Я успел убедиться, что они обладают особенной яркостью; думаю, в скором времени в этом же убедишься и ты!
Письмо твое дошло до меня 27 марта. Если Сфорца [5] так донимает тебя, зачем тебе там оставаться? Лоренцо просто мечтает о твоем возвращении, и хороших заказов у нас хоть отбавляй. Уж никак не менее, чем в Милане. Обдумай это, мой дорогой. Ты многое упускаешь. Даже этот насмешник Полициано говорит о тебе с уважением!
Ты, возможно, опечалишься, узнав, что Лоренцо неважно себя чувствует. Это уже с ним бывало, он пьет воды и утверждает, что они ему помогают. Но верится в это плоховато. Его руки теперь опухают гораздо чаще, чем прежде, а без приступов слабости не проходит и дня. В последнее время дальняя родственница Медичи донна Деметриче Воландри взялась читать ему вслух. Иногда — труды Платона, [6] иногда — просто новеллы; он проводит с ней все вечера. Однако ум его все еще не утратил своей остроты, и он по-прежнему окружает себя одаренными, талантливыми людьми. Взять хотя бы молодого Буонарроти [7] . Несмотря на все твое отвращение к мраморной скульптуре, ты вынужден будешь признать, что в нем угадывается художник большого масштаба. Лоренцо весьма гордится успехами юноши. Я думаю, он втайне хотел бы, чтобы надежды подобного плана подавали и его сыновья.
Возможно, Джованни [8] и пойдет далеко, но не в искусстве, а на стезе служения церкви: ум у него цепкий и очень живой. С Пьеро [9] все по-другому. Он не меняется и ведет себя как капризный ребенок, требующий постоянного внимания окружающих.
А вообще все у нас хорошо. В день Вознесения состоялось великолепное празднество, и вся Флоренция вышла ловить кузнечиков на поля. В Сан-Лоренцо была отслужена месса в память о брате Великолепного — Джулиано [10] . Это громкое дело легло на дом Пацци [11] неизгладимым пятном.
Мы слышали, ты все еще не оставил привычки покупать на рынке птиц и отпускать их на волю. Кое-кто из путников, проезжавших через Милан, видел это своими глазами (приятель нашего алхимика, например).
Леонардо, этих птиц не спасешь! Их тут же поймают и вновь тебе же и продадут. Удивительно, как ты, со своим умом, не можешь постигнуть такую простую вещь. Но еще удивительнее то, что человек, изобретающий изощренные орудия военного назначения и бестрепетно полосующий мертвецов, отказывается употреблять в пищу нежнейшее птичье мясо, усматривая в том какой-то особенный грех.
Что касается твоей любви к механизмам всякого рода, то, увидев новое палаццо алхимика Ракоци (изобретателя тебе посланных красок), ты пришел бы в полный восторг. Оно выдержано в генуэзском стиле и напичкано такими устройствами, которые себе и представить нельзя! Его строители только о том и болтают, распуская невероятные слухи.
Этот Ракоци, например, соорудил в ванной комнате особую камеру, где вода может накапливаться и нагреваться, а уже потом подаваться куда угодно через подвижную трубу с краном.
Он также усовершенствовал кухню, выдумав новую печь. Она сделана из металла, по его утверждению, более пригодного для приготовления пищи. (Хотя зачем ему это? Он ведь никогда не обедает, а почему, я не могу понять.
(Хотя зачем ему это? Он ведь никогда не обедает, а почему, я не могу понять.) Наши повара задрали носы и заявили, что скорее умрут, чем станут готовить на этой коробке.
Утренний туман еще не рассеялся, но приближение жары уже ощущалось. Лучи восходящего солнца позолотили крыши Флоренции, чьи обитатели готовились хлынуть на городские улицы, ибо празднество начиналось. Пьяцца делла Синьория пестрела знаменами всех ремесленных гильдий, славных изделиями своих мастеров и составлявших в целом главное достояние великого города.
— Ну, мой дорогой странник, — сказал Лоренцо, поворотившись в седле, — случалось ли вам видеть что-то подобное еще где-нибудь?
Ракоци рассмеялся, но его темные глаза были спокойны.
— Нет, Великолепный, такого не увидишь нигде!
Он пришпорил свою серую лошадь, и та, игриво взбрыкивая, понеслась по булыжнику мостовой. Звонкий цокот подков огласил окрестные переулки.
— Даже если он видел что-то похожее, — медленно процедил третий участник прогулки, — его воспитание не даст ему это высказать прямо. Глупо надеяться на правдивый ответ.
Некрасивое лицо Лоренцо Медичи омрачилось, однако он ничего не ответил и лишь сильнее, чем надо бы, хлестнул своего чалого жеребца. Спутник не отставал, и Лоренцо был принужден бросить ему в сердцах:
— Аньоло, ответ, несомненно, правдив. Твое соседство избавляет кого-либо от необходимости соблюдать правила хорошего тона!
Они уже нагоняли Ракоци. Аньоло расхохотался.
— Ты обижен, Лоренцо? Почему же ты не ударишь меня? Может быть, потому, что не хочешь уронить себя в глазах чужеземца? Наш Ракоци молчит о своих титулах, но бьюсь об заклад на половину золота в твоем банке, что он гораздо знатнее и тебя, и меня!
Лоренцо лишь усмехнулся.
— Мы флорентийцы, Аньоло! Ни у кого из нас нет благородных корней. Но вы, — он обернулся к Ракоци, — вы, несомненно, являетесь отпрыском древнего и знаменитого рода. Франческо Ракоци да Сан-Джермано. Да Сан-Джермано!
Он покатал во рту имя своего молчаливого спутника, словно пытаясь определить его вкус.
— Где находится Сан-Джермано, Франческо, и что это место значит для вас?
Они уже пересекали понте алле Грацци, и высокий шпиль палаццо делла Синьория сделался хорошо виден.
Лоренцо дал знак всадникам придержать своих лошадей.
— Там большая толпа. Нам, пожалуй, надо бы выбрать другую дорогу.
Он помолчал и повторил свой вопрос:
— Так где же находится Сан-Джермано?
До сих пор ему удавалось уходить от ответа на расспросы подобного рода, но тянуться до бесконечности это, конечно же, не могло.