Потом она спрятала то и другое в чемоданчик, который забрала с собой.
Говорят, умирающие видят всю свою жизнь задом наперед. Хоуп, воскрешая, увидела свою в правильном порядке.
На пароме, возвращаясь в Кейп-Код, Хоуп подставляла лицо ветру, провожала глазами Нантакет и вспоминала последние слова, которыми они обменялись на острове с Джошем, прежде чем зарыть чемоданчик, который она теперь прижимала к себе.
– А ты, милый Джош, будешь тем временем жить и стариться?
– Нет, я буду ждать тебя.
24
В два часа ночи Хоуп вошла в квартиру Саймона. Поставив чемоданчик у кровати, она позвонила ему.
– Я тебя разбудила?
– Либо ты не смотришь на часы, либо это самый лицемерный вопрос за целый день! Я оставил тебе десяток посланий, ты не ответила, а потому я страшно волновался. Нет, мне было не до сна.
– Прости, я никогда не слушаю эту дурацкую переговорную службу.
– Ладно. Теперь отвечай: да или нет? Никогда еще я не играл так плохо, как в этот вечер. Все из-за тебя! Видела бы ты, как на меня смотрел наш дирижер!
– Сначала ты должен сесть.
– Я валяюсь в постели и не намерен ее покидать.
Хоуп рассказала ему все. Никакая она не подружка, мотавшаяся с ним по миру, столько лет сопровождавшая его с концерта на концерт. Женщина, которую он знал, погибла в авиакатастрофе, вместо нее к жизни вернулась совсем другая.
Она попросила прощения за обман и поклялась, что истина открылась ей только у подножия маяка, свет которого озарил ее память.
Саймон молчал, поэтому Хоуп снова стала извиняться. Завтра она уедет, и он больше никогда о ней не услышит.
– Умоляю, Саймон, скажи хоть что-нибудь, ты единственный во всем мире, с кем я хоть капельку знакома, единственный не совсем чужой мне человек!
– Это в некоторой степени свинство по отношению к Уолту и Долорес. Что ты хочешь от меня услышать? Что у меня нет выбора, остается либо поверить тебе, либо посоветовать попроситься в психушку? Я тебе верю, а еще я думаю, что воскресившие тебя врачи обязаны дать тебе серьезные объяснения. Правда за правду: Мелли стала моей лучшей подругой только после катастрофы. То есть я хотел сказать – Хоуп, буду учиться называть тебя так. Бывает любовь с первого взгляда, наверное, такой бывает и дружба. Живи у меня сколько понадобится. Догадываюсь, что теперь это тебе еще нужнее, чем вчера. Я скоро вернусь, и мы отпразднуем это безумие вместе, ибо отказать подобному безумию в достойном чествовании значило бы оскорбить жизнь. Но сейчас важнее всего другое: что ты будешь делать?
– Знаю, я должна объясниться с родителями Мелли.
– Желаю удачи! Но я о другом: о мужчине твоей жизни.
– Я отыщу Джоша, где бы он ни был, хотя пока что ума не приложу, как это сделать.
– Вернись на место преступления, так всегда поступают умелые ищейки.
– Саймон, завтра, поднявшись на сцену, сыграй для нас. Обещаешь?
– Дорогая моя, если бы в соседнем номере не дрыхнул дирижер, я бы прямо сейчас схватил скрипку и разбудил весь отель. Больше никогда не заставляй меня так за тебя волноваться! А теперь дай поспать.
Сказав, что целует ее, Саймон бросил трубку.
* * *
Назавтра ближе к полудню Хоуп подошла к двери дома Барнеттов. Гарольд удивился, что дочь вернулась так быстро, еще больше его удивил торжественный тон, которым она попросила позвать Бетси в музыкальную гостиную, где состоится их беседа.
Она поведала свою историю и сообщила о печальной участи их дочери. Настоящая Мелли, знаменитая пианистка, погибла при крушении вертолета, а она – всего лишь Хоуп, студентка, изучавшая нейрологию, вернувшаяся из прошлого.
Бетси назвала ее сумасшедшей, болтающей невесть что. Наверное, она прервала лечение? Они опять отвезут ее в Центр, к тому самому потрясающему доктору, и все снова будет в порядке.
Наверное, она прервала лечение? Они опять отвезут ее в Центр, к тому самому потрясающему доктору, и все снова будет в порядке. Как можно поверить такой нелепице, что на нее нашло, зачем она убеждает их, что их дочь мертва, когда сама стоит перед ними?
В первый раз за сорок лет брака Гарольд велел жене заткнуться.
– Она говорит правду, о которой мы всегда знали. Она пришла в себя уже другой, у нее был взгляд чужого человека. Я столько раз пытался с тобой поговорить, но ты не желала мне верить, а мне не хватало храбрости, чтобы тебя убедить. В Центре что-то произошло: то ли они повредили разум Мелли, то ли случайно вообще его стерли и подсунули нам вместо него другой. Я с самого начала подозревал, что этот директор по науке что-то от нас прячет под своей бородой и очками. Да и манеры у него слишком сдержанные для честного человека. Будь твоя воля, он живым попал бы в рай, но я-то видел, что этот лицемер нам врет. А вы, мисс, с какого момента морочили нам голову?
Хоуп достала из кармана записку, которую написала утром. В ней она признавалась в отсутствии какого-либо родства с семейством Барнеттов и отказывалась от всех прав и от всякого наследства.
Она вручила записку Гарольду, сказала, что искренне соболезнует ему и его супруге, и удалилась, не прибавив больше ни слова.
Бетси бросилась за ней, попыталась обнять, но Гарольд удержал жену, крепко ее обняв и не пустив.
Хоуп пробежала через кухню, расцеловала Долорес и Уолтера, поблагодарила их за все, что они для нее сделали, и покинула поместье, чтобы никогда больше туда не возвращаться.
* * *
В такси по дороге в квартиру Саймона Хоуп обдумывала одну произнесенную Гарольдом фразу.
Директор по науке скрывал что-то не только от Барнеттов. Она вспоминала лицо, склонившееся над ней в день ее пробуждения. Теперь, когда к ней полностью вернулась память, она узнала человека, скрывавшего свой облик под бородой и очками.
Она велела такси отвезти ее в Центр «Лонгвью».
* * *
Секретарь была категорична: директор по науке никогда никого не принимает без предварительной записи; к этому она саркастическим тоном прибавила, что он вообще никогда никого не принимает. Даже мало кто из сотрудников имеет право входить в его кабинет.
– Очень вас прошу, позвоните ему и скажите, что его хочет увидеть Хоуп.
Секретарь проработала с директором по науке много лет и была убеждена, что такой психически ригидный и неразговорчивый субъект не может иметь любовницу, тем более моложе его на сорок лет.
– Я не сделаю этого, потому что дорожу своей работой, к тому же это ничего не даст, сегодня его нет на месте.
– Мне надо его увидеть, это важно, – не унималась Хоуп.
– Поступите в Массачусетский технологический институт, на отделение нейрологии, он там преподает.
Хоуп, не тратя время на прощание, бросилась к своему такси.
* * *
Профессор уже час читал лекцию, когда Хоуп прошмыгнула в дверь главной аудитории. Заметив в заднем ряду свободное местечко, она заставила сидевшую с краю студентку поджать колени, иначе было не протиснуться.
– Я что-нибудь пропустила? – спросила она.
– Вообще-то нет, – ответила соседка.
– Сколько времени до конца лекции? – осведомилась Хоуп шепотом.
– Десять минут, но они покажутся вечностью. Ты не представляешь, как он наслаждается собственным голосом.
Профессор повернулся к студентам лицом, и у Хоуп пропали последние сомнения.
– Как вы должны были понять из моего изложения, программа «Нейролинк» достигла стадии развертывания, но остается, увы, ограниченной, мы не можем удовлетворить все заявки, – вещал он с каменным лицом. – Остается вопрос: на какое количество записей имеет право человек за свою жизнь? Ограничивая это количество, мы сможем сохранять память большего числа людей.