Проверяя расчет с Иоахимом, Ганс Касторп не нашел никаких поводов для возражений.
- Правда, медицинской помощью я не пользуюсь, - сказал он, - но это уж мое дело; она включена в стоимость пансиона, и я не могу требовать,
чтобы они ее вычли; да и как это сделать? На дезинфекции они, конечно, наживаются, никогда не поверю, чтобы, выкуривая американку, они
истратили Н2СО на десять франков. Но, в общем, должен признать, все это обходится скорее дешево, чем дорого, особенно при том, что они за
эти деньги дают пациентам.
Итак, перед вторым завтраком двоюродные братья отправились в контору, чтобы заплатить по счету.
Контора помещалась в нижнем этаже. Они прошли вестибюль, миновали гардеробную, кухню, служебные помещения и, свернув в коридор, легко
нашли ее, тем более что на двери висела фарфоровая табличка с надписью. И тут Ганс Касторп не без интереса заглянул в коммерческий центр
управления таким предприятием, как санаторий "Берггоф". Это была настоящая маленькая канцелярия: стучала машинистка, трое служащих
сутулились над бумагами, а в соседней комнате, у отдельного застекленного стола, сидело, видимо, более важное лицо, не то управляющий, не
то директор, он только поглядывал сквозь монокль холодно-деловитым и испытующим взглядом на клиентов. Пока с молодыми людьми рассчитывались
у окошечка кассы, давали сдачу, инкассировали, выписывали квитанции, они молчали и держались строго и скромно, даже подобострастно, как и
подобает молодым немцам, которые привыкли переносить свое уважение к чиновнику и канцелярии на каждую служебную комнату и каждую конторскую
чернильницу; однако выйдя оттуда, по дороге в столовую, да и в течение всего дня они то и дело возвращались к порядкам в Берггофском
санатории, причем Иоахим в качестве давнего и многоопытного его обитателя должен был отвечать на вопросы двоюродного брата.
Как выяснилось, гофрат Беренс не был ни владельцем, ни хозяином санатория - хотя и могло сложиться такое впечатление. Над ним и за ним
стояли незримые силы - наблюдательный совет, акционерное общество, и лишь контора являлась выражением их деятельности. Принадлежать к ним
было, видимо, весьма неплохо, ибо, по авторитетному утверждению Иоахима, несмотря на высокие оклады врачей и самые либеральные принципы
хозяйствования, общество каждый год выдавало своим членам весьма солидные дивиденды. Таким образом, гофрат не был самостоятельным
человеком, а всего лишь агентом, чиновником, представителем этих высших сил, - правда, первым и верховным, душою дела, он оказывал решающее
влияние на всю его организацию, не исключая управления, хотя как главный врач, конечно, стоял над коммерческой стороной предприятия.
Говорили, что он родом из северо-западной Германии и уже много лет назад занял место главного врача, занял против воли и вопреки своим
жизненным планам: сюда наверх его привела болезнь жены, чьи останки уже давно покоились на сельском кладбище, которое живописно раскинулось
по правому склону над деревней Давос, ближе к выходу из долины. Жена Беренса была прелестная женщина, но болезненного вида, с запавшими
глазами - по крайней мере судя по фотографиям, расставленным повсюду в его казенной квартире, а также по написанным маслом портретам,
висевшим на стенах и сделанным его собственной рукой художника-любителя. Она подарила ему двух детей - сына и дочь, - а затем ее легкое,
охваченное жаром тело было поднято в эту местность, и за несколько месяцев его силы окончательно истощились и иссякли. Рассказывают, что у
Беренса, который ее обожал и был сражен этим ударом, даже появились странности: временами на него находили приступы задумчивости, идя по
улице, он начинал хихикать, жестикулировать и говорить с самим собой, привлекая внимание прохожих.
Рассказывают, что у
Беренса, который ее обожал и был сражен этим ударом, даже появились странности: временами на него находили приступы задумчивости, идя по
улице, он начинал хихикать, жестикулировать и говорить с самим собой, привлекая внимание прохожих. После смерти жены он не вернулся туда,
где жил раньше, а остался в Давосе, - вероятно, еще и потому, что не хотел разлучаться с ее могилой; однако решающей оказалась менее
сентиментальная причина: он сам сильно сдал и, как специалист, находил, что его место здесь. Поэтому-то он и поселился окончательно в этих
местах, присоединившись к тем врачам, которые являются для пациентов, находящихся под их наблюдением, как бы товарищами по несчастью, ибо
одни врачи, будучи здоровы, борются с болезнью как бы с независимых позиций своей незатронутости, другие сами отмечены ею; это особый,
однако далеко не редкий случай, имеющий и свои преимущества, и свои трудности. Разумеется, товарищество врача и больного надо
приветствовать, и недаром говорится, что только больной может быть наставником и целителем больного. Но способен ли по-настоящему, духовно
управлять какой-либо силой тот, кто принадлежит к ее рабам? Может ли освободиться тот, кто сам находится в подчинении? Для обычного
человеческого восприятия больной врач остается парадоксом и загадочным явлением. Быть может, знание данной болезни изнутри, в результате
личного опыта не столько обогащает, сколько затуманивает и сбивает с толку? Такой врач не способен смотреть болезни в глаза ясным взором
противника, решительно стать на чью-либо сторону - он связан; поэтому следует спросить со всей необходимой осторожностью, может ли тот, кто
принадлежит к миру больных, быть заинтересован в исцелении или хотя бы оберегании других в том же смысле, как и человек здоровый?..
Этими сомнениями и домыслами Ганс Касторп и поделился с Иоахимом, когда они болтали о санатории "Берггоф" и его медицинском руководителе.
Но Иоахим возразил, что совершенно неизвестно, продолжает ли гофрат Беренс и теперь быть пациентом, - вероятно, он уже выздоровел совсем.
Начал он здесь практиковать давным-давно, некоторое время работал самостоятельно и очень быстро создал себе имя как чуткий диагност и
специалист по пневмотораксу. Потом его завербовал "Берггоф", учреждение, с которым он связан уже почти целое десятилетие... Вон там, в
конце северо-западного флигеля, находится его квартира (доктор Кроковский тоже живет неподалеку); старшая сестра, происходящая из
старинного рода, о которой столь насмешливо отзывался Сеттембрини, - Ганс Касторп видел ее до сих пор только мельком, - ведет несложное
хозяйство вдовца. А вообще - гофрат одинок, его сын учится в германских университетах, дочь уже замужем за адвокатом, они живут во
французской Швейцарии. Иногда молодой Беренс приезжает на каникулы; за время, что Иоахим здесь, он был один раз: и санаторские дамы ужасно
разволновались, температуры подскочили, в галереях для лежания пошли всякие споры и ссоры, на приеме у Кроковского число больных
значительно увеличилось.
Ассистенту отвели для приема особую комнату; эта комната, так же как большой кабинет для обследования, лаборатория, операционная и
рентгеновский кабинет, помещалась в хорошо освещенном подвальном этаже санатория. Мы называем его подвальным, так как благодаря каменной
лестнице, которая вела туда с первого этажа, действительно казалось, что спускаешься в какой-то подвал, однако это была чистейшая иллюзия.
Во-первых, потому, что первый этаж был поднят довольно высоко, во-вторых, все здание стояло на крутом склоне горы, и так называемые
"подвальные" помещения выходили окнами в сад и на долину, - обстоятельство, в силу которого лестница теряла свой смысл и назначение.