Она обратила внимание, что глаза у него той же фактуры, что и у нее, с начисто вымытой зеленью, а рот на деле куда мягче, чем на той фотографии, — а может быть, лицо просто доросло до него за последнее время? Макушка начинала лысеть. Она подумала: наверное, оттого, что он слишком много носит шляпу. Ужасно, если вдуматься, — мужчина лысеет, а никому до этого нет дела.
— А в молодости… ты был набожным, Кит? — спросила она. — Ну, ты понимаешь, о чем я. Ты интересовался религией? Ничего, что я задаю такие вопросы?
— Да, — ответил он; взгляд все блуждал где-то далеко, и она почувствовала, что эта сосредоточенная отрешенность такая же его человеческая черта, как и его заботливость. — Да, пожалуй, был, когда был трезв.
Она внутренне передернулась:
— А ты пил?
Он кивнул:
— И все грозило кончиться совсем плохо. — Он улыбнулся и, обратив на нее взгляд серых глаз, сменил тему. — Дитя, расскажи мне про маму. Я знаю, что в последнее время тебе приходилось совсем тяжело. Я знаю, что ты многое принесла в жертву, многое вытерпела; хочу, чтобы ты знала, как я ценю твою самоотверженность. Я понимаю, Лоис, что в определенном смысле ты там трудишься за нас обоих.
У Лоис мелькнула мысль: как мало жертв она принесла; как в последнее время постоянно избегала общения с нервической, полуневменяемой матерью.
— Неправильно приносить молодость в жертву старости, Кит, — сказала она ровным голосом.
— Знаю, — вздохнул он, — и плохо, что весь груз лег на твои плечи, дитя. Мне следовало быть рядом и помогать.
Она отметила, как быстро он осмыслил ее замечание, и в тот же миг поняла, какое свойство его характера в этом проявилось. Он был милым.Мысли ее свернули на боковую дорожку, а потом она нарушила молчание неожиданной фразой.
— Милые все твердые, — сказала она вдруг.
— Что?
— Ничего, — отговорилась она смущенно. — Это я сама с собой разговаривала. Думала про одну историю… про мой спор с одним человеком по имени Фредди Кеббл.
— С братом Мори Кеббл?
— Да, — ответила она, изумленная самой мыслью, что он может быть знаком с Мори Кеббл. С другой стороны, в этом не было ничего странного. — Знаешь, несколько недель назад мы заговорили про это слово, «милый». Ну, не знаю — я сказала, что один человек, по имени Говард, один мой знакомый, он очень милый, а Фредди со мной не согласился, и тогда мы заспорили о том, что значит «милый». Он все твердил, что я имею в виду этакую мягкость и податливость, но я-то знала, что не ее, а вот что именно, не могла сказать. А теперь я поняла. Я имела в виду как раз обратное. По-настоящему милыми бывают только твердые люди — и сильные.
Кит кивнул:
— Я понимаю, о чем ты. Встречал старых священников, которые были именно такими.
— Я имею в виду молодых людей, — откликнулась она запальчиво.
— А!
Они дошли до успевшей опустеть бейсбольной площадки; он указал ей на деревянную скамью и растянулся во весь рост на траве.
— А эти молодые люди здесь счастливы, Кит?
— А по ним разве не видно, Лоис?
— Пожалуй, но эти совсем молоды — эти двое, с которыми мы сейчас разминулись, они как… они уже…
— Дали ли обет? — Он рассмеялся. — Пока нет, но дадут через месяц.
— Навсегда?
— Да, если не сломаются духовно или физически. Нашей дисциплины многие не выдерживают.
— Но они еще мальчишки. И они отказываются от всего хорошего, что есть вовне, — как и ты?
Он кивнул:
— Некоторые — да.
— Но они еще мальчишки. И они отказываются от всего хорошего, что есть вовне, — как и ты?
Он кивнул:
— Некоторые — да.
— Но, Кит, они же не понимают, что делают. Они ничего не знают о том, от чего отказываются.
— Да, пожалуй, не знают.
— Как-то это нечестно. Как будто жизнь их в самом начале очень чем-то испугала. Они все сюда попадают такими юными?
— Нет, есть и такие, что всякое повидали, да и натворили немало, — вот Реган, например.
— Мне кажется, такие больше подходят, — сказала она задумчиво. — Мужчины, знающие жизнь.
— Нет, — твердо ответил Кит. — Мне кажется, повидать жизнь — еще не значит набраться опыта, которым можно поделиться с другими. Самыми широкими взглядами, по-моему, отличаются люди, которые особенно строги к себе. А утихомирившиеся бунтари, как правило, особенно нетерпимы. Ты разве с этим не согласна, Лоис?
Она все так же задумчиво кивнула, а он продолжал:
— Мне кажется, когда один слабый человек приходит к другому, они ищут не помощи, скорее они ищут, с кем бы разделить чувство вины, Лоис. После твоего рождения, когда у мамы начались эти нервные срывы, она, помню, все ходила и плакалась некой миссис Комсток. Господи, меня от этого просто трясло. А мама, бедняжка, говорила, что ее это успокаивает. Нет, мне кажется, чтобы помочь другому, совсем не обязательно раскрывать перед ним душу. Настоящая помощь всегда приходит от того, кто сильнее тебя и кого ты уважаешь. И сочувствие таких людей особенно действенно, поскольку безлично.
— Но людям необходимо именно личное сочувствие, — возразила Лоис. — Они хотят чувствовать, что искушению подвергаются и другие.
— Лоис, в глубине души они просто хотят знать, что слабости знакомы и другим. Именно это они и называют «личным»… А здесь, в нашем старом добром монастыре, Лоис, — продолжал он с улыбкой, — привычку жалеть себя и гордыню из нас вытрясают с самого первого момента. Заставляют драить полы — и все такое. Или вот возьмем представление о том, что, дабы спасти свою жизнь, ею нужно пожертвовать. Видишь ли, мы тут считаем, что чем меньше в человеке человечности — в твоем смысле, — тем больше пользы он может принести человечеству. И этого убеждения мы придерживаемся до конца. Когда один из нас умирает, даже тогда его не возвращают родным. Его хоронят здесь, под простым деревянным крестом, рядом с тысячами таких же.
Голос его внезапно изменился, он посмотрел на нее — серые глаза вспыхнули.
— Но в самой глубине человеческого сердца сокрыты вещи, от которых не избавишься, — и одна из них состоит в том, что я ужасно люблю свою сестренку.
Повинуясь внезапному порыву, она встала на колени с ним рядом в траве, наклонилась и поцеловала его в лоб.
— В тебе есть твердость, Кит, — сказала она, — и я очень тебя за это люблю — и еще ты милый.
III
Вернувшись в залу, Лоис застала там еще полдюжины друзей Кита: был тут молодой человек по фамилии Джарвис, бледный и хрупкий с виду, — она сообразила, что это, видимо, внук ее знакомой миссис Джарвис, и мысленно сравнила этого аскета с выводком его буйных дядюшек.
Был тут и Реган — шрамы на лице, пристальный сосредоточенный взгляд: глаза его следили за ней, куда бы она ни пошла, и часто останавливались на Ките с выражением, близким к преклонению. Теперь она поняла, что Кит имел в виду под словами «с таким не страшно вместе идти в бой».
«Ему бы в миссионеры, — мелькнула мысль, — в Китай или еще куда».
— Пусть сестра Кита покажет, как танцуют шимми, — попросил один из молодых людей, широко улыбаясь.