Эва все выходные должна была думать только о своем доме, о саде (которого еще не было), о Ливце, лесе и своей меховой банде. И заниматься только этим.
– Понимаешь? – грозно спросил он, пока она медлила с ответом.
– Понимаю, – ответила она наконец.
– Дай мне слово, что не будешь думать ни о чем, связанном с издательством. Хотя бы эти дни!
– Мне что, мозг себе ампутировать?! – разозлилась Эва.
– Не-е-е, – он как-то особенным образом протянул это последнее «е-е-е». – Смотри-ка, а у тебя гость.
Гость?!
Эва аж подскочила на сиденье при виде знакомого, очень знакомого… джипа.
– Ох, проклятье… – шепнула она, в панике озираясь по сторонам. – Витольд…
– Мне стоит с ним познакомиться? – спокойно спросил Анджей, искоса поглядывая на взволнованную подругу.
– Он наш спаситель. Архитектор. Из Варшавы, – выдавила она с трудом и умоляюще взглянула на Анджея: – Ты ведь останешься на чай, да?
– Посмотрим, – ответил он коротко.
– В седьмом классе. Но тебя, зубрила, помню прекрасно! – Витольд, который внезапно превратился в хорошего старого знакомого и перестал быть подозрительным типом с большой дороги, от души похлопал бывшего одноклассника по плечу. – Это благодаря тебе я смог сдать математику с первого раза!
– Да-да, за тобой до сих пор должок, – хитро прищурился Анджей. – Как-нибудь я тебе его припомню.
– Очень надеюсь, что это не будет касаться Эвы? – Витольд опустил глаза.
– Нет, Эва у нас на выданье.
– Я тебе дам «на выданье!» – вмешалась возмущенная Эва. – Я уже как-то раз слышала такие слова. Ты меня уже как-то раз отдал в добрые руки! Может, хватит уже, а?!
Анджей внезапно посерьезнел.
– Насчет этих рук ты можешь не волноваться. Витек, возможно, был не очень силен в математике, но он как никто заботился о своей матери и сестрах, когда от них ушел отец. Сколько лет тебе было, братишка, когда ты стал главой семьи?
– Да ладно, – Витольд, смущенный, покачал головой. – Дела давно минувших дней… Девчонки давно выросли, они теперь счастливые жены и матери…
– А ты?.. – начал было Анджей и замолчал, потому что его дернули за рукав. – Ну хорошо, ребята, вы тут забавляйтесь копанием ямок, а мне надо возвращаться в Варшаву. Кому-то ведь надо работать, чтобы другие могли развлекаться. Как-нибудь встретимся, попьем пива?
– Не знаю насчет пива, но обязательно встретимся, – ответил Витольд с улыбкой и проводил растроганным взглядом отъезжающий автомобиль. – Совсем не изменился, – произнес он то ли Эве, то ли себе и повернулся к ней: – Покажешь мне свой дом?
– Земляничный домик, – так он сказал, стоя на поляне, утыканной маленькими зелеными кустиками, которые весной сплошь усыпаны белыми цветочками с золотым солнышком внутри. – Ты счастливица – это действительно прекрасное, удивительно место, – добавил он, и я растаяла, как ванильное мороженое, потому что ничто меня так не радует, как комплимент в адрес моего обожаемого домика. – Вот тут отличное место для пруда, – продолжал он, глядя вокруг цепким взглядом профессионального художника, который видит все вокруг таким, каким оно должно быть и будет, а не таким, какое оно сейчас. Потому что сейчас все вокруг представляло собой довольно жалкое зрелище, тем более в этот промозглый, серый ноябрьский день.
Потому что сейчас все вокруг представляло собой довольно жалкое зрелище, тем более в этот промозглый, серый ноябрьский день.
С тех пор Витольд бывает у нас часто.
У нас – это у меня и моей мохнатой банды, которая полюбила его чуть ли не больше собственной хозяйки (но все-таки не больше!). Они всегда встречают его с радостью – особенно щенки. Хотя Тося тоже к нему благоволит.
Сегодня он возвращался из Вышкова, где делал проект для нового ресторана, и решил заехать ко мне, потому что от Вышкова до Урли рукой подать. Так он говорит.
Как по мне, так пятнадцать километров – это совсем не рукой подать.
Но что толку спорить с человеком, который за рулем.
Я вообще-то тоже за рулем… местами. Время от времени выезжаю на трассу по одному маршруту: дом – магазин и обратно. А в последнее время собираюсь с духом, чтобы поехать на ближайшую бензоколонку. А то Гучик опять встанет где-нибудь посреди поля, и тогда потребуется помощь еще одного Витольда, а мне одного хватит.
Он мне нравится.
Я имею в виду Витольда (не Гучика). Он такой… прямо воплощение спокойствия. Я думаю, если бы враг стоял у ворот, он бы предложил своим славным, очень мужским голосом: «Собирай орешки про запас. И начинай копать землянку».
Потом вручил бы мне лопату, а сам пошел бы сражаться за родину.
Вот не знаю, что бы он сделал в случае конца света, но знаю точно – это было бы так же логично и продуманно, как орехи и землянка.
Сегодня утром он мне был послан, наверное, небесами, потому что желудок мой совсем прохудился. Я еле на ногах стою из-за сегодняшних приступов рвоты. Меня эта книга в гроб вгонит…
По крайней мере, Анджей искренне надеялся на это, когда ехал вслед за каретой «скорой помощи», которая забрала Эву прямо из офиса.
Она уже с самого утра выглядела неважно: неестественно бледная, глаза покраснели, пошатывалась – он встретил ее у автомата с кофе. Через час она появилась в дверях его кабинета, попыталась что-то сказать – а в следующую секунду он уже ловил потерявшую сознание девушку и бережно укладывал ее на полу, попутно вызывая «скорую помощь».
В себя она начала приходить, когда у дома раздалось завывание сирены.
Врачи измерили Эве пульс, быстренько взяли кровь на экспресс-анализ и без дальнейших раздумий повезли ее в дежурную больницу.
Анджей сидел теперь у постели дремлющей под капельницей Эвы, прижимая у губам ее безжизненную, почти прозрачную ладонь.
«Что ты наделал, кретин! Что ты с ней сделал! – ругал он себя на чем свет стоит. – Уже давно надо было понять, проклятый эгоцентрик, что она себя работой уморит. Она уже несколько недель еле на ногах стоит, худая и без конца бегает к унитазу тошнить, хоть и уверяет всех, что все в порядке, что это просто стресс… А ты, конченый ты идиотина, вместо того чтобы…»
– Поздравляю! – вдруг нарушил ход его мыслей голос врача, который как раз вошел в комнату.
Анджей поднял голову, веки Эвы затрепетали.
– Поздравляю вас! Вы скоро станете отцом!
Когда врач, принявший его за любящего мужа, объявил им эту новость радостным голосом, Анджей сначала остолбенел, а потом расхохотался. Но смех тут же замер у него на губах, потому что шепот Эвы:
– Нет, нет, этого не может быть, нет, нет… – превратился в отчаянный вопль.
Доктор выскочил из палаты как ошпаренный, а Анджей остался один на один с шокированной и впавшей в отчаяние девушкой. Совершенно растерявшись, он мог только молча обнимать ее. Пока она его не оттолкнула.
И вот она сидела в машине рядом с ним, на первый взгляд – совершенно спокойная. Только по щекам, не останавливаясь, текли слезы. И она даже не пыталась их вытирать.
– Эва… – начал Анджей и откашлялся, потому что голос отказывался повиноваться ему.