Мисс Корделия Престон, красивая стареющая актриса, оставшись без работы, страшится возвращения к нищенской жизни и решает предстать в глазах окружающих знатоком искусства гипноза.
Украшенный зеркалами и красными бархатными цветами подвальчик в Блумсбери, где слабо мерцают свечи, - ее новое царство. Но успех хрупок, когда тебя может настигнуть прошлое, полное тайн…
Содержание:
Слова признательности 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - 1838 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 42
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 61
Барбара Эвинг
Гипнотизер
Посвящается Чаду и Кэт
Слова признательности
Особая благодарность доктору Бобу Ладжу из Регионального оклендского Центра помощи в Новой Зеландии - за увлекательные обсуждения гипнотизма и природы боли; а также Саймону О'Харе в Лондоне - за весьма полезные беседы на тему истории криминалистики.
Я помню некую миссис Престон из Блумсбери… которая недавно умерла. Она довольно долго практиковала гипноз; и я припоминаю, что около двадцати лет назад множество людей стремилось попасть к гипнотизеру в Кеннингтоне…
Профессор Джон Эллиотсон.
Физиология человека,
1835 год, том 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1838
Глава первая
В воздухе прокатился раскат грома.
Однако звук доносился не с небес, это управляющий проверял лист железа: насколько похож его звук на настоящий гром, - если бы сценическому грому недоставало величественного рокота, весь эффект от представления был бы потерян.
Мисс Корделия Престон, плотнее закутавшись в плащ от холода, стояла, прислонившись к плохо покрашенной и как-то жалко выглядевшей декорации стены замка, который даже при бурной игре воображения трудно было назвать величественным.
- Этот толстый управляющий - просто исчадие ада, - сердито пробормотала она, обращаясь к миссис Амариллис Спунс, сидевшей на квадратном пне.
Пустой театр, где каждый звук отдавался эхом, пропах маслом от ламп, свечной гарью и пылью; к этим запахам примешивался "аромат", оставленный вчерашней публикой да и, наверное, самими актерами. Огни рампы были приглушены, а лампы с помощью маленьких колесиков опустили так, чтобы фитили было легче подрезать; свечи тускло освещали сцену, погруженную в мерцание. Замерзшие актеры то и дело потирали руки. При каждом выдохе в воздух взлетало небольшое туманное облачко пара. Корделия Престон и Амариллис Спунс, втроем с тещей управляющего играющие в спектакле роли поющих ведьм, должны были из собственного скудного жалованья сделать себе прическу, купить костюмы, пудру и грим, а еще питаться, платить за жилье и переезды. Управляющий вызвал актеров сегодня с самого утра: стоя у края тускло освещенной сцены и покачиваясь на пятках, он возвестил, что намерен снова урезать им жалованье.
- Публике больше не интересны актеры, - громогласно изрек управляющий, завершая свою речь, и Корделия, вспыхнув от гнева, с наслаждением представила себе, как было бы здорово столкнуть этого хама в зрительный зал. - В наше время публика жаждет зрелища! И под ним следует понимать не жалкую игру второсортных актеров, появляющихся на сцене на заезженной кляче! Я выписал слона, его привезут уже завтра, так что в следующем месяце я гарантирую публике великое представление.
С этими словами он прекратил раскачиваться и внезапно исчез во мраке театра.
"Второсортные актеры? Слон в "Макбете"?" Ведущий актер мистер Джордж Трифон стоял в центре сцены униженный и, дрожа от ярости, с изумлением глядел на деньги, которые держал в руках. Актриса, исполнявшая леди Макбет, огласив сцену громкими рыданиями, умчалась прочь. Остальные актеры, собравшись небольшими группами, стояли, кутаясь в плащи, и тихо жаловались друг другу: конец зимы, никаких признаков наступления долгожданной весны… Застыв в театральной позе и словно слившись с декорациями, изображавшими Великий Лес (их еще не убрали после вчерашнего вечернего представления), мистер Трифон и острые ветки Леса отбрасывали длинные причудливые тени. Амариллис Спунс заметила, что выхваченная огнем свечей Корделия Престон, стоявшая у крашеной стены замка, выглядела рассерженной, но такой же прекрасной, как всегда: необычно белая прядь ее волос казалась мерцающим холодным огнем в переливчатом мраке теней.
Ответственный за реквизит прошествовал по сцене, держа в руках большие оловянные блюда и бокалы, предназначенные для сцены пира: если он и был больше других осведомлен о грядущем появлении слона в спектакле, то не подал вида. Его шаги гулко прозвучали за кулисами.
Голос мистера Трифона (он ничего не мог с этим поделать) прокатился по пустому залу, наполняя собой даже галерку, - актер виртуозно управлял тембром.
- Слон в произведении Шекспира! О, почему я не выбрал себе более достойного ремесла? Этот управляющий просто ничтожество. Он больше платит на сцене лошадям, чем актерам моего ранга.
Реквизитор снова прошел на сцену, все так же храня молчание: за его спиной, словно горб, вырос котел, над которым предстояло колдовать ведьмам.
- Между прочим, я слышал из очень надежных источников, что завтра, как только прибудет слон, всех немолодых леди… - мистер Трифон бросил неприязненный взгляд через сцену, - попросят покинуть труппу. Публике не нравится смотреть на старух.
Корделия Престон и Амариллис Спунс обменялись взглядами: упоминание о "немолодых леди" относилось к ним (хотя обе были немного моложе самого мистера Трифона), и не им было судить, почему слон может заменить поющих ведьм в "Макбете" (впрочем, это был уже третий вариант постановки, так что всего можно было ожидать). У них едва ли хватило бы денег, чтобы добраться домой. Однако подобные повороты судьбы уже случались сотни раз: на случай вот таких непредвиденных обстоятельств они обе держали деньги под деревянным полом в лондонской квартирке и сейчас быстро подсчитывали в уме свои запасы.
Актеры внезапно рассеялись по сцене, услышав откуда-то снизу громкий предупреждающий крик: раздался скрип колес, и крашеные деревянные ветки Великого Леса разъехались в разные стороны сцены, до следующей кульминации готовящегося представления. Между движущимися декорациями деревьев появился реквизитор. В руках у него был таз с красной жидкостью: кровью на руках Макбетов, которые каждый вечер совершали свои расписанные в сценарии убийства.
Их поселили в грязных холодных комнатах, которые были частью какой-то пристройки неподалеку от Гилфорда. Актеры, рассевшись по углам, мрачно пили дешевый виски в ожидании вечернего спектакля. Корделия Престон поджаривала на огне хлеб. Амариллис Спунс с траурным видом съела два яблока. Они знали, что не стоило отправляться на эти гастроли; им были известны все минусы подобного предприятия: самое низкое жалованье, представления в самых плохих театрах. Но миссис Престон и миссис Спунс уже давно отметили свое сорокалетие, что автоматически переводило их как актрис в разряд "старух" (как злобно выразился мистер Трифон), и им нужны были деньги.
- Да, этот толстый управляющий - сущее исчадие ада, - сказала Рилли Спунс.
В тот вечер красные полотнища занавеса раскрылись, как обычно, с опозданием, под улюлюканье и топот нетерпеливой публики. Свет рампы был приглушен, и сцена медленно погрузилась в темноту. Поющие ведьмы (управляющий утверждал, что зрителям непременно хочется пения) показались на сцене подобно привидениям, а позади их тотчас взвились клубы дыма. Теща управляющего закашлялась, и управляющий начал энергично трясти железным листом, чтобы вызвать эффект грозы (и скрыть кашель одной из ведьм). Несмотря на все это (и даже на мнимую нелюбовь к старым леди), появление из полумрака трех героинь, склоненных над котлом, заставило зрителей затаить дыхание, когда в тишине раздались знакомые слова ведьм:
Первая ведьма.
Когда средь молний, в дождь и гром
Мы вновь увидимся втроем?Вторая ведьма.
Когда один из воевод
Другого в битве разобьет.Третья ведьма.
Заря решит ее исход.Первая ведьма.
Где нам сойтись?Вторая ведьма.
На пустыре.Третья ведьма.
Макбет там будет к той поре.Первая ведьма.
Мурлычет кот, зовет. Иду!Третья ведьма.
Зов жабы слышу я в пруду.Все вместе.
Зло есть добро, добро есть зло.
Летим, вскочив на помело!
По задуманному сценарию спектакля Макбет прибывал на сцену верхом на лошади, и, даже если это была жалкая кляча, публика радостно приветствовала героя. Однако то были единственные аплодисменты за вечер. Вскоре лошадь исчезла, но мистер Трифон остался, решив не давать зрителям никакого перерыва. Макбет в исполнении мистера Трифона любил паузы, которые сегодня вечером были особенно длительными; разочарование и скука все больше охватывали публику. Волшебство исчезало, уступая место пыли сцены, копоти масляных ламп, запаху гусиного жира и тяжелому духу самих зрителей: народу хотелось действия, еще более густой дымовой завесы, лошадей, звука барабанной дроби и двигающихся декораций. Представление достигло кульминации, и мистер Трифон, театрально устремив глаза к небу, застыл, выдерживая очередную паузу. Из кабинки суфлера донесся громкий шепот: "Что жизнь? Лишь тень…", и мистер Трифон бросил уничтожающий взгляд на суфлера, который всего лишь хотел помочь звезде.
Добро б удар, и делу бы конец,
И с плеч долой! Минуты бы не медлил.
Когда б вся трудность заключалась в том,
Чтоб скрыть следы и чтоб достичь удачи,
Я б здесь, на этой отмели времен,
Пожертвовал загробным воздаяньем.
Но нас возмездье ждет…
На сцену приземлился огрызок яблока.
- Тебя возмездье ждет и на земле! Бездарность, вон со сцены! - закричал кто-то с галерки.
- Продолжай! - крикнул другой. - Это сказка, рассказанная глупцом. Ничтожеством, таким, как ты!
- Ах ты, старое пугало! - громко отозвался первый. - Тебе хочется продолжения? Да ты просто древняя развалина!
Великий Лес волшебным образом явился на сцене, но мистер Трифон, чей проникновенный монолог был закончен за него, внезапно взорвался. Он прыгнул вниз на зрителей ("Довольно опасно в его возрасте", - прошептала Корделия из глубины сцены) и напал на своих мучителей с кулаками. Народ засвистел от восторга, и к потасовке присоединились другие актеры и часть зала. Началось настоящее представление. Корделия Престон и Амариллис Спунс переглянулись. "Без работы, замерзая на холоде и никаких признаков весны впереди". Они пожали плечами. Затем Корделия указала на стол реквизитора и задула свечи. Она с Рилли подхватили большой таз с кровью и опрокинули его на копошащихся в полусвете актеров и зрителей, - переливающаяся блеском жидкость разлилась, как нескончаемый поток крови. Затем, не снимая костюмов колдуний (в конце концов, костюмы принадлежали им), потому что появиться вечером на улице в костюме леди было гораздо опаснее, они тихо собрали свои вещи и исчезли.
Со стороны это выглядело весьма странно: две фигуры в нелепых одеяниях, упорно бредущие в морозной тьме по направлению к лондонской дороге; две старые подруги, две актрисы средних лет, без работы, среди холодного февраля.
- О, если бы моя бедная покойная матушка видела меня сейчас! - воскликнула Корделия. - Как бы она меня поняла!
- Если бы моя матушка, которая жива и невредима, видела меня сейчас, - ответила ей Рилли, - она ничего не поняла бы.
Их тихий смех легким эхом разлетелся в ночи. Обеим женщинам была понятна эта шутка - мать Рилли была не в себе.
Когда средь молний, в дождь и гром
Мы вновь увидимся втроем?
Они пели всю дорогу, чтобы не упасть духом и отпугнуть разбойников с большой дороги. Корделии показалось, что где-то вдалеке она услышала зов смеющихся духов своей матери и тети, которые шептали ей сквозь ночь, как и прежде, что надо продолжать путь, чего бы это ни стоило, надо вынести удары судьбы и двигаться вперед.
Глава вторая
Спустя несколько вечеров мисс Корделия Престон (хотя она неизменно представлялась на театральных афишах, как того требовали правила для старших актрис, миссис Престон, Корделия не была замужем) сидела в подвальчике на Литтл-Рассел-стрит в Блумсбери, погрузившись в полудрему, все еще уставшая после утомительно долгого перехода домой из Гилфорда, и потягивала портвейн.
Она не задернула штор: чтобы заглянуть к ней в подвал, людям пришлось бы изловчиться и стать на четвереньки. Она видела ноги прохожих и слышала звук их шагов (сегодня и каждый день): топот сапог, стук каблучков и глухое шарканье грязных ног. В этот час прохожих стало заметно меньше. Соседский кот, выхваченный светом уличного фонаря, выгнув спину, словно знак вопроса, застыл на ступеньках, ведущих в подвальчик. Мать Корделии умерла, когда девочке было десять лет, и Корделия жила в подвальчике со своей тетей Хестер. Покидая этот мир, тетя Хестер напутствовала племянницу такими словами: "Это твой дом, моя девочка, держись за него и вовремя вноси плату. И, когда меня не станет, не убирай мои звезды - они присмотрят за тобой".
И Корделия оставила сияющие звезды на потолке (они были сделаны из дешевой бижутерии и стекла, покрытого краской) и вовремя вносила плату. Она не тронула и зеркал, в которых отражались звезды, и зачитанных книг по гипнозу и френологии, занимавших угловую полку, и белую мраморную голову, исписанную цифрами. Она называла ее Альфонсо, потому что мать Корделии однажды выступала в спектакле, где играл лысый герой по имени Альфонсо.
Корделия запомнила все цифры благодаря голове Альфонсо: 1, 2, 3 на затылке, 14 - на макушке; Альфонсо был ее другом, и она иногда украшала его красными бархатными цветами. Мраморная голова, испещренная цифрами, - возможно, странная игрушка для маленькой девочки, но людей театра, привыкших к тысячам странностей, трудно удивить: они проживали каждый вечер в окружении восковых яблок, тазов с бутафорской кровью, черепов, живых голубей, мертвых оленей и книг без страниц внутри.
Возможно, ее мать и тетя были мертвы, но вместе с Альфонсо, со звездами, зеркалами, красными бархатными цветами и прочими мелочами, украденными матерью Корделии из театра, два духа навсегда поселились здесь: Кити и Хестер.
Шаги с улицы приближались к ее двери: короткий стук, и вот Рилли Спунс уже появилась на пороге, чтобы пропустить с ней бокал-другой. Конечно, они любили засиживаться допоздна, на то они и актрисы.
- Как твои ноги, Корди?
- Так же, как и твои.
- Давай отправимся к миссис Фортуне, - предложила Рилли, - так, на всякий случай, чтобы узнать, что происходит.
- По крайней мере, не будем играть вместе со слоном, - мрачно заметила Корделия.
- Хотя это того стоило…
Они обе рассмеялись, вспоминая ошарашенные лица зрителей и актеров, на которых пролилась красная краска. Корделия закрыла бутылку и передала ее подруге, затем отправилась за другим бокалом, уже не смеясь.
- Ну а теперь нам, конечно, надо отправиться в "Овечку" к мистеру Кеннету или мистеру Турнору, чтобы они подыскали нам что-нибудь такое же плохое. О Рилли, черт побери, как же я устала от всего этого! Мне надоело упаковывать костюмы и грим, чтобы и в холод, и в дождь или под палящим солнцем отправляться в путь по этим ужасным проселочным дорогам. Я в пути с тех самых пор, как появилась на свет, и уже сыта этим по горло!
- Я нашла кое-что интересное в газетах, - сообщила Рилли Спунс, не замечая плохого настроения Корделии. - Ты помнишь свою тетю Хестер и гипноз, который она применяла? В новой больнице при университете идет лекция. Посмотри, я вырвала это объявление из газеты.
У Рилли все еще был очень милый голос. Прищурив глаза, она подошла ближе к свету и начала читать, театрально интонируя текст:
"Гипномания разделила город! Вашему вниманию предлагаются эксперименты с применением гипноза в больнице при университете. Профессор Эллиотсон демонстрирует чудеса гипноза на двух пациентах-добровольцах, сестрах Окей из Ирландии…" Видишь, Корди, ирландцы, они не такие, как мы. "…чтобы выявить эффект гипноза и его очевидную пользу для пациентов больницы". Давай отправимся завтра на эту лекцию, Корди. Это немного приободрит тебя и напомнит о дорогой тетушке Хестер…
(С Корделией следовало быть очень осторожной при упоминании ее полного призраков прошлого; например, ни под каким предлогом нельзя было произносить слово "брак", однако тетушка Хестер была вполне безопасной темой.)
- Мы отправимся утром после Бау-стрит.
Корделия все еще была погружена в свои невеселые мысли.
- Ну же, Корди, нам сорок пять лет, так неужели мы сдадимся после стольких испытаний!
Наконец улыбка озарила лицо Корделии: то ли ее верная подруга была причиной этого, то ли портвейн, то ли воспоминания о тетушке Хестер, но настроение Корделии значительно улучшилось. Они снова начали смеяться, пересказывая друг другу подробности потасовки в театре и вспоминая мистера Трифона, зрителей и бутафорскую кровь. Затем подруги сели вместе, держа в руках бокалы, и спели свой последний номер. Они чудесно пели, и звуки их голосов поднимались от освещенного окна все выше, под самое ночное небо.
Макс Велтон, как герой,
Предстал он перед Энни-Лори,
Словно усыпанный рассветною росой.
И вот она не устояла,
И обещание любить меня дала,
И слово крепкое свое сдержала.
И мне теперь для Энни-Лори
Большого мира будет мало.
- Вот интересно, кто такой этот Макс Велтон? - одновременно протянули Корделия Престон и Рилли Спунс.