— Он потрепал Джека по голове. — Не правда ли, мальчик? — И Капитан так сильно сжал ему руку, что Джек не выдержал и громко вскрикнул. — Я думаю, это все, что он может сказать! Простак!
Капитан обвел кухню взглядом.
— Счастливо, кумушки! Бог вам в помощь!
— И вам того же, добрый господин, — ответила старшая из поварих и сделала неуклюжий реверанс. Остальные последовали ее примеру.
Капитан потащил Джека дальше. От внезапного рывка тот упал и сильно ударился о край железного корыта. Горячая вода выплеснулась наружу и обожгла ему руку. А ведь эти женщины всегда имеют дело с кипятком, подумал Джек. Как они выдерживают?
Капитан втащил его еще в одну дверь за такой же занавеской, как и предыдущая.
— Фу! — скривился он. — Ну и вонь!
Налево, направо, опять направо. Джек почувствовал, что они проходят вдоль внешних стен дворца. Через несколько минут они вновь оказались на улице. Яркое полуденное солнце после полумрака коридоров ослепило Джека, и он зажмурился от резкой боли в глазах.
Капитан шел и шел не останавливаясь. Грязь хлюпала и чавкала под ногами. Пахло сеном, лошадьми и навозом. Джек открыл глаза и увидел справа деревянное строение, похожее на конюшню или амбар. Где-то невдалеке весело попискивали цыплята.
Худой человек, совершенно голый, если не считать грязной набедренной повязки и рваных сандалий, забрасывал сено в открытое стойло, ловко орудуя деревянными вилами. В стойле стояла лошадь размером ненамного больше шотландского пони и угрюмо глазела на мир четырьмя большими глазами.
Они отошли уже достаточно далеко, когда Джек наконец-то сообразил, что же он увидел: у лошади было две головы!
— Эй! — воскликнул он. — Давайте вернемся на минутку! У этой…
— Некогда!
— Но у этой лошади…
— Некогда! — отрезал Капитан. — И если я еще хоть раз застану тебя валяющимся на травке, — прокричал он, — пока вся работа не сделана, ты уже не отделаешься простой поркой!
— Не надо! — взмолился Джек. Ему показалось, что спектакль заходит уже слишком далеко. — Не надо, я прошу. Я ведь обещал исправиться!
Прямо над их головами возвышались широкие деревянные ворота, едва заметные в такой же деревянной стене. Они были сделаны из цельных стволов — даже кора местами не была снята; эти ворота напомнили Джеку один из вестернов, в котором снималась мама. В ворота были вделаны огромные петли, но засова, который они должны были держать, на месте не было. Он был прислонен к забору, толстый, как железнодорожная шпала. Еще не утраченная до конца способность ориентироваться подсказала Джеку, что они прошли дворец насквозь и оказались в дальнем конце двора.
— Слава Богу, — сказал Капитан спокойным голосом, — теперь…
— Капитан! — окликнул голос сзади. Голос был тихий, спокойный, завораживающий и обманчивый. Капитан застыл как вкопанный, он как раз открывал левую створку ворот. Было впечатление, будто позвавший его нарочно стоял и ждал именно этого момента.
— Может быть, ты все-таки познакомишь меня со своим… гм… сыном?
Капитан обернулся. Джек сделал то же самое. Посреди загона для коров возвышалась нелепая скелетообразная фигура. Тот самый человек, которого больше всего боялся Капитан, — Осмонд. Он смотрел на них своими серыми печальными глазами. Что-то неуловимое шевелилось в их бездонной глубине, навевая страх и насквозь пронизывая душу. Он сумасшедший, промелькнуло в голове Джека. Кочан капусты вместо головы!
Осмонд сделал два осторожных шага навстречу. В левой руке он держал плетку для скота из сыромятной кожи. Ручка слегка сужалась на конце; податливые жилы были несколько раз обернуты вокруг нее.
В левой руке он держал плетку для скота из сыромятной кожи. Ручка слегка сужалась на конце; податливые жилы были несколько раз обернуты вокруг нее. Другой конец был гладким и толстым. Плетка была похожа на одеревеневшую гремучую змею. Каждая из дюжины свешивавшихся с тонкого конца плетки кожаных косичек оканчивалась блестящим металлическим кольцом.
Осмонд тряхнул плеткой, и косички медленно закачались. Раздался сухой перезвон колечек.
— Познакомь меня с сыном, — повторил Осмонд и сделал еще шаг.
Джек внезапно понял, почему этот человек в первый раз показался ему таким знакомым. Он вспомнил тот день, когда его едва не похитили. Сейчас на Осмонде не было ни черных очков, ни белого костюма, но…
Капитан сжал руки в кулаки и, поколебавшись один миг, выступил вперед. Джек последовал за ним.
— Мой сын Льюис, — коротко произнес Капитан. Джек поклонился. Сердце его билось.
— Благодарю вас, Капитан. Благодарю тебя, Льюис. Да падет на вас благословение Королевы.
Осмонд похлопал Джека по плечу концом плетки, и Джек едва не вскрикнул.
Осмонд был теперь всего лишь в паре шагов от Джека. Он пристально глядел на него своим безумным, тоскливым взглядом. На нем была кожаная куртка с застежками из стекла, а может быть, и из алмазов, и щегольская кружевная рубашка. Металлическая цепочка браслета побрякивала на правом запястье: по тому, как Осмонд держал плеть, Джек решил, что он левша. Волосы его были зачесаны назад и прихвачены широкой лентой из белого сатина. Осмонда сопровождали два запаха. Первый, посильнее, был из тех, которые мать Джека называла «запахом настоящих мужчин»: смесь крема для бритья, одеколона и тому подобного. От Осмонда всем этим пахло невероятно сильно, и Джеку вспомнились старые черно-белые английские фильмы, где какой-нибудь бедняк попадал на скамью подсудимых. Судьи и присяжные в таких фильмах носили парики, и Джеку казалось, что коробки, из которых их доставали, должны пахнуть именно так, резко и приторно. Но был и второй запах, более житейский и менее приятный, даже отталкивающий. Запах пота и грязи. Запах человека, который моется очень редко, если только моется вообще.
Да, это был один из тех злодеев, которые пытались похитить его. В животе Джека что-то заворочалось и застонало.
— Я не знал, что у тебя есть сын, Капитан Фаррен, — сказал Осмонд, не сводя глаз с перепуганного лица Джека. Льюис, меня зовут Льюис, подумал тот. Не перепутать бы!
— Лучше бы у меня его не было! — ответил Капитан, глядя на Джека со злобой и ненавистью. — Я оказал ему такую честь, с таким трудом пристроил его во дворец, а он сбежал, как паршивый пес. Я нашел его в…
— Да-да… — сказал Осмонд, улыбаясь застывшей улыбкой. Он не верит ни единому слову! — понял Джек. — Да-да. Мальчики все такие. Все дрянные. Так уж повелось. Все мальчишки дрянные, верно? Так уж оно ведется. Все мальчишки дрянные. И я был дрянным, и ты, я уверен, тоже, Капитан Фаррен. Я угадал? Ты был дрянным?
— Да, Осмонд, — сказал Капитан.
— Совсем дрянным? — не унимался Осмонд. Он начал даже пританцовывать в грязи. В этом еще не было ничего непонятного, Осмонд был гибок и почти нежен в движениях, но Джеку он не казался гомосексуалистом: если в его речи и были какие-то проявления этого, Джек ощущал, что они были наигранны. Нет, ясно было одно — злоба этого человека… и его безумие. — Совсем дрянным? Ужасно дрянным?
— Да, Осмонд, — металлическим голосом сказал Капитан.
Осмонд прекратил свой танец так же внезапно, как начал. Он холодно глядел на Капитана.
— Никто и не знал, что у тебя есть сын, Капитан.
— Он незаконнорожденный, — ответил Капитан.