Он выслушал меня с неудовольствием и отказался изменить программу вечера.
— Я уже не могу этого сделать, даже если бы захотел. Я заказал театральные костюмы, декорации и весь реквизит. Если я что-то отменю, то сейчас уже слишком поздно планировать другой балет. Кроме того, ведь Джори не возражает, чего же ты беспокоишься?
Как ему объяснить, что какой-то слабый интуитивный голос внутри меня подсказывал, что такой спектакль недопустимо ставить в этом месте, где столько лет мы, дети, были в заключении, где рядом могилы Малькольма и его жены — такая музыка не должна достигнуть их мертвых ушей.
Джори и Синди тренировались и репетировали ночь и день; оба были охвачены волнением от совместной работы, и Джори находил, что Синди вполне справляется. Она, конечно, была не такой хорошей балериной, как Мелоди, но танцевала более чем удовлетворительно. Ее волосы были подняты и уложены в классическом балетном стиле, и это очень шло ей.
Утро праздника было ясным и чистым, предвещая замечательный летний день без туч и дождя.
Мы с Крисом встали рано и отправились побродить по саду перед завтраком. Волнующий аромат роз также, казалось, предвещал прекрасный, радостный праздник — день рождения Барта. Ему всегда хотелось собрать гостей на свой день рождения, как это делали Джори и Синди. Но когда гости собирались, он как-то ухитрялся перессориться со всеми своими гостями, поэтому они рано уезжали, да к тому же обиженные.
Теперь он взрослый, твердила я себе, и все будет иначе. Это же самое сказал мне и Крис — между нами существовала какая-то телепатия, мы думали об одном и том же.
— Сегодня он вступает в свои права, он совершеннолетний, — сказала я. — Не странно ли, что он до сих пор так по-детски экспрессивен, Крис? А поверенные будут читать завещание сегодня, после праздничного вечера?
Весело улыбаясь, Крис покачал головой:
— Нет, дорогая, мы все будем страшно усталыми. Завещание будут читать на следующий день.
Его веселье вдруг сменилось озабоченностью:
— Не помню, но, кажется, в этом завещании нет ничего такого, что могло бы испортить Барту праздник. А ты как думаешь?
Я тоже ничего такого не вспомнила. Но ведь тогда, когда впервые зачитывалась воля моей матери, сразу после ее смерти, я была потрясена всем случившимся, вся в слезах, почти ничего не слышала, и мне было почти безразлично, кому достанется наследство Фоксворта, думалось, что все само собой образуется.
— Там есть что-то, о чем мне поверенные Барта не стали рассказывать, Кэти… Какие-то оговорки, которые я не очень запомнил во время первого прочтения завещания, вскоре после смерти нашей матери. Теперь они не хотят мне этого говорить, поскольку Барт потребовал, чтобы я не участвовал ни в каких обсуждениях наследственных вопросов. Они во всем его слушаются, как будто он их чем-то застращал. Мне просто странно, что уже немолодые люди с жизненным опытом уступают перед его натиском; похоже, они очень хотят заслужить его расположение, а на меня, его опекуна, им наплевать. Мне очень досадно, спрашивается, какого черта я хлопотал? Ладно, скоро мы отсюда уедем, купим себе новый дом, а Барт пусть получает свое наследство и сам с ним управляется.
Я обняла его, так обиженного тем, что Барт отказал ему в доверии, которое он вполне заслужил, управляя много лет этим огромным наследством и стараясь преувеличить его. Все эти дела отнимали у него массу времени в ущерб его медицине.
— Сколько миллионов он получит? — спросила я. — Двадцать, пятьдесят или больше? Миллиард, два, три? Больше?
Крис рассмеялся:
— Ох, Кэтрин, вот ты-то никогда не станешь взрослой. У тебя нет чувства меры. Честно говоря, трудно определить точный объем всех вложений и стоимость всех акций, так как капитал размещался по разным банкам и вкладывался в разные предприятия.
Однако он должен быть доволен, когда поверенные назовут даже грубую сумму… Этого более чем достаточно, по крайней мере, для десяти весьма расточительных молодых людей.
В фойе, через которое мы проходили, Джори репетировал с Синди, оба были разгоряченные и потные. Другие танцоры, которые также будут заняты в балете, стояли вокруг: кто-то наблюдал за репетицией, кто-то разглядывал богатую обстановку сказочного дворца. Синди работала исключительно хорошо, и это очень удивляло меня. Только вообразите, продолжать занятия в балетной школе и не сказать об этом мне! Для оплаты занятий она, должно быть, использовала те деньги, которые ей выдавались на одежду, косметику и прочие обычные женские потребности.
Одна из старших танцовщиц прошла через зал ко мне и улыбаясь рассказала, что несколько раз видела, как я танцевала в Нью-Йорке.
— А ваш сын очень похож на своего отца, — продолжала она, взглянув на Джори, который в это время кружился с такой страстью, что было непонятно, откуда у него столько энергии и хватит ли ее для вечернего представления.
— Может, мне не следовало бы это говорить, — продолжала моя собеседница. — Но он в десять раз лучше своего отца. Мне было около двенадцати лет, когда я увидела вас с Джулианом Маркетом в «Спящей красавице», и это произвело на меня такое впечатление, что я решила стать балериной. Спасибо вам, что вы подарили миру такого великолепного танцора, как Джори Маркет.
Ее слова наполнили меня счастьем и гордостью. Значит, мой брак с Джулианом не был неудачным, если в результате его на свет появился Джори. Хотелось бы, чтобы сын Бартоломью Уинслоу заставил меня испытать такую же радость и гордость за него.
Когда репетиция окончилась, Синди, тяжело дыша, подошла ко мне:
— Мам, как у меня получается, нормально? — повернув ко мне разгоряченное лицо, она ждала одобрения.
— Ты все делаешь великолепно, Синди, честное слово. Если ты запомнила музыку, то четко соблюдай синхронность, ты ведь первый раз выступаешь в таком замечательном спектакле.
Она улыбнулась.
— Ох, мама, не можешь ты не учить! Я знаю, конечно, что у меня получается не совсем так, как тебе хотелось бы, но я выложусь вся в этом представлении. И если даже у меня не все получится, то не потому, что я не старалась.
Джори окружили восхищенные зрители, а Мелоди тихо сидела рядом с Бартом в сдвоенном кресле. Они не беседовали и, кажется, вообще не обращали внимания друг на друга. Однако видеть их рядом в этом кресле, предназначенном для двоих, мне почему-то было неприятно. Ведя за собой Криса, я подошла к креслу, на котором сидела эта пара.
— Поздравляю с днем рождения, Барт, — весело сказала я.
Он поднял голову и радостно улыбнулся.
— Ведь я говорил вам, что будет замечательный день, будет много солнца, а дождя не будет.
— Да, ты так и говорил.
— А можно нам всем что-нибудь поесть сейчас? — спросил он, вставая и подавая руку Мелоди.
Но она сделала вид, что не заметила протянутой руки и встала с кресла без его помощи.
— Я очень проголодался, — продолжал Барт, слегка обескураженный ее отказом. — Эти легкие европейские завтраки не для меня.
Веселой компанией мы уселись за стол, все, кроме Джоэла, который сел за свой маленький столик на террасе, отдельно от остальных. По его словам, мы слишком шумно себя ведем за столом и много едим, что не соответствует его монашеским привычкам: за трапезой надо быть серьезным и долго молиться до еды и после. Даже Барта иногда сердили эти благочестивые привычки, сегодня же был особый день, и Барт не выдержал:
— Дядюшка Джоэл, вы что, собираетесь все время сидеть наедине с самим собой? Идите сюда, сядьте с нами и пожелайте мне счастья в день рождения.