Я хорошо знаю тебя. Даже такая скверная, какая она есть...
— Сатанинская инкарнация зла?
— Пусть так, но я не представляю, чтобы ты бросил ее на растерзание... им. — Клер повернулась лицом к нему, отчего одеяло сбилось.
— Что дальше с нами будет, знаешь?
— Я похожа на чокнутую Миранду с ее предсказаниями? Нет, не знаю. Мне известно одно: когда мы встанем завтра утром, вампиры либо вернутся, либо нет. И тогда нам придется решать, что делать дальше.
— Может, ничего не станем делать. Просто подождем.
— И еще я кое-что понял, Клер: нельзя даже на день задерживаться в одном месте. Нужно все время перемещаться — в правильном направлении или нет, не важно. Главное — двигаться. Все меняется каждое мгновение.
Она внимательно вгляделась в его лицо.
— Твой папа сейчас здесь?
Он состроил гримасу.
— Честно? Понятия не имею, но... Я бы не удивился. Он уже наверняка вычислил, что сейчас самое время вернуться в город и захватить власть. И этот парень Манетти ведет себя так, будто за всеми его действиями стоит отец.
— Но если он захватит власть, что будет с Майклом? С Мирнином? С любым другим вампиром в городе?
— Неужели тебе нужно объяснять?
Клер покачала головой.
— Он прикажет людям убить всех вампиров, а потом займется Морреллами и теми, кто, по его представлениям, в ответе за случившееся с твоими родными. Правильно?
Шейн вздохнул.
— Скорее всего.
— И ты все это допустишь.
— Я этого не говорил.
— Но и обратного тоже не говорил. Только не надо уверять меня, как все сложно, потому что это не так. Либо ты отстаиваешь что-то, либо все принимаешь без сопротивления. Ты сам однажды сказал это — и был прав. — Клер удобнее устроилась в его объятиях. — Шейн, тогда ты все сделал правильно. Поступи так и сейчас.
Он провел пальцем по ее щеке, по губам, и в его глазах появилось такое выражение, какого она никогда прежде не видела.
— Во всем этом чокнутом городе ты единственная, кто всегда поступает правильно, на мой взгляд, — прошептал он. — Я люблю тебя, Клер. — Его лицо исказилось, но всего на мгновение. — Ушам своим не верю, что и впрямь говорю это, но так оно и есть. Я люблю тебя.
Он продолжал говорить, его губы шевелились, но единственное, что она слышала, что эхом отдавалось в сознании, словно звон огромного медного колокола, были слова «я люблю тебя».
Казалось, это признание и его самого застало врасплох — не в плохом смысле, нет; скорее, как если бы до этого мгновения он не отдавал себе отчета в собственных чувствах.
Ощущение было такое, словно она никогда на самом деле не видела его прежде, и он был прекрасен. Прекраснее любого мужчины, которого она когда-либо встречала за всю свою жизнь.
Она остановила поток его слов поцелуем. Точнее, поцелуями. Очень долгими. И когда он наконец отодвинулся от нее — не слишком далеко, — в его взгляде светилось всепоглощающее неудовлетворенное желание.
И Клер это нравилось.
— Я люблю тебя, — повторил он и поцеловал Клер таким долгим поцелуем, что у нее перехватило дыхание.
В этом поцелуе было больше, чем когда-либо, и страсти, и настойчивости, и... всего. Как будто прилив подхватил ее и уносил прочь; она подумала, что это было бы прекрасно — если бы она никогда больше не коснулась берега, если бы так и плавала бесконечно в этой красоте, если бы даже утонула в ней.
«Стоп-сигнал! — пронеслось в ее сознании. — Остановись! Стоп-сигнал! Что ты делаешь?»
И ей немедленно захотелось заглушить этот внутренний голос.
— Я тоже люблю тебя, — прошептала она дрожащим голосом и прижала к его груди дрожащие руки. Его мышцы были напряжены под мягкой тенниской, грудь вздымалась и опускалась в такт дыханию.
Его мышцы были напряжены под мягкой тенниской, грудь вздымалась и опускалась в такт дыханию. — Я готова на все ради тебя.
Она рассчитывала, что эти слова послужат для него стимулом, однако они, напротив, пробудили в нем разум. Он удивленно уставился на нее.
— На все, да. — Он крепко зажмурился. — Я въехал. Это плохая идея, Клер. Очень, очень плохая.
— Сегодня? — Она нервно рассмеялась. — Когда все сходят с ума? Почему бы и нам... тоже? Всего раз.
— Потому что я дал обещание. — Он обнял ее, притянул к себе, и она почувствовала, как мучительно сотрясается его тело. — Твоим родителям, себе, Майклу. Тебе, Клер. Я не могу нарушить слово — больше у меня нет ничего.
— Но... что, если...
— Не надо об этом, — прошептал он ей на ухо. — Пожалуйста, не надо. И без того нелегко.
Он снова поцеловал ее, но в этом поцелуе, долгом и нежном, ощущался привкус слез. Привкус в некотором роде прощания.
— Я правда люблю тебя. — Он смахнул с ее щек влагу. — Но этого я не могу.
Не успела она остановить его, как он вскочил, сунул ноги в туфли и быстро устремился к двери. Она села, прижимая одеяло к груди, как будто была обнажена. Он взялся за дверную ручку.
— Пожалуйста, останься, Шейн!
Он покачал головой.
— Если я останусь, может произойти все, что угодно. Ты понимаешь это, я понимаю это, и мы не должны. Знаю, все разваливается, но... — Он сделал глубокий, мучительный вдох. — Нет.
Звук закрывшейся за ним двери пронзил ее, словно удар ножа.
Клер рухнула на постель, огорченно обнимая пахнущую Шейном подушку, ерзая в поисках места, согретого его телом, думая, что сейчас расплачется и будет плакать, плакать, пока не уснет.
И потом ей припомнилось то чудесное выражение в его глазах, когда он сказал: «Я люблю тебя».
Нет, сейчас не время плакать.
В конце концов она заснула с непривычным ощущением безопасности.
10
На следующий день никаких признаков вампиров не обнаружилось. Клер проверила сеть порталов, но, насколько она могла судить, они не работали. Чтобы чем-то занять руки, она помогала приводить в порядок дом — чистила, расставляла все по местам, была на посылках. Пришел Ричард Моррелл — проверить, как они. Он, видимо, поспал и выглядел немного лучше, хотя нельзя сказать, что очень хорошо.
Ева тоже спустилась вниз; вот она выглядела скверно. Никакого готического макияжа, черные волосы растрепаны. Она налила Ричарду кофе и спросила:
— Как Майкл?
Не глядя на нее, Ричард подул на горячую поверхность кофе.
— Он в ратуше. Мы перевели туда всех вампиров из камер, для большей безопасности.
Лицо Евы исказила гримаса боли. Шейн положил ей на плечо руку, она сделала глубокий вдох и справилась с собой.
— Правильно, так, наверное, лучше, — сказала она и отпила из своей надколотой кружки. — Что там творится?
«Там» означало за пределами Лот-стрит, которая выглядела неестественно спокойной.
— Ничего хорошего. — Голос Ричарда звучал слабо и хрипло, как будто он много кричал. — Примерно половина магазинов закрыты, некоторые из них сожжены или разграблены. Полицейские и волонтеры не в состоянии уследить за всем. Некоторые владельцы магазинов раздобыли оружие и охраняют себя сами. Я не в восторге, но, наверное, это лучший выход, пока все не успокоятся и не образумятся. Проблемы не повсеместно, но пострадала значительная часть города. Слышали, что напали на «Пивную»?
— Слышали, — ответил Шейн.
— Ну, это было только начало. В заведение Долорес Томпсон тоже ворвались, а потом отправились в район складов и нашли там спиртное. У тех, кто хотел воспользоваться беспорядками, чтобы надраться, получился настоящий праздник.