— Возможно, причина в том, что этот человек, хорош он или плох, — единственный из моих знакомых, кто наделен воображением и имеет смелость придерживаться собственных принципов. Возможно, причина в том, что я смогу наконец избавиться от желторотых юнцов, которые не находят ничего лучше, чем таскаться за мной по всей стране. А пресловутый русский браслет пусть тебя не волнует. В Палм-Бич эта вещица будет подарена мне — если, конечно, ты проявишь хоть каплю здравого смысла.
— А как же та рыжеволосая?
— Он уже полгода с ней не встречается! — гневно выпалила Ардита. — Не думаешь ли ты, что я бы такое стерпела? Черт возьми, неужели до тебя еще не дошло, что я могу из мужчин веревки вить?
Вздернув подбородок, она сделалась похожей на статую «Мятежная Франция»,
Шмяк! Половинка лимона угодила ему в шею. Одновременно с другого борта доложили:
— Шлюпка готова, мистер Фарнэм.
Переполняемый гневом и недосказанностью, мистер Фарнэм испепелил взглядом племянницу и, отвернувшись, начал быстро спускаться по трапу.
Внезапно дирижер устремил взгляд на Ардиту: она свесилась через борт, одержимая любопытством. По мановению палочки песня смолкла. Тут Ардита заметила, что на этом суденышке дирижер — единственный белый человек: на веслах сидела шестерка чернокожих.
— Приветствуем «Нарцисс»! — уважительно поздоровался он.
— Что за вопли? — живо откликнулась Ардита. — Заплыв на ялах для умственно отсталых?
Лодка уже притерлась к борту, и сидевший на носу верзила обернулся, чтобы ухватиться за веревочный трап. Дирижер оставил свой пост на корме; не успела Ардита сообразить, что к чему, как он взлетел по трапу и, переводя дыхание, застыл на палубе.
— Женщин и детей не трогать! — отрывисто скомандовал он.
— Женщин и детей не трогать! — отрывисто скомандовал он. — Орущих младенцев — за борт, мужчин — в кандалы!
От волнения сунув кулачки в карманы платья, Ардита лишилась дара речи.
Перед ней стоял молодой человек с презрительным изгибом губ и голубыми, по-детски ясными глазами на загорелом чутком лице. Иссиня-черные от влаги кудри наводили на мысль о потемневшем изваянии греческого бога. Ладно сложенный, ладно одетый, подтянутый, он смахивал на стремительного нападающего футбольной команды.
— Обалдеть! — вырвалось у нее помимо воли.
У обоих глаза сверкнули холодом.
— Вы капитулируете?
— Упражняетесь в остроумии? — вспылила Ардита. — Вы что, не в себе? Или у вас обряд посвящения в братство?
— Я спрашиваю: вы капитулируете?
— Мне казалось, у нас в стране сухой закон, — пренебрежительно заметила Ардита. — Что вы пили — лак для ногтей? Убирайтесь подобру-поздорову!
— Что-что? — Он не поверил своим ушам.
— Что слышали! Убирайтесь прочь!
Он ненадолго задержал на ней взгляд, будто обдумывая ее слова.
— Еще чего, — выговорили его презрительные губы, — я отсюда ни ногой. Сами убирайтесь, коли есть желание.
Подойдя к борту, он отдал краткий приказ; вся команда без промедления вскарабкалась по веревочному трапу и выстроилась в шеренгу: угольно-черный верзила на правом фланге, коротышка-мулат — на левом.
Форма одежды на первый взгляд была у них примерно одинакова: какие-то голубые робы с бахромой из пыли, глины и лохмотьев; у каждого за спиной болталась небольшая, но, похоже, увесистая белая котомка; под мышкой каждый держал громоздкий черный футляр, в каких носят музыкальные инструменты.
— Смир-р-но! — скомандовал главный, браво щелкнув каблуками. — Направо равняйсь! Вольно! Бейб, выйти из строя!
Смуглый коротышка сделал шаг вперед и козырнул:
— Йес-сэр.
— Слушай мою команду: спуститься в кубрик, экипаж обезвредить, всех связать, кроме судового механика. Этого доставить ко мне. Да, вещмешки сложить вдоль борта.
— Йес-сэр.
Бейб снова взял под козырек и жестом подозвал к себе остальных. После краткого приглушенного совещания они по одному бесшумно спустились в сходной люк.
— Итак, — бодро заговорил командир, обращаясь к Ардите, которая в бессильном молчании созерцала последнюю сцену, — если ты поклянешься своей честью — видимо, честь эмансипированной девицы стоит не слишком дорого, — что будешь двое суток держать свой острый язычок за зубами, то пересядешь в нашу лодку и начнешь грести к берегу.
— А если нет?
— А если нет — наймешься на какую-нибудь посудину и уйдешь в море.
С легким вздохом облегчения, как будто миновав опасный рубеж, молодой человек опустился на канапе, где совсем недавно нежилась Ардита, и вальяжно потянулся. Уголки его рта оценивающе поползли вверх, когда он стал разглядывать броский полосатый тент, надраенную латунь, дорогую обшивку. Взгляд его упал на книгу, потом на безжизненный лимон.
— Угу, — хмыкнул он. — Джексон Каменная Стена [3]утверждал, что лимон прочищает мозги. Надеюсь, у тебя мозги прочистились?
Ардита не снизошла до ответной колкости.
— Потому что тебе дается ровно пять минут, чтобы принять однозначное решение: уйти или остаться.
Из любопытства он раскрыл поднятую с палубы книгу:
— «Восстание ангелов». Занятно. Неужели французский роман? — В его взгляде появился новый интерес.