинули пансионат, Фиона поделилась тайной с владелицами сокровищ. И в тот же час новость облетела всю взволнованную серую стаю. Все, от самой маленькой до самой старшей, изнывая от нетерпения, ждали воскресного утра.
И вот оно наступило. Когда воспитанницы пришли к завтраку, они издали единый громкий вздох. На столах, возле каждого прибора, в отдельных тарелочках покоились большие пластины сладкой яблочной пастилы.
– Всё правда! Всё правда! – шептали вокруг Фионы. – Адония не обманула! Она приказала метрессе, и та послушалась!
Но Фиона не радовалась.
– Мы ведь едва только встретились, – горестно прошептала она, и из глаз её выкатились две прозрачные крупные слёзки. – Никогда у меня больше не будет такой подруги! Никогда… Никогда…
Витраж в бастионе
– Эта девочка уже начала приносить удачу, – негромко сказал патер Люпус, отправляя довольный взгляд на одну из лежащих между ним и Филиппом бумаг. (За некоторых воспитанниц, как оказалось, опекуны делали крупные взносы, и Бригитта скопила для себя заметную сумму.)
Оба улыбнулись. Оба знали, что на запятках кареты, прикрученный среди прочего груза, они увозят небольшой, но тяжёлый сундук метрессы. Кроме изъятого, Бригитта и на будущее была обложена твёрдым налогом.
С каждым годом золота в монастыре прибывало.
Вот он, большой мир, о котором она так мечтала! Сколько взрослых людей! Клумбы с цветами! Лошади! Забавная пёстрая кошка сидит и, нализывая лапу, моет мордочку! Ба, живые мальчишки! Двое! Интересно, во что они умеют играть?
Она была до смешного похожа на маленького птенца – со своими изумлённо распахнутыми глазами, с коротко обрезанными рыжими прядями, хрупкая, лёгкая, в серой приютской хламидке.
Приезд патера не обставлялся никаким ритуалом. Тот, кто шёл по двору, ведомый своими делами, приостанавливался, кланялся – и всё. Если патер не приглашает ни к приветствию, ни к разговору – то нечего и соваться.
Вдруг один из обитателей монастыря, весьма молодой, смело прошёл к карете, снял роскошную шляпу, взял её наотмашь и, поклонившись, принял и поцеловал патеру руку.
– Давно ли вернулся, Цынногвер? – поинтересовался старый монах.
– За день до вас, патер, – ответил поклонившийся на редкость приятным и чистым голосом.
– Наверно, с хорошей добычей?
– Иначе какой смысл приезжать!
– Хорошо. Отдохну – и приду полюбоваться. Ты всегда привозишь что-нибудь необычное. Вот, рекомендую: Адония. Моя воспитанница. Приехала начать обучение.
Цынногвер с серьёзным лицом повернулся к Адонии и, уже виденным ею жестом отведя в сторону шляпу, сделал поклон. Подхваченная сладкой волной восторга, Адония немедленно ответила на приветствие, опустившись в грациозный изысканный реверанс.
Подхваченная сладкой волной восторга, Адония немедленно ответила на приветствие, опустившись в грациозный изысканный реверанс.
– Не угодно ли будет вам, патер, поручить юную даму моим заботам, хотя бы на сегодняшний день?
– Разумеется, поручаю. И, думаю, никто лучше тебя не познакомит нашу маленькую подругу с прекрасным доменом, именуемым «Девять звёзд».
Цынногвер надел шляпу и, подойдя, предложил Адонии руку, но её не обучали этикету отношений между дамами и кавалерами, поэтому она просто взяла его руку, вложив ладонь в ладонь, как Фиону в далёком уже пансионе. Её кавалер лучисто улыбнулся и, свободной рукой сделав округлый приглашающий жест, повёл покрасневшую от удовольствия птичку в глубину построек.
Они обходили здание за зданием, залу за залой. Сменяли друг друга просторные холлы, отделанные золотом и бархатом кабинеты, конюшни, смотровые башни, винные погреба, оружейные цейхгаузы, библиотеки, загоны с ягнятами, курятники с курами, фехтовальные площадки, укромные альковы, длинные коридоры с полами, набранными из дорогого паркетного бука, кузница, гончарная мастерская, маслоделательная машина, гардеробы, гардеробы, ещё гардеробы, столярный цех, пахнущий клеем и лаком…
Они подружились как-то вмиг, искренне и глубоко. В одном из цейхгаузов в углу высокой стопой были сложены огромные войлочные маты.
– Что это? – спросила Адония, наваливаясь на мягко пружинящий столб.
– Войлок. Из него делают попоны для лошадей, кладут зимой на пол, чтобы ноги не мёрзли, выстилают пол и стены в пороховых погребах, чтобы подкова на башмаке случайно не выбила искры о камень…
– А можно попрыгать? – понизив голос, заговорщицки спросила Адония.
– На войлоке?
– Ну да!
– Конечно можно!
– Только и ты давай, ладно?
Они влезли на колыхнувшуюся под ними стопу и почти четверть часа, кувыркаясь, взвизгивая, хохоча, прыгали на терпко пахнущем войлоке.
– Устала? – заботливо спросил Цынногвер, когда они выходили из цейхгауза. – Конечно устала. Больше двух часов ходим. Пора нам приблизится к последней цели.
– Какой?
Цынногвер подвёл свою даму к закрытой высокой двери и, взявшись за ручку, таинственно произнёс:
– Это – самое главное помещение в замке!
И, открыв дверь, ввёл Адонию в огромных размеров кухню-столовую.
– А, Регент! – воскликнул один из колдующих возле раскалённой плиты поваров. – Что закажешь?
Их было несколько, поваров, и все в одинаковых зелёных камзолах.
– Почему все в зелёном? – прошептала Адония.
– Порядок такой, – так же шёпотом ответил её кавалер. – Чтобы повара сразу отличить от других. И, говорят, зелёный цвет вызывает аппетит.
Они прошли и сели за стоящий возле распахнутого окна прямоугольный стол, – тяжёлый, массивный.
– Что закажешь? – повторил, приближаясь, приветливо улыбающийся повар.
– Как хорошо, что, возвращаясь, всегда нахожу тебя здесь! – ответно улыбаясь, сказал ему Регент. И, посерьёзнев, добавил: – Сегодня – всё в твоей власти, мастер. Только колдуй не больше получаса – мы зверски голодны. А чтобы не тягостно было ждать, принеси пива и солёных грибков.
– Пи-ива? – взглянув на Адонию, дурашливо-изумлённо протянул повар и, подпрыгнув, развернулся на месте и убежал.
– Что такое пиво? – млея от предвкушения какого-то сюрприза, спросила Адония.
– Это, так сказать… лёгкий мужской напиток. Знаешь, зачем мужчины придумали войны и всяческие бои? Я скажу тебе. Затем, что после войн и боёв так сладко пьётся холодное пиво!
Повар принёс небольшой бочонок и объёмную глиняную миску.