– Этого я не знаю… – пробормотал Бергер, разглядывая свой рисунок.
– Я должна вам объяснить, почему согласилась, чтобы вы меня оперировали, и даже не стала консультироваться с другим специалистом. Потому что вы не пытаетесь быть любезным, не отягощаете себя ложью и ненужной предупредительностью. Если вы отвечаете, что не знаете, значит, вы очень обеспокоены.
Бергер переглянулся с Джошем и понял, что надо говорить правду.
– Опухоль сильно разрослась.
– А хорошая новость? – иронично спросила Хоуп.
– Хорошая?.. – не понял Бергер.
– Так я благодарю вас за правду, даже плохую. Успокойтесь, вы не обязаны придумывать хорошую новость.
– Тем не менее она есть: в других органах метастазов нет.
– Гениально! Им хорошо у меня в мозгу, наверное, это для них самое удобное место.
– Возможно, – сказал Бергер.
– Сколько времени пройдет, прежде чем Барт меня угробит?
– Барт?
– Так мы прозвали опухоль, – подсказал Джош.
Бергер кивнул, как будто их одобряя.
– Если снова прибегнуть к химиотерапии, то, возможно, еще несколько месяцев.
– А если без нее?
– Несколько недель. Поверьте, это все, что мы знаем. Каждый случай, каждый человек индивидуален. Не надо совсем терять надежду.
– Правда? – высокомерно произнесла Хоуп.
– Нет, неправда, – буркнул Бергер, крутя в пальцах ручку.
Поскольку, судя по его виду, не хватало фантазии на новый симпатичный рисунок, Хоуп поблагодарила его, встала и направилась к двери, чуть не врезавшись по пути в стул.
– Оставь меня, я привыкну, – сказала она Джошу, хотевшему ей помочь. – Это тоже дело времени. Возможно, я еще не сказала своего последнего слова.
* * *
Вечером она хлопотала на кухне, готовя запеченную спаржу, как будто все было в порядке, хотя ей все время приходилось крутить головой, чтобы что-то увидеть.
Джош накрыл на стол. Поставив блюдо на середину стола, Хоуп попросила его отвезти ее завтра в институт криогенизации. Настал момент готовиться к будущему.
* * *
Заместитель директора «Криогеникса» принял их в помпезном, как он сам, зале, за отполированным до ослепительного блеска столом, в роскошных кожаных креслах. Пол был мраморный, стены увешаны заключенными в дорогие рамки научными статьями, дипломами и сертификатами. Сказав, что ужасно огорчен, и тут же расхвалив надежды, которые дарит его компания людям в положении Хоуп, он объяснил, что представляет собой процедура нейропрезервации.
Когда наступит момент – Хоуп поймала его на слове и заставила называть вещи своими именами, – то есть когда станет понятно, что смерть Хоуп наступит через несколько минут, нужно будет без промедления с ними связаться. Туда, где будет умирать Хоуп, выедет бригада.
Как только врач подпишет акт о смерти, специалисты «Криогеникса» займутся ее сердцем и легкими, чтобы восстановить кровообращение и питать кислородом мозг. Тело на специальном матрасе изо льда будет переправлено в помещения «Криогеникса».
После этого начнется вторая фаза. Ей в вены введут антикоагулянт, потом раствор для витрификации, сохраняющий целостность клеток. После завершения этого этапа Хоуп поместят в контейнер, где температура ее тела постепенно понизится до минус 196 градусов Цельсия.
– Дальнейшее – вопрос оптимизма и времени, – сухо сказала Хоуп. – Я не пойму в ваших рассуждениях одного: как надеются вернуть к жизни умершего? Допустим, все это когда-то заработает, – я говорю «допустим». Тогда меня надо заморозить до кончины, а не после.
Тогда меня надо заморозить до кончины, а не после.
– Это запрещено законом, мисс, – возмутился заместитель директора.
Чтобы ее успокоить, он стал рассказывать о многочисленных экспериментах, которые якобы доказали, что нейроны коры головного мозга крысы остаются неповрежденными несколько часов после смерти. И есть все основания полагать, что место в мозге, где гнездится сознание, обладает временной посмертной сопротивляемостью.
– Это плюс. А минусы? – спросила Хоуп.
Заместитель директора, напустив на себя наполовину серьезный, наполовину снисходительный вид, ответил на ее вопрос своим:
– Увы, разве есть альтернатива?
Далее он проинформировал их о стоимости процедуры: 50 тысяч долларов, неподъемная сумма и для Джоша, и для Хоуп.
Тем не менее Хоуп пожелала осмотреть установки: когда выбираешь себе гроб, похоронное бюро обычно позволяет взглянуть на зал, где его установят.
Заместитель директора показал им операционный блок. Они поглазели через стекло на пакгауз с сотней бункеров, утыканных трубками, подающими жидкий азот. В каждом из бункеров покоился умерший, подвергнутый криогенизации.
По всей стране уже две тысячи человек почивали таким образом в ожидании возвращения к жизни, гордо уточнил заместитель директора.
После «Криогеникса» Хоуп предложила Джошу полакомиться мороженым. Ничто на свете не могло лишить ее чувства юмора. Слушая ее, Джош не мог удержаться от улыбки.
– Может, позвонить твоему отцу и попросить у него взаймы необходимую сумму? – предложил он, тормозя перед кафе «Санни Дейз».
– Если уж кому-то его просить, то мне самой, – ответила Хоуп, вылезая из машины.
Они взяли две порции йогуртового мороженого и сели за столик.
– Папа решит, что срок близок, и прилетит первым же рейсом. Приглашая меня работать в Центре, Флинч предлагал назначить мне зарплату, но я отказалась. Теперь я передумала, ведь такие решения имеют обратную силу?
– Речь идет о полусотне тысяч долларов, Хоуп. Студенту столько никогда не заработать.
– Тогда займи у него. Центру это по карману. Что, если предложить «Лонгвью» распоряжаться моим телом? «Нейролинк» и так уже располагает записями моего мозга; остановиться на полпути было бы ненаучно. И потом, согласись, у Флинча вряд ли так уж много замороженных студентов.
Джош пообещал обсудить этот вопрос тем же вечером.
– Знаешь, чего бы мне хотелось? – продолжала Хоуп. – Конечно, ты будешь против, но мне это важно… Я обдумала то, что говорила этому похоронному агенту в белом халате.
– Что ты ему говорила?
– Что нет надежды вернуть к жизни умершего.
– А он нам объяснил, что твое сознание переживет тебя на несколько часов…
– Хватит нести чушь, об этом никто ничего не знает, в том числе он. Я достаточно возилась с молекулами, и тебе стоит ко мне прислушаться.
– Брось, Хоуп, нельзя же криогенизировать тебя заживо!
– Наступит момент, когда от жизни останется одна видимость… Когда все будут решать минуты.
– Закон запрещает начинать процедуру до того, как врач констатирует твою смерть.
– Я знаю, что принять, чтобы решить эту проблему. Хороший коктейль из верапамила и дилтиазема расширит артерии и замедлит сердцебиение так, что оно станет неразличимым. А главное, при моей болезни любой врач удовольствуется малым, чтобы констатировать очевидное.
– Не требуй от меня этого, Хоуп, это выше моих сил.
– Я собиралась обратиться к Люку, просто решила заранее тебя предупредить. Когда я почувствую, что это уже конец, ты позвонишь в «Криогеникс». Перед самым приездом их бригады Люк введет мне коктейль.