Длинноногий дядюшка - Джин Уэбстер 17 стр.


М-Б (Салли его предупредила, какой мне нужен цвет). У всех нас — атласные туфельки, шелковые чулки и прозрачные шарфы в тон.

Надеюсь, Вас глубоко потрясли эти сведения из мира высокой моды?

Нельзя не пожалеть о бесцветной жизни мужчин, для которых шифон, венецианское шитье, ручная вышивка, ирландская прошивка — пустые слова. Между тем женщина, занята она детьми или микробами, поэзией или прислугой, параллелограммами или садами, Платоном или бриджем, прежде всего интересуется платьями.

Эта черта роднит весь род человеческий. (Мысль — не моя, из какой-то шекспировской пьесы.) Итак, хотите знать секрет который я недавно открыла? Обещаете не считать меня суетной? Что ж, слушайте.

Я хорошенькая!

Нет, правда. Я была бы полной идиоткой, если бы этого не узнала, когда у меня в комнате три зеркала.

Ваш доброжелатель.

P.S. Так подписывают в романах анонимные письма.

20 декабря.

Дорогой длинноногий дядюшка!

У меня только одна минутка свободна, еще два занятия, потом надо уложить чемоданы (большой и маленький), и не опоздать на четырехчасовой поезд. Но я не могу уехать, не сообщив Вам, как я благодарна за рождественскую посылку.

Я нежно люблю меха, и ожерелье, и шелковый шарф, и перчатки, и носовые платки, и книги, и сумочку, но больше всего я люблю Вас. Дядюшка, зачем Вы меня так балуете? Ведь я — только человек, что там — только девушка. Как могу я отдаться суровой науке, когда Вы искушаете меня мирской суетой?

Теперь я определенно подозреваю одного попечителя, который устраивал елку и по воскресеньям кормил сирот мороженым. Его не называли, но узнаю его по делам его! Вы заслуживаете счастья за все добро, которое делаете.

До свидания, желаю Вам веселых праздников.

Ваша Джуди.

P.S. Я тоже кое-что посылаю Вам. Как Вы думаете, понравилась бы она Вам, если бы Вы ее знали?

11 января.

Хотела написать Вам из Нью-Йорка, но разве оттуда напишешь?

Время я провела очень хорошо, даже с пользой, но все же рада, что не принадлежу к такой семье. Право, я променяла бы этот дом на наш приют. Да, в моем воспитании много пробелов, но хоть претензий нет! Теперь я знаю, что имеют в виду, когда говорят о всевластии вещей. Атмосфера в доме — просто гнетущая, и я свободно вздохнула только в поезде. Мебель — резная, роскошно обитая; люди — роскошно одетые, безупречно воспитанные, — но, дядя, честное слово за все это время я не слышала ни одного живого слова! Я думаю, ни одна идея не проникала за порог.

Миссис Пендльтон никогда ни о чем не думает, кроме драгоценностей, портних и визитов. Какая огромная разница между нею и миссис Мак-Брайд! Если я когда-нибудь выйду замуж, я устрою свой дом так, как Мак-Брайды. Ни за какие деньги на свете я не допущу, чтобы мои дети превратились в Пендльтонов. Может быть, невежливо критиковать людей, у которых только что была в гостях? Если это так, прошу прощения. Ведь это — наш секрет, мой и Ваш.

Мастера Джерви я видела только раз, когда он приехал к чаю, но и то мне не удалось поговорить с ним. Это было очень грустно, после того, как мы так хорошо проводили с ним время летом. Мне кажется, он не особенно дорожит своими родственниками, и, я уверена, они отвечают ему тем же. Мать Джулии говорит, что он неуравновешенный. Он социалист, хотя, слава Богу, не носит длинных волос и красных галстуков. Она нe понимает, где он набрался таких идей — семья много поколений была самая что ни на есть протестантская. Он бросает деньги на разные дурацкие реформы, вместо того, чтобы тратить их на такие толковые вещи, как яхты, автомобили и лошади. Однако, он тратит их и на сладости. Мне и Джулии он прислал по коробке конфет на Рождество.

Знаете, я, пожалуй, тоже сделаюсь социалисткой. Вы не возражаете? Ведь это — совсем не анархисты, они никого не взрывают. Пожалуй, у меня тут больше прав, чем у других.

Вы не возражаете? Ведь это — совсем не анархисты, они никого не взрывают. Пожалуй, у меня тут больше прав, чем у других. Я — по рождению пролетарий. Только еще не решила, какой социалисткой я буду. В воскресенье почитаю про них, а потом сообщу вам мои убеждения.

Сколько я видела отелей, театров, красивых домов! До сих пор голова кружится от позолоты, оникса, мозаичных полов и пальм. Я еще не пришла в себя, но рада, что снова в колледже, со своими книгами. Кажется, я настоящая студентка — атмосфера учености и покоя гораздо приятней мне, чем Нью-Йорк. В колледже, действительно, очень хорошо — книги, лекции, строгий распорядок не дают уму уснуть, а когда он все же устанет, есть спорт и гимнастика, и, кроме того, много друзей, которые думают о том же самом. Мы проводим за разговорами целые вечера и в приподнятом настроении расходимся по комнатам, как будто решили какой-нибудь мировой вопрос. А сколько чепухи мы говорим, как глупо шутим, как радуемся! Мы высоко ценим наше остроумие.

Ведь лучше всего не большие развлечения, а маленькие. Я открыла секрет истинного счастья, и оно — в том, чтобы жить сейчас. Не жалеть о прошлом или мечтать о будущем, а брать как можно больше от этой, вот этой минуты. Как на ферме: есть экстенсивное хозяйство, есть интенсивное. Я выбираю интенсивную жизнь. Буду радоваться каждой секунде и знать, что радуюсь. Большинство людей не живет, а бежит наперегонки. Они несутся к какой-нибудь дальней цели, и так пыхтят, так задыхаются, что не замечают, как красиво и мирно вокруг. Потом они вдруг видят, что стары, изношены и совершенно безразличны к тому, достигли они цели или нет. Я же решила присесть у дороги и накопить счастья, даже если не стану великой писательницей. Видите, какой я теперь философ?

Ваша Джуди.

P.S. Сегодня всю ночь льет как из ведра, и вот и само ведро свалилось на подоконник.

Дорогой товарищ! Ура! Я — фабианка!

Это — социалист, который согласен ждать. Мы совсем не хотим, чтобы революция наступила завтра, от нее столько хлопот! Пусть приближается постепенно и приходит тогда, когда мы подготовимся как следует и сможем ее вынести.

Пока же мы должны совершенствовать промышленность, образование и сиротские приюты.

Ваша, с товарищеской любовью Джуди.

Понедельник, 3-й час ночи. 11 февраля.

Дорогой Д.Д.!

Не обижайтесь, что письмо короткое. Это не письмо, это — извещение, что я напишу длинное письмо, когда сдам экзамены. Надо не только выдержать их, но выдержать хорошо, ведь у меня стипендия!

Ваша прилежная Джуди.

5 марта.

Дорогой длинноногий дядюшка!

Сегодня проповедник говорил о том, что нынешняя молодежь очень поверхностна.

Он говорил, что мы теряем старые идеалы и не хотим серьезно трудиться на поприще науки. Особенно заметно наше падение в том, что мы не относимся с прежним уважением к власти. Мы больше не почитаем старших.

Я пришла из церкви очень серьезной.

Может быть, я и впрямь слишком фамильярна? Не должна ли я обращаться к Вам с большим почтением? Да, конечно… Тогда начинаю снова.

Глубокоуважаемый мистер Смит!

Имею честь сообщить Вам, что успешно выдержала сессию и начинаю трудиться в новом семестре. Я оставила химию, закончив курс качественным анализом, и приступила к изучению биологии, правда — не без колебаний, так как предполагаю, что нам придется препарировать червей и лягушек.

На прошлой неделе была очень интересная лекция о римских памятниках на юге Франции. Никогда не слыхала столь ясного и душеполезного изложения.

На занятиях по английской литературе мы читаем «Тинтернское аббатство» Уордсворта. Как хорошо он пишет и как пылко выражает свой пантеизм! Романтизм начала прошлого столетия (то есть — такие поэты, как Шелли, Байрон, Китс и Уордсворт) нравится мне гораздо более, чем классическая поэзия, предшествующая им.

Назад Дальше