Чем они заняты, эти обитатели мира?
— Никто не знает, — сказала она. Ее гнев начал иссякать, и недавно столь яркая картина мира стала сумрачной. — Это сон, — прошептала Рэчел. Она посмотрела на ржавую чернильницу, перо, пепельницу и старую французскую газету. Мелкие и ненужные предметы показались ей символами человеческой жизни. — Мы спим и видим сны, — повторила она. Однако то, что одна из фигур внизу может быть фигурой Теренса, вывело ее из меланхолического забытья. Она снова разволновалась. Мир уже не лежал перед ней, как город в долине. Его скрыл лихорадочный красный туман. Она пришла в то же состояние, в котором пребывала весь день. Размышления не могли избавить ее от этого. Единственное средство — двигаться, входить в комнаты и выходить, проникать в души людей и покидать их, что-то искать — она сама не знала что. Поэтому Рэчел встала, отодвинула стол и спустилась по лестнице. Затем вышла из холла, обогнула гостиницу и оказалась среди тех, кого видела из окна. Но оттого, что она вышла из полутемных коридоров на солнце, из грез — к настоящей жизни, люди предстали перед ней с поразительной яркостью, как будто с поверхности сдули всю пыль и осталась одна реальность этого мгновения. На зеленом фоне были разбросаны белые, серые и лиловые фигуры, между ними стояли круглые плетеные столы, и в центре горело пламя кипятильника, над которым колыхался воздух, похожий на неровное стекло, а надо всем этим нависло большое зеленое дерево, — казалось, оно только что двигалось и сейчас остановилось отдохнуть. Приблизившись, Рэчел услышала голос Эвелин, монотонно повторявший:
— Иди сюда, иди, хороший песик, иди сюда…
Некоторое время как будто ничего не происходило, все застыло в неподвижности. Потом Рэчел поняла, что одна из фигур принадлежит Хелен Эмброуз, и пыль опять начала оседать.
Компания действительно собралась случайным образом; один чайный столик поставили к другому, а шезлонги служили связующими звеньями между двумя группами. Но даже издали было видно, что главенствует надо всеми прямая и царственная миссис Флашинг. Она что-то горячо излагала, обращаясь через стол к Хелен.
— Десять дней в походных условиях, — говорила миссис Флашинг. — Никаких удобств. Если вам нужны удобства, ехать не надо. Но, поверьте, если вы не поедете, будете потом жалеть всю жизнь. Вы согласны?
В этот момент миссис Флашинг заметила Рэчел.
— А, вот и ваша племянница. Она обещала. Вы поедете, не так ли? — Приняв план, она осуществляла его с детским пылом.
Рэчел охотно принялась исполнять свою роль.
— Конечно, поеду. И ты, Хелен. И мистер Пеппер тоже. — Сев за стол, она осознала, что окружена знакомыми, но Теренса среди них нет. Тут все принялись обсуждать будущую экспедицию. Кое-кто считал, что будет жарко, а по ночам — холодно; другие полагали, что труднее всего будет достать судно и преодолеть языковой барьер. Миссис Флашинг отмела все возражения, касались ли они людей или природы, заявив, что ее муж все это уладит.
Тем временем мистер Флашинг спокойно объяснял Хелен, что экспедиция — дело очень простое: займет она не более пяти дней, а туземная деревня — их цель — весьма достойна того, чтобы увидеть ее перед возвращением в Англию. Хелен бормотала что-то неопределенное, не связывая себя ни отказом, ни согласием.
В чаепитии, однако, участвовали слишком разные люди, чтобы их всех могла занять общая беседа; Рэчел же видела в этом то преимущество, что ей самой не было никакой необходимости говорить. Сьюзен и Артур рассказали миссис Пейли о предполагаемой экспедиции; миссис Пейли уловила суть и как старая путешественница дала совет взять хорошие овощные консервы, меховые накидки и порошок от насекомых. Она наклонилась к миссис Флашинг и прошептала пару слов, судя по огонькам в ее глазах — о клопах.
Она наклонилась к миссис Флашинг и прошептала пару слов, судя по огонькам в ее глазах — о клопах. Хелен декламировала Сент-Джону Хёрсту «Звони по храбрецам» с целью выиграть шестипенсовик, лежавший на столе. Тем временем часть аудитории, принадлежавшая мистеру Хьюлингу Эллиоту, молча слушала его увлекательный рассказ о лорде Керзоне и велосипеде студента-старшекурсника. Миссис Торнбери пыталась вспомнить фамилию человека, чуть не ставшего вторым Гарибальди и написавшего книгу, которую стоит прочитать, а мистер Торнбери сообщил, что у него есть бинокль — если кому нужно, он одолжит. Мисс Аллан с нежной доверительностью, часто свойственной старым девам в общении с собаками, что-то мурлыкала фокстерьеру, которого Эвелин наконец уговорила подойти к ним. Время от времени частицы пыли и цветочные лепестки падали на тарелки, когда ветви наверху вздыхали от ветра. Рэчел мало что видела и слышала — не больше, чем река чувствует веточки, падающие в нее, и видит небо над собой, — но, по мнению Эвелин, ее взгляд был уж слишком отсутствующим. Эвелин подошла и села на землю у ног Рэчел.
— Ну? — вдруг сказала она. — О чем вы думаете?
— О мисс Уоррингтон, — поспешно ответила Рэчел, поскольку надо было что-то сказать. Она действительно заметила, что Сьюзен шепчется с миссис Эллиот, в то время как Артур взирает на нее с полной уверенностью в своей любви. И Рэчел, и Эвелин прислушались к тому, что говорила Сьюзен.
— Распоряжения, собаки, сад, дети, которые приходят учиться, — ее голос звучал ритмично, будто она читала список, — и теннис, и деревня, и писание писем для папы, и еще тысяча мелочей, которые кажутся незначительными, но у меня не остается ни секунды на себя, и когда я ложусь в постель, то засыпаю, не успев положить голову на подушку. Кроме того, я люблю проводить время с тетушками — я страшная зануда, правда, тетя Эмма? — Она улыбнулась миссис Пейли, которая, чуть наклонив голову, с задумчивым обожанием смотрела на кекс. — А зимой папе надо особенно остерегаться простуды, и это требует большой суеты, потому что он о себе не заботится, так же как и ты, Артур! В общем, накапливается!
В ее голосе слышалось неприкрытое довольство собой и своей жизнью. Рэчел внезапно почувствовала резкую неприязнь к Сьюзен, забыв о том, какая она добрая, скромная и даже жалкая. Она казалась неискренней и жестокой; Рэчел представила ее себе растолстевшей и многодетной — мягкие голубые глаза стали пустыми и водянистыми, а цветущий румянец свернулся в сухую сетку красных прожилок.
Хелен обернулась к Рэчел и спросила:
— Ты была в церкви? — Она выиграла шестипенсовик и, видимо, собралась уходить.
— Да, — сказала Рэчел. И добавила: — В последний раз.
Надевая перчатки, Хелен одну уронила.
— Вы ведь не уходите? — спросила Эвелин, подняв перчатку, как будто чтобы задержать их.
— Самое время нам уйти, — сказала Хелен. — Вы не заметили, как все затихли?
Люди погрузились в молчание — частью в силу случайности, частью потому, что увидели идущего к ним человека. Хелен не видела, кто это, но, глядя на Рэчел, заметила нечто позволившее ей сказать про себя: «Итак, это Хьюит». Она натянула перчатки с ощущением значительности момента. Потом она встала — потому что миссис Флашинг тоже увидела Хьюита и потребовала у него сведений о реках и кораблях, из чего следовало, что весь разговор вот-вот начнется заново. Рэчел последовала за ней, и они молча пошли по аллее. Несмотря на то что Хелен увидела и поняла, ее мысли были заняты до странности неуместным предметом: если она поедет в экспедицию, то не сможет принимать ванну, а это казалось ей слишком большой и тягостной жертвой.
— Как все-таки неприятно оказаться в одной компании с едва знакомыми людьми, — заметила она.