Элен надо сделать еще один круг, прежде чем она решится слезть с карусели. И даже после этого сталкиваться они будут частенько. Ведь мы живем в маленьком городке. — Билл замолчал, глядя на улицу. — Смотри-ка! — воскликнул он, поднимая бровь. — Да это же Луиза. Идет во всем красе, как царица ночи.
Ральф сердито взглянул на него, но Билл либо не заметил, либо сделал вид, что не заметил этого. Он встал, снова коснувшись пальцами того места, где уже не было панамы, а затем спустился по ступенькам, чтобы встретить гостью на подъездной дорожке.
— Луиза! — воскликнул Мак-Говерн, опускаясь перед миссис Чесс на одно колено и театральным жестом протягивая к ней руки. — Могут ли наши жизни соединиться небесными узами любви? Свяжи свою судьбу с моей и позволь мне умчать тебя на золотой колеснице страсти!
— Ха, ты говоришь о медовом месяце или об одной ночи? — неуверенно улыбаясь, проворковала Луиза.
Ральф хлопнул Мак-Говерна по спине.
— Вставай, — сказал он, ловко принимая из рук Луизы небольшой пакет.
Заглянув внутрь, он увидел три банки пива.
Мак-Говерн поднялся с колен.
— Извини, Луиза, — расшаркивался он. — Во всем виновато сочетание очарования летних сумерек с твоей красотой… Другими словами, я ненадолго сошел с ума.
Лучезарно улыбнувшись ему, Луиза Чесс повернулась к Ральфу.
— Я только что узнала о происшедшем, — сказала она, — и сразу поспешила сюда. Весь день я провела в Ладлоу, играя в покер с девочками. — Ральфу не надо было смотреть на Мак-Говерна: он и так знал, что левая бровь Билла — та, которая говорила: «Покер с девочками! Ах ты, наша великолепная Луиза!» — поднялась на максимальную высоту. — С Элен все хорошо?
— Да, — ответил Ральф. — Ну, может, не так уж хорошо — ее оставили в больнице на ночь, — но жизнь ее вне опасности.
— А ребенок?
— Хорошо. Девочка у подруги Элен.
— Итак, давайте поднимемся на веранду, и вы мне все расскажете. — Взяв под руку Мак-Говерна с одной стороны, а Ральфа с другой, она повела их к дому. Так они и поднимались по ступенькам, словно постаревшие мушкетеры, сопровождающие даму, любовь к которой они пронесли через всю жизнь, а когда Луиза уселась в кресло-качалку, на Гаррис-авеню вспыхнули фонари, мерцая в сумерках, словно двойная нить жемчуга.
«Дорренс тоже присутствовал в твоем сне. Не забудь».
Да, правильно. И словно ключ повернулся в замке — Ральф внезапно вспомнил странные слова, произнесенные Дорренсом прошлым летом во время столкновения между Эдом и Толстяком из синего пикапа… То, чего Ральф никак не мог припомнить раньше. Он, Ральф, обхватил Эда за плечи, стараясь как можно дольше удержать парня прижатым к дверце машины по вполне очевидным причинам, а Дорренс сказал (я бы не стал), что Ральф не должен прикасаться к нему.
— Он сказал, что уже не видит моих рук, — пробормотал Ральф, опуская ноги на пол. — Вот что он сказал.
Ральф посидел еще немного с низко опущенной головой, надел тапочки и прошаркал в гостиную.
Ральф посидел еще немного с низко опущенной головой, надел тапочки и прошаркал в гостиную. Наступало время ожидания восхода солнца.
Ральф взял второй лист. Элен писала:
Я собираюсь развестись с ним. Часть моего разума (она рассуждает совсем как моя мамочка) начинает буквально выть, когда я так резко говорю об этом, но я устала обманываться насчет своего положения. Здесь проводят психотерапевтические занятия, наподобие тех, во время которых люди, усевшись в кружок, за час используют по четыре коробки бумажных платков, но, представь, это помогает видеть вещи в их истинном свете и возвращает способность проще воспринимать происходящее. В моем случае простота заключается в том, что человек, за которого я вышла замуж, превратился в опасного параноика. То, что иногда он бывает любящим и нежным, — всего лишь обманный маневр. Мне необходимо помнить, что мужчина, некогда даривший мне собственноручно сорванные цветы, теперь иногда, сидя на крыльце, разговаривает с воображаемым собеседником, с мужчиной, которого называет «маленький лысоголовый доктор». Разве этого не достаточно? Думаю, я знаю, как все это началось, Ральф, и, когда мы встретимся, я тебе обо всем расскажу, если ты, конечно, захочешь слушать.
Я вернусь в дом на Гаррис-авеню (хотя бы на время) к середине сентября, если только найду работу… Впрочем, ни слова больше, так как эта тема пугает меня до смерти! Я получила записку от Эда — всего пару строк, но все равно, какое облегчение! — в ней он сообщает, что поселился в коттедже во Фреш-Харборе и согласен не вступать со мной в контакт.