Но оставим в покое герцогиню де Берри. Я рассказал вам все это с одной целью: показать, что, обвиненная в терроризме, подозреваемая - страшно подумать! - в покушении на жизнь короля, ваша подруга не может ждать снисхождения. Если только вы, да и мы тоже, не сумеем обезвредить эту адскую машину, жертвой которой она оказалась, или вы не добьетесь ее помилования.
- А что вы считаете более легкой задачей?
- Наверное, добиться помилования. Иначе я бы не просил вас приехать. Я уже говорил, что вся моя надежда только на вас.
- Ну вот, теперь по крайней мере мне все ясно, - вздохнула Гортензия, поднимаясь с кресла, чтобы немного размять ноги. - Я должна добиться аудиенции у короля... Скажите, как это делается?
- Вы должны ее испросить, но если у вас не будет рекомендаций, считайте, что это пустая затея. Не правда ли, странно со стороны короля, который совершенно демократично прогуливается каждое утро в парке Тюильри, в шляпе и с зонтиком под мышкой? Во дворце уже скопились горы таких просьб.
- Мне кажется, добыть рекомендации не составит труда. Достаточно будет обратиться в административный совет банка Гранье, раз вы говорите, что это мое главное оружие.
- Безусловно, вам надо их повидать, чтобы они оказали вам поддержку, в чем я ни минуты не сомневаюсь. Но, чтобы король спокойно выслушал вас в домашней обстановке, как это приличествует делам такого рода, надо, чтобы вас привел туда кто-то из его окружения.
- Считайте, что этот человек уже найден! - весело воскликнула Гортензия. - Завтра же я отправлюсь в особняк Талейрана и повидаюсь с мадам де Дино. Князь Талейран ведь один из столпов нового режима.
- По-видимому, да. Именно поэтому его и назначили послом. Он теперь в Лондоне, и прекрасная герцогиня де Дино отправилась украшать собой Ганновер-сквер, как во времена Венского конгресса она украшала дворец Кауница.
- Может быть, стоит повидать господина Лаффита, премьер-министра? - спросила мадам Моризе. - Ведь ваш отец знал его, дитя мое? К тому же он больше всего вложил средств для возведения короля на трон.
- Отец был действительно знаком с ним, но я не знаю, что это может нам дать.
- По-моему, совсем немного, - отвечал Видок. - Правда, король осыпает Лаффита милостями, откровенничает с ним, говорит на ушко.., но я не уверен, что господин Лаффит долго останется на этом посту. Признательность - довольно тяжкий груз, король скоро утомится. Ваше преимущество в том, что вы еще ничего не просили взамен услуг, оказанных вашим банком.
- Так что же мне делать? К кому обратиться?
- Художник Эжен Делакруа, кажется, ваш друг?
- И очень близкий. Но...
- Его прекрасно принимают при дворе. Не забывайте, ведь он сын старого Талейрана. Мне известно, что король иногда по-соседски захаживает к нему в ателье посмотреть, как продвинулась работа над картиной, которую ваш друг готовит на выставку. Говорят, там изображена Свобода, ведущая народ на баррикады...
При этих словах Гортензия, прохаживавшаяся по гостиной, резко остановилась.
- Свобода! - воскликнула она. - Ну конечно же!
Свобода с лицом Фелисии...
- Что вы говорите?
- Для этого полотна ему позировала графиня Морозини! Графиня, которая ныне томится в одиночной камере. Вы правы, господин Видок. Завтра же я иду к Делакруа...
- Но ведь завтра Сочельник, - робко напомнила мадам Моризе.
- Хорошо, что вы напомнили об этом, - ответила Гортензия.
- Хорошо, что вы напомнили об этом, - ответила Гортензия. - Значит, я должна идти к нему сегодня.
Мне просто непереносима мысль, что Фелисия проведет Рождество в тюремных стенах...
- Догадываюсь о ваших чувствах. Но, - добавил спокойно Видок, - должен вам сказать нечто, что вас немного успокоит. На Рождество арестантов никогда не переводят из тюрьмы в тюрьму.
Видок, собравшись уходить, взялся за шляпу. Гортензия подняла на него умоляющий взгляд;
- Ее правда невозможно увидеть?
- Говорю же вам, она в одиночке, свидания запрещены. Но, если желаете, можете черкнуть ей несколько слов, я попробую ей передать за небольшую мзду.
Гортензия подбежала к небольшому секретеру, взяла лист бумаги, протянутый ей мадам Моризе, и, набросав несколько ободряющих слов, вынула из кошелька золотой и отдала записку и деньги бывшему шефу полиции.
- Так она хоть будет знать, что я здесь и что мы позаботимся о ней. - Потом добавила со слезами на глазах:
- Если вы найдете возможность передать какие-то необходимые вещи: одеяла, что-то съестное.., прошу вас, скажите мне.
Видок подбросил в руке блестящую монету и улыбнулся.
- За эту цену, уверяю вас, она получит послание, и Рождество для нее будет согрето надеждой. Думаю, что это самый лучший для нее подарок от вас. Об остальном не беспокойтесь, с ней обращаются хорошо. Похоже, кто-то платит, чтобы у нее все было. Правда, это только добавляет туману, поскольку никому не известно, кто она такая.
- Интересно, что стало с ее слугами, где Тимур, Ливия, Гаэтано?
- Признаюсь, я ничего об этом не знаю. Поскольку ее арестовали под другим именем, думаю, они по-прежнему дома и очень о ней беспокоятся. Как же я об этом не подумал...
- Я позабочусь о них. Завтра пойду на улицу Бабилон.
Несмотря на усталость от долгой дороги, Гортензия плохо спала в эту ночь, она слышала каждый час бой часов на колокольне ближней церкви. Мысли ее были заняты подругой. С момента расставания она часто представляла себе, как скачет во весь опор в Вену, находит там полковника Дюшана и вместе они пускаются в рискованное предприятие, о котором она мечтала вот уже сколько лет: привезти во Францию сына Наполеона, чтобы он вновь поселился во дворце Тюильри, а в соборе Парижской Богоматери ему бы вернули корону отца. Как было бы чудесно стереть память о годах изгнания и видеть, как опять в небе Франции воссияет императорский орел... И вот эти героические и опасные мечтания уступили место кошмарной реальности:
Фелисия, которую друзья часто называли Амазонкой, в тюрьме. Гортензия тщетно копалась в памяти, перебирая до самых мелочей все пережитые вместе события, все лица в окружении молодой женщины, пытаясь определить, кто был этот подлый доносчик. Кто сумел поставить такую коварную ловушку? Зачем? Чего добивался этот человек?
Уже рассвело, а Гортензия так и не сомкнула глаз, но зато успела составить план битвы. Сочельник или нет, она сейчас же отправится домой к Фелисии, оттуда на набережную Вольтера, где находилась мастерская ее друга, художника Делакруа. И никакие увещевания доброй мадам Моризе, обеспокоенной ее бледным видом и умолявшей ее остаться дома и отдохнуть, не поколебали ее в своем решении. В девять часов утра она послала Онорину за фиакром и уехала из Сен-Манде, пообещав вернуться засветло, чтобы не слишком волновать свою гостеприимную хозяйку.
Погода стояла холодная, но ясная. Париж, который несколько месяцев назад был весь охвачен восстанием, выглядел, как никогда, радостным и спокойным.