Слушая ее, Франческа снова загрустила, и на лице ее появилось какое‑то ностальгическое выражение, увидев которое, Чарли забеспокоился. Он вовсе не хотел, чтобы Франческа снова замкнулась в себе, отгородившись от него холодной стеной отчуждения. Нужно было срочно что‑то делать, и Чарли с воодушевлением спросил:
– Как насчет того, чтобы покататься в воскресенье на лыжах? Можно снова съездить в Клэрмонт – ведь это совсем недалеко. Утром уедем, а вечером вернемся. Ну, как?
От Глэдис он знал, что именно так делают многие местные жители, и ему казалось, что это предложение не встретит возражения Франчески. Кроме того, у него была сильная союзница.
– Поехали, мамочка, ну пож‑ж‑жалуйста! – с энтузиазмом воскликнула Моник, немедленно загораясь этой идеей, и Франческе было очень трудно устоять.
– Но ты, наверное, занят, – сказала она. – Да и мне тоже надо кое‑что сделать. Мне кажется, это не…
– Поехали, решено, – мягко и убедительно сказал Чарли. – Это будет полезно всем нам.
Предложение Чарли было не случайным. Он прекрасно понимал, что и ему, и Франческе очень не хватало простой, человеческой, ничем не омраченной радости, и он надеялся, что день, проведенный на природе, поможет им развеяться.
– Думаю, ты вполне можешь позволить себе отдохнуть денек от своих дел, – с нажимом сказал он. – А уж я и подавно.
Ему действительно совершенно нечего было делать – разве что читать дневник Сары.
– Договорились, да?
Чарли смотрел на нее с такой надеждой, а голос его звучал так убедительно, что Франческа сдалась сразу, хотя и знала, что, приняв приглашение, будет чувствовать себя обязанной. Этого она хотела избежать любой ценой, боясь, что потом Чарли попросит ее о чем‑то, что она не сможет ему дать.
– Хорошо. Но только на один день, – согласилась она.
– Ура! – завопила Моник и захлопала в ладоши. Ее настроение повысилось сразу на несколько пунктов, и она принялась описывать Чарли и Франческе «змейки», развороты и виражи, которые она собиралась проделать. Когда она с самым серьезным видом стала разбирать достоинства и недостатки клэрмонтской трассы, сравнивая ее с такими горнолыжными мекками, как Корчевелло и Кортина‑д'Ампеццо, Франческа и Чарли не выдержали и рассмеялись. Оба знали, что в смысле качества трасс Клэрмонт был, по сути дела, третьеразрядным провинциальным местом, однако это не могло испортить им удовольствия от катания. Во всяком случае, на обратном пути в Шелбурн‑Фоллс они говорили только о предстоящем выходном.
Чарли довез их до самого дома Франчески. Это было аккуратное деревянное строение с небольшим палисадничком; забор и стены были выкрашены белой краской, а ставни и крыша – зеленой. Ведущая к крыльцу дорожка была расчищена от снега до самого асфальта, а в сугробе справа от двери торчал ярко‑алый бумажный цветок – творение рук Моник.
Выбравшись из машины, Франческа поблагодарила Чарли за ужин.
– Все было чудесно. Мне очень понравилось, – сказала она искренне.
– И мне тоже! – пискнула Моник. – Спасибо, Чарли!
– На здоровье, – улыбнулся Чарли. – Увидимся завтра. Когда мне за вами заехать?
Чтобы не испугать Франческу, Чарли не сделал никакой попытки зайти в дом и даже остался сидеть за рулем, хотя в другой обстановке он обязательно проводил бы их до дверей. Франческа снова стала похожа на пугливую лань, готовую скрыться в лесу при малейших признаках опасности, и Чарли не хотел рисковать. Ему было очевидно, что она боится подпускать его слишком близко, какими бы откровенными ни были их разговоры.
– Как насчет восьми утра? – предложила Франческа. – Если выехать в восемь, то к девяти мы уже будем на месте.
Франческа снова стала похожа на пугливую лань, готовую скрыться в лесу при малейших признаках опасности, и Чарли не хотел рисковать. Ему было очевидно, что она боится подпускать его слишком близко, какими бы откровенными ни были их разговоры.
– Как насчет восьми утра? – предложила Франческа. – Если выехать в восемь, то к девяти мы уже будем на месте.
– Принимается. Только бы погода не подвела.
Он смотрел, как они идут к дверям, как отпирают замок. Потом в домике зажегся свет, окна осветились теплым оранжевым светом, и Чарли подумал, что внутри, должно быть, хорошо и уютно.
Некоторое время он смотрел на дом Франчески, потом завел мотор и отъехал. Он снова чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Чарли казалось, что отныне он просто обречен вечно быть посторонним наблюдателем, который только следит за отношениями Франчески и Моник, за любовью Кэрол и Саймона, за жизнью Сары и Франсуа, не принимая в этом никакого участия. Во всех трех случаях он был «третьим лишним», и это обстоятельство угнетало его, но Чарли не знал, что ему следует предпринять, чтобы исправить положение.
Должно быть, именно поэтому он не сразу поехал домой, решив заглянуть сначала к Глэдис Палмер.
Глэдис приветствовала Чарли лучезарной улыбкой. Она была жива и здорова, настроение у нее было приподнятое, да и выглядела она неплохо.
Когда он постучал к ней в дверь, Глэдис как раз готовила и руки у нее были в муке, но приезду Чарли она была рада. Усадив его в кресло, она отправилась на кухню и вскоре уже угощала Чарли крепким чаем с пышущими жаром булочками и душистым печеньем.
– Ну, как идут дела? – спросила она.
Чарли решил пока не рассказывать ей о дневнике Сары. Сначала он сам прочитает дневник до конца.
– Все нормально, Глэдис, – ответил он и подумал, что дела, пожалуй, идут не то чтобы блестяще, но и вправду нормально.
Потом он рассказал Глэдис о том, как ужинал с миссис Виронэ и ее очаровательной дочкой, и она искренне за него порадовалась.
– Довольно многообещающее начало, Чарли, мальчик мой, – сказала Глэдис, сияя улыбкой. Она действительно была очень довольна, что у него наконец стало что‑то меняться. Дело было даже не в весьма туманных перспективах, а в том, что в Чарли, похоже, проснулся интерес к окружающему миру, который, как надеялась Глэдис, должен был рано или поздно победить в нем желание бередить старые раны.
– Поживем – увидим, – ответил Чарли.
Вскоре после этого Чарли распрощался с Глэдис и отправился домой. Как ни странно, он чувствовал себя бодрее. Встречи с Глэдис явно действовали на него благотворно. Она стала для него как мать, а кто, кроме матери, сумеет понять и утешить свое дитя?
В доме, когда Чарли начал подниматься по лестнице на второй этаж, ему почудились чьи‑то легкие шаги, и некоторое время он стоял, замерев на месте, напряженно прислушиваясь и желая, чтобы это оказалась она, Сара. Но звук не повторился – должно быть, у него просто разыгралось воображение.
Еще несколько мгновений он стоял в темноте, потом вздохнул и стал подниматься дальше. Войдя в комнату, он включил свет и огляделся. В спальне все было в точности так же, как он оставил уходя.
Всю обратную дорогу Чарли думал о том, как снова возьмет в руки дневник Сары, но сейчас он решил отказаться от этого своего намерения. Сара и Франсуа стали для него гораздо более реальными, чем настоящие, живые люди, и Чарли уже несколько раз ловил себя на том, что мечтает каким‑нибудь волшебным образом перенестись на двести лет назад, чтобы встретиться с ними.
Это был достаточно тревожный симптом.
В эту ночь он вооружился детективом и даже заставил себя прочесть несколько страниц, но по сравнению с дневником Сары он был таким скучным, невыразительным и плоским, что Чарли отложил книгу.