. Это то, что называют член, моя крошка, да,
член... Это служит для того, чтобы совокупляться, а то, что ты скоро увидишь, -- то, что
скоро потечет, называется семенная жидкость, из которой ты сотворена. Я показывал это
твоей сестре, я показывал это всем маленьким девочкам твоего возраста; приводи же,
приводи их ко мне, делай как твоя сестра, которая познакомила меня более чем с
двадцатью из них... Я покажу им мой член и он встанет и брызнет прямо им в лицо... Это
-- моя страсть, дитя мое, я не делаю больше ничего другого... и ты это увидишь". И
одновременно я почувствовала, как покрылась какой-то белой росой, которая облепила
меня всю, несколько капель даже попали мне в глаза, потому что моя маленькая головка
находилась как раз на уровне пуговиц его штанов. Тем временем Лоран жестикулировал:
"Ах, какая прекрасная сперма... Какая прекрасная сперма, которая льется из меня, --
кричал он, -- ты вся уже ей покрыта!" Понемногу успокаиваясь, он положил свой
инструмент на место и отправился восвояси, дав мне двенадцать су и советуя приводить к
нему моих маленьких подружек. Как вы уже догадываетесь, я тотчас же поспешила пойти
обо всем рассказывать сестре, которая очень тщательно обтерла меня, чтобы ничего не
было заметно; за то, что помогла обрести мне это небольшое состояние, она не преминула
попросить у меня половину моего заработка. Этот пример научил и меня; в надежде на
подобный дележ, я не упустила случая поискать как можно больше маленьких девочек для
отца Лорана. Когда я привела к нему одну, которую он уже знал, он отверг ее, и, давая мне
три су, чтобы поощрить, сказал: "Я никогда не встречаюсь дважды, дитя мое; приводи ко
мне тех, которых я не знаю, а не тех, которые тебе скажут, что они уже имели дело со
мной". Я стала действовать лучше: за три месяца я познакомила отца Лорана более чем с
двадцатью новыми девочками, с которыми он в свое удовольствие проделывал те же
самые шутки, что и со мной. Договорившись выбирать для него только незнакомых, я
соблюдала уговор, о котором он мне настоятельно напоминал, относительно возраста: он
не должен был быть меньше четырех лет и больше семи. И дела мои шли как нельзя более
удачно, когда вдруг моя сестра, замечая, что я пошла по ее стопам, пригрозила обо всем
рассказать матери, если я не прекращу это милое занятие; на том я оставила отца Лорана.
И все же, поскольку мои обязанности постоянно приводили меня в окрестности
монастыря, в тот самый день, когда мне исполнилось семь лет, я встретила нового
любовника, причудливая страсть которого, хотя и довольно ребяческая, представлялась
мне более серьезной. Этого человека звали отец Луи; он был старше Лорана и в
обращении имел что-то гораздо более распутное. Он подцепил меня у дверей церкви,
когда я входила туда, и пригласил подняться к нему в комнату. Сначала у меня возникла
некоторые колебания, но когда он убедил меня, что моя сестра три года назад тоже
поднималась, и что каждый день он принимал там маленьких девочек моего возраста, я
пошла за ним. Едва мы оказались в его келье, как он тотчас же захлопнул дверь, и, налив
сиропа в стакан, заставил меня выпить три стакана подряд. Исполнив это приготовление,
преподобный отец, более ласковый, чем его собрат, принялся целовать меня и, заигрывая,
развязал мою юбочку, подоткнув мою рубашку под корсет; несмотря на мое слабое
сопротивление, он добрался до всех частей переда, которые только что обнажил; после
того, как он хорошенько общупал и осмотрел их, он спросил меня, не хочу ли я пописать.
Исключительно побуждаемая к этой нужде большой дозой напитка, которую он только
что заставил меня выпить, я уверила его, что нужда моя сильна до крайности, но что мне
не хотелось бы этого делать при нем.
"О! Черт подери! Да, именно так, маленькая
плутовка, -- прибавил этот распутник. -- О! Черт подери, именно так, вы сделаете это
передо мной, более того, прямо на меня. Держите, -- сказал он мне, вынимая свой член из
штанов, -- вот орудие, которое вы сейчас зальете; надо писать на него". С этими словами
он взял меня и, поставив на два стула: одной ногой -- на один, другой -- на второй,
раздвинул мне ноги как можно шире, потом велел присесть на корточки. Держа меня в
таком положение он подставил под меня ночной горшок, устроился на маленьком
табурете на уровне горшка, держа в руках свое орудие прямо под моей щелкой. Одной
рукой он придерживал меня за бедра, другой тер свой член, а мой рот, который в таком
положении был расположен рядом с его ртом, целовал. "Давай же, крошка моя, писай, --
сказал мне он, -- облей мой член волшебным ликером, теплое течение которого имеет
такую власть над моими чувствами. Писай, сердце мое, писай и постарайся залить его".
Луи оживлялся, возбуждался, нетрудно было заметить, что это единственное в своем роде
действие более всего ласкало его чувства. Самый нежный экстаз завершался в тот самый
момент, когда воды, которыми он мне наполнил желудок, вытекли с большой силой, и мы
вместе одновременно наполнили один и тот же горшок: он -- спермой, я -- мочой. Когда
операция была закончена, Луи сказал мне почти то же самое, что и Лоран; он хотел
сделать сводницу из своей маленькой блудницы; на этот раз, нисколько не смущаясь
угрозами моей сестрицы, я смело доставляла Луи всех детей, которых знала. Он заставлял
всех делать одно и то же, и поскольку достаточно часто встречался с ними -- по два-три
раза -- платил мне всегда отдельно, независимо от того, что я вытягивала из своих
маленьких подруг; через шесть месяцев у меня в руках оказалась небольшая сумма,
которой я распоряжалась по собственному усмотрению с одной лишь предосторожностью
-- скрывать все от моей сестры".
"Дюкло, -- прервал на этом Председатель, -- разве вас не предупреждали о том, что в
ваших рассказах должны присутствовать самые значительные и одновременно самые
мельчайшие подробности? Мельчайшие обстоятельства действенно служат тому, что мы
ждем от ваших рассказов, -- возбуждения наших чувств" -- "Да, мой господин, --
сказала Дюкло, -- меня предупредили о том, чтобы я не пренебрегала ни одной
подробностью и входила в самые мельчайшие детали каждый раз, когда они служили для
того, чтобы пролить свет на характеры или на манеру. Разве я что-то упустила?" -- "Да,
-- сказал Председатель, -- я не имею никакого представления о члене вашего второго
клиента, и никакого представления о его разрядке. А еще, тер ли он вам промежность,
касался ли он ее своим членом? Вы видите, сколько упущенных подробностей!" --
"Простите, -- сказала Дюкло, -- я сейчас исправлю эти ошибки и буду следить за собой
впредь. У отца Луи был довольно заурядный член, скорее длинный, чем толстый, и
вообще, очень расхожей формы. Я даже вспоминаю, что он достаточно плохо вставал и
становился слегка твердым лишь в момент наивысшей точки. Он мне совершенно не тер
промежность, он довольствовался тем, что как можно шире раздвигал ее пальцами, чтобы
лучше текла моча. Он приближал к ней свою пушку очень осторожно: раза два-три, и
разрядка его была слабой, короткой, без прочих бессвязных слов с его стороны, кроме:
"Ах! Как сладко, писай же, дитя мое, писай же, прекрасный фонтан, писай же, писай,
разве ты не видишь, что я кончаю?" И он перемежал все это поцелуями в губы, в которых
не было ничего распутного." -- "Именно так, Дюкло, -- сказал Дюрсе, -- Председатель
был прав; я не мог себе ничего вообразить из первого рассказа, а теперь представляю
вашего человека".