– Не получится. Никак не получится. У меня ланч.
– Месье, конечно же, позволит мне оплатить его нерабочее время…
– Другое дело, – с чувством воскликнул агент. – Месье понимает, что после войны все изменилось, и человеку надо что-то кушать.
– Ну, конечно.
Расшатанная повозка покатила мимо синих, как цветок артишока, полей, словно вобравших в себя всю энергию солнца, мимо длинных грядок с овощами, напоминавшими блестящие субмарины. На равнине то тут, то там попадались зонтичные сосны, жаркая ослепительная дорога вилась вплоть до самого моря. Волны были похожи на стружку, устлавшую пол в мастерской солнца.
– Вот она! – гордо прокудахтал агент.
Вилла «Голубой лотос» стояла на красной глине, где не росло ни одного дерева. Открыв дверь, Алабама и Дэвид ступили в прохладный холл.
– Здесь хозяйская спальня.
На огромной кровати лежали пижама из ткани, окрашенной вручную, из батика, и складчатая ночная рубашка от картезианских монахинь.
– Меня поражает несуетливость здешней жизни, – сказала Алабама. – День и ночь – сутки прочь.
– Жаль, у нас не получается так жить.
– Надо посмотреть, что тут с водой.
– Мадам, водопровод в полном порядке. Смотрите.
Тяжелая резная дверь вела в копенгагенскую ванную комнату с синими хризантемами, ползущими вверх, в бреду, будто опьяненными опиумом. На стенах были разноцветные плитки с нормандскими рыбаками, ловящими рыбу. Алабама проверила медный кран, предназначенный для работы в этом фантастическом уголке.
– Не работает.
Агент поднял брови, словно Будда.
– Неужели? Наверно, потому что у нас давно не было дождя! Иногда такое случается, если не идет дождь.
– А что вы делаете, если дождя нет все лето? – спросил заинтригованный Дэвид.
– Рано или поздно, месье, дождь все равно идет, – весело ответил агент.
– И все же?
– Месье шутит.
– Нам нужно что-нибудь более цивилизованное.
– Надо ехать в Канны, – сказала Алабама.
– Поеду первым же поездом, когда вернемся обратно.
Дэвид позвонил из Сен-Рафаэля.
– Тут есть дом за шестьдесят долларов в месяц – с садом, с водой, с кухней и великолепным видом из купола. Крыша из металла, видно, авиационного. Буду завтра утром. И можем сразу переезжать.
День одел их в солнечные доспехи. Лимузин, который они наняли, был полон воспоминаний о прошлом. Смотреть из окошка мешали бумажные кубистические настурции, поблекшие в треугольнике окошка.
– Едем, едем, почему машинка не едет? – кричала Бонни.
– Потому что золотые палочки надо положить сюда, а твой мольберт, Дэвид, вон туда.
– Там-там-там, – бубнила Бонни, радуясь поездке. – Хорошо-хорошо-хорошо.
Лето проложило путь в их сердца, ласково напевая им, пока они ехали по неровной дороге. Оглядываясь на прошлое, Алабама не могла отыскать там серьезных потрясений, хотя темп тогдашней жизни создавал иллюзию, будто это было сплошное сумасшествие. В счастливом недоумении Алабама пыталась понять, зачем им понадобилось уезжать из дома.
Июль. Три часа дня. Няня тихонько вспоминала Англию, оказавшись на высоких горах, в арендованных автомобилях и в прочих непривычных обстоятельствах, на белых дорогах и среди сосен – жизнь тихонько пела ей колыбельную. И все-таки жить прекрасно.
Вилла «Les Rossignols»
[41]находилась не на самом берегу. Аромат цветов табака пропитывал выцветший голубой атлас в апартаментах Людовика XV; деревянная кукушка возмущалась мрачным видом дубовой столовой; сосновые иголки ковром устилали синие и белые плитки на балконе; петунии ласково льнули к балюстраде.
Аромат цветов табака пропитывал выцветший голубой атлас в апартаментах Людовика XV; деревянная кукушка возмущалась мрачным видом дубовой столовой; сосновые иголки ковром устилали синие и белые плитки на балконе; петунии ласково льнули к балюстраде. Засыпанная гравием подъездная аллея огибала ствол гигантской пальмы, в трещинах которого росла герань, и заканчивалась возле увитой красными розами беседки. Кремовые стены дома с покрашенными окнами как будто потягивались и зевали под золотым потоком предвечернего солнца.
– Это беседка, – по-хозяйски объяснял Дэвид. – Построена из бамбука. А вся вилла выглядит так, словно к ней приложил руку Гоген.
– Прекрасно. Как ты думаешь, тут в самом деле есть rossignols?
– В самом деле – каждый вечер с тостом на ужин.
– Commeçа, Monsieur, commeçа
[42], – в восторге пропела Бонни.
– Ты только послушай, она уже заговорила по-французски!
– Франция великолепна, просто великолепна. Правда, няня?
– Я прожила тут двадцать лет, мистер Найт, но так и не научилась понимать здешних людей. Да и времени у меня не было, чтобы учить французский, ведь я жила в аристократических семьях.
– Ну да, – многозначительно отозвался Дэвид.
Что бы няня ни произносила, это звучало как искусно отработанная выдумка.
– Там на кухне тоже аристократки, видимо, подарок от агента, – сказала Алабама.
– Это три могущественные сестры. Возможно даже, три парки, кто знает?
Сквозь густую листву доносилось бормотание Бонни, вдруг перешедшее в восторженный вопль.
– Купаться! – кричала она. – Сейчас купаться!
– Она бросила куклу в пруд с золотыми рыбками, – разволновалась няня. – Плохая Бонни! Так обойтись с маленькой Златовлаской.
– Ее зовут «Commeça», – заявила Бонни. – Смотри, она купается.
Куклу было едва видно под толщей стоячей зеленой воды.
– Ах, мы будем очень счастливы вдали от всех несуразностей, которые почти одолели нас, однако не одолели, так как мы оказались умнее!
Обняв жену за талию, Дэвид внес ее через огромное окно в их новый дом и поставил на плиточный пол. Алабама успела разглядеть расписной потолок. Среди гирлянд из вьюнков и роз резвились пастельные купидончики, раздутые так, словно у них была базедова болезнь или что-нибудь похуже.
– Думаешь, нам в самом деле будет тут хорошо? – недоверчиво спросила Алабама.
– Мы попали в рай, во всяком случае, ближе мы еще никогда не были, и это живописное доказательство моей правоты, – ответил Дэвид, проследив за взглядом жены.
– Знаешь, когда я думаю о соловьях, то всегда вспоминаю «Декамерон». Дикси прятала книжку в верхнем ящике. Забавно, какие возникают ассоциации.
– Да уж! Людям не дано переключаться с одного на другое, насколько я понимаю, не прихватив с собой что-нибудь из прежней жизни.
– Только не нашу неугомонность – на сей раз.
– Нам надо обзавестись автомобилем, чтобы ездить к морю.
– Обязательно. Но завтра мы поедем на такси.
Утро было солнечное и жаркое. Местный садовник делал вид, будто бережет их сон, лениво таща грабли по гравиевой дороге. Горничная накрыла завтрак на балконе.
– Закажи нам такси, о дочь этой цветочной республики!
Дэвид радовался как ребенок. Алабама, объятая утренней ленцой, думала, что совсем необязательно разводить такую бурную деятельность перед завтраком.
– И еще, Алабама, до сих пор нам не приходилось иметь дело с таким мощным и уверенным в себе гением, какой проявится в будущих полотнах Дэвида Найта! Каждый день, поплавав в море, художник принимается за работу и творит до четырех часов, после чего в следующем купании освежает свое самодовольство.