Какое-то время маслянистая поверхность еще бурлила и колебалась, словно переваривая свою добычу, затем застыла, вновь став неподвижной и гладкой над свежей могилой, где был теперь похоронен Джеронимо.
ГЛАВА 13
- Якоб! - окликнул аль-Калли из-за мольберта.
- Да, сэр?
- Видишь, где я поставил тачку?
Якоб взглянул настрой палисандровых деревьев, ветви которых были сплошь в розовых цветках, и увидел в дальнем конце аллеи живописно размещенную деревянную тачку.
- Подтолкни ее вперед, иначе не вписывается в рамки.
Якоб пошел выполнять распоряжение, а Мохаммед откинулся на спинку полотняного шезлонга, что стоял в тени большого пляжного зонта. Днем он любил сидеть за мольбертом где-нибудь на территории своего обширного поместья и писать акварели, здесь было столько прекрасных уголков и видов. Он делал это легко и быстро хорошо натренированной рукой, и глаз у него был хороший; преподаватель живописи в Харроу даже прочил ему карьеру художника. Но аль-Калли занимался этим лишь для того, чтобы расслабиться, отвлечься от беспокойных мыслей, которые мучили его, особенно последнее время.
Он был склонен, как и все остальные члены семьи, к мрачным фантазиям.
Якоб передвинул тачку на несколько дюймов вперед. Аль-Калли крикнул:
- Ближе! Еще ближе!
Это была старая деревянная тачка, которую аль-Калли увидел в садоводческом центре и купил, хотя она не продавалась. Он сразу разглядел в ней удачный объект для живописи.
- Вот сюда! Так, стоп!
Мохаммед снова откинулся на спинку сиденья и, слегка щурясь, окинул взглядом композицию - стройный ряд палисандровых деревьев в цвету; извилистая тропинка, выложенная камнем; а в самом конце - старая деревянная тачка, словно готовая для использования по назначению, - и довольно кивнул. Прополоскал кисточку в хрустальной вазе баккара, слегка высушил ее, затем макнул в краску на палитре. Трудно было подобрать цвет, гармонирующий с роскошным пурпурно-лавандовым оттенком цветов, здесь проскальзывали еще и нотки голубого. Слов нет, палисандры особенно прекрасны в это время года. Цветение продолжается от силы неделю, и аль-Калли торопился запечатлеть этот момент на полотне, насколько позволяли способности и умение.
Он нанес несколько мазков, но тут в небе над головой возникло облако, пригасило яркие краски пейзажа, и аль-Калли взглянул на наручные часы. Четыре тридцать дня, свет становился слишком резким и в то же время - изменчивым, ускользающим. Придется продолжить завтра, прямо с утра.
- Оставь все, как есть, - сказал он Якобу, положил кисть и палитру на столик и поднялся, всем своим видом давая понять, что непременно вернется к работе завтра.
Потом вытер руки о льняное полотенце, допил джин с тоником и кубиками льда и направился к дому. Верный Якоб шагал за ним, как обычно, в трех шагах за спиной.
- Почему бы не нанести визит нашему гостю? - не оборачиваясь, сказал аль-Калли.
Якоб не ответил, понимая, что это не вопрос.
- Может, у него появились новые истории, которыми он не против поделиться с нами?
Аль-Калли обошел плавательный бассейн с черным дном, пересек широкий портик перед главным домом и уже готов был войти, когда столкнулся лицом к лицу с сыном Мехди, который выбегал навстречу с полотенцем, переброшенным через руку. На полотенце красовался павлин.
- Уроки сделал? - спросил Мохаммед.
- Если скажу "да", ты мне поверишь?
- Нет.
- Тогда разница?
Аль-Калли был не в том настроении, чтобы вступать с отпрыском в споры.
- Так сделал или нет?
- Доклад надо сдать на следующей неделе. Так что время еще есть.
Мехди угрем проскользнул между взрослыми. Мохаммед души не чаял в сыне, ведь тот был единственным прямым наследником великой династии. Ради него он бежал из Ирака. Но в подростковом возрасте мальчишка стал просто несносен, и отношения между ними портились с каждым днем. Интересно, думал Мохаммед, так ли обстоят дела во всех других семьях? Может, и он в свое время тоже раздражал своих родителей? Но теперь уже не спросишь. Никого в живых не осталось.
Аль-Калли подвел Якоба к задней лестнице, ведущей в помещение для слуг. Но вместо того, чтобы подняться, велел ему отпереть тяжелый навесной замок на двери. Они прошли по подвальному помещению через несколько кладовых и оказались перед еще одной запертой дверью. За ней находился винный погреб, тот самый, построенный несколько десятилетий назад нефтяным магнатом, которому прежде принадлежало имение. В нем размещалось свыше десяти тысяч бутылок самого дорогого и изысканного вина. Аль-Калли никогда не был особым любителем этого напитка, зато нашел погребу новое, весьма необычное применение.
Якоб щелкнул выключателем - над головами вспыхнул свет люстры, выглядевшей здесь довольно неуместно. Помещение, прежде погруженное в чернильную тьму, озарилось ярким светом. Здесь находилось несколько сотен бутылок, они пылились на полках, рядами выстроившихся вдоль одной из стен. Но самой удивительной особенностью этой комнаты был металлический стул, придвинутый к задней стене, на котором и сидел гость аль-Калли. Голова, откинутая назад, упиралась затылком в каменную стену, глаза закрыты, цепь, прикованная к скобе в стене, обвивала его руки. Якоб потратил немало времени и задал кучу странных вопросов в фирме по продаже стройматериалов, выясняя, как лучше и надежнее закрепить скобу с цепью.
- Как спал, Рафик? - спросил аль-Калли на арабском.
В комнате воняло - в дальнем углу был установлен биотуалет. Рядом со стулом на полу валялись несколько пластиковых бутылок с питьевой водой и остатки сэндвича. Похоже, аппетит у его гостя был неважный.
- Можешь открыть глаза, - снова сказал аль-Калли на языке, которым столь редко пользовался, покинув родную страну. Он не забыл его.
Рафик не реагировал. Сидел как мертвый, хотя аль-Калли еще не решил, когда следует смилостивиться и наградить его столь бесценным подарком, как смерть.
- Мы пришли поговорить с тобой, - продолжал аль-Калли тоном, каким вразумляют непослушных детей. - На чем мы остановились в прошлый раз?
Он слегка склонил голову набок и еле заметно кивнул Якобу. Тот размахнулся и ударил Рафика сначала по одной щеке, затем - по другой. Голова пленного дернулась из стороны в сторону, глаза медленно открылись.
- Ну вот, так-то лучше, - заметил аль-Калли.
Все лицо пленного было в синяках, губы разбиты. К потному лбу прилипли пряди черных волос.
- Помнишь, что ты говорил мне во время прошлого нашего разговора?
Голова Рафика болталась из стороны в сторону, точно была плохо прикреплена к шее.
Аль-Калли кивнул Якобу, тот наклонился, поднял с пола бутылку, открыл ее и принялся вливать воду в полуоткрытый рот с выбитыми зубами до тех пор, пока Рафик не начал захлебываться.
- Мы говорили о празднике во дворце Саддама.
Рафик облизал растрескавшиеся губы.
- Том самом, во время которого ты подал моей дочери суп.
Рафик низко опустил голову и молчал.
- Я спрашиваю тебя: ты знал, что суп отравлен?
Рафик молчал и не двигался.
- Насколько помнится, ты вроде бы говорил, тебе приказали это сделать, так?
- Почему, - еле слышно произнес Рафик на арабском, - почему бы нам не покончить со всем этим?
- Потому, что мы никуда не торопимся, - ответил аль-Калли и обменялся еле заметной улыбкой с Якобом, стоящим, скрестив руки на груди, по другую сторону от стула. - К тому же хотелось бы знать, кто был второй официант, с усами, обслуживающий мою жену.
- Я уже говорил, - простонал Рафик, - не знаю.
Телохранитель понял господина без слов. Размахнулся и нанес Рафику по лицу удар такой силы, что тот свалился со стула и рухнул на бетонный пол. Жалобно зазвенела цепь.
- Не думаю, чтобы Саддам доверил столь важную работу, как убийство всей моей семьи, каким-то незнакомцам. - Аль-Калли задумчиво покачал головой, словно споря с самим собой. - Нет. Думаю, вас прежде хорошенько натренировали и выбор на тебя и того усатого пал не случайно.
Рафик не шелохнулся.
- Двоих я уже нашел. - Он не сказал, что сделал с ними. - Мне было довольно трудно разыскать тебя.
Эти поиски обошлись аль-Калли почти в миллион долларов, деньги пошли на подкупы, а также на транспортные расходы. Рафик, когда он его нашел, проживал в Ливане под другим именем и работал в авторемонтной мастерской. Его перевезли через несколько границ в мешке, сам мешок находился под днищем фургона, который был позаимствован в той же мастерской.
- Посади его, - бросил аль-Калли Якобу.
Тот наклонился и бережно выпрямил Рафика, прислонив его спиной к стене. Прямо над головой у него был приклеен к стене старый пропыленный плакат в рамочке, рекламирующий "Кампари".
Аль-Калли присел перед пленным на корточки, заглянул ему прямо в глаза. И понял по их выражению, что человек этот признал свое поражение и с нетерпением ждет смерти. Единственное, чего не заметил в них аль-Калли, так это страха. Это вселяло надежду. Стоит хорошенько напугать его, вселить страх, и он заговорит.
Есть средство развязать ему язык.
- Отдохни, - сказал аль-Калли впервые за все время по-английски и пробормотал себе под нос уже по-арабски: - Скоро тебе понадобятся все твои силы.
ГЛАВА 14
Когда Садовский предложил Гриру встретиться в стрелковом клубе "Либерти", тот сразу заподозрил подвох и, войдя внутрь, понял, что не ошибся.
В помещении, которое Берт Пит называл классной комнатой, собралось около дюжины мужчин - все белые, каждый ветеран той или иной кампании. На стене между инструкцией по технике безопасности обращения с огнестрельным оружием и таблицей, наглядно демонстрирующей, как чистить это самое оружие, теперь висел плакат с изображением колокола и девизом: "СЫНОВЬЯ СВОБОДЫ - ПОДНИМАЙТЕСЬ!" В точности такую же татуировку Грир видел на руке Берта.
Он заметил на столе чипсы и орешки, бочонок холодного пива и толстую стопку каких-то подшитых материалов. У Грира возникло впечатление, что гостей ожидалось больше. Он взял наугад один из файлов в пластиковой обложке. Просто чушь собачья: ксерокопии речей ребят типа Тома Пейна, Патрика Генри и Пэта Бьюкенена, вроде бы именно последний - тот самый тип с неестественно писклявым голосом, которого Грир иногда видел по телевизору. Еще были снимки собраний и шествий "Сыновей свободы", которые проводились в Грин-Бей, штат Висконсин, в Бьютте, штат Монтана, в Гейсвилле, что в Джорджии. На последней странице красовался снимок Чарльза Мэнсона с подписью внизу заглавными буквами: "ШУРУМ-БУРУМ".
Грир все еще разглядывал последний снимок, когда к нему подошел Садовский и подчеркнуто громко спросил:
- Пива, капитан?
В руках у него была жестяная банка, и еще Грир заметил, как навострили уши стоявшие у стола парни - на это, несомненно, и рассчитывал Садовский, когда прозвучало слово "капитан". Точно он, Садовский, заслуживал особого вознаграждения за то, что привел офицера.
Грир взял банку с пивом.
Берт вышел на середину комнаты и призвал присутствующих к вниманию. Все, кроме Грира, расположившегося на диване у стены, уселись на раскладные стулья.
- Первым делом хочу поблагодарить каждого, кто пришел, - начал Берт, - потому как знаю, все вы люди занятые.
"Да уж, - думал Грир, оглядывая мужчин, налегающих на дармовое пиво. - Эти ребятки приходят сюда прямо с фабрики, или из кабин грузовиков, или, еще лучше, из местных отделений службы помощи безработным".
- Некоторые из вас уже знают о нас все, - пара голов дружно закивала в знак согласия, - других привело здоровое любопытство. Они хотят понять, кто мы такие, знать, на чем стоим… А еще, черт побери, они хотят понять, что происходит в стране!
"О господи, - подумал Грир, - начинается!" И снова оказался прав. Берт закатил долгую речь (она оказалась лучше, чем он ожидал) о том, как основали страну наши благородные предки, о вкладе, который внесли в развитие страны мужчины и женщины из Европы и Скандинавии (Грир заметил, как многозначительно покосился Берт на парня в первом ряду, действительно смахивающего на викинга). Он говорил о культуре, построенной на христианских ценностях, о том, что этой культуре, "некогда величайшей в истории человечества", теперь грозит огромная опасность.
- В чем же заключается эта опасность? - задал сам себе вопрос Берт и оглядел присутствующих. Все они дружно перестали хрустеть чипсами и хлебать пиво. - Это опасность распада.
В зале стояла мертвая тишина, даже стулья не скрипели.
- Откуда она исходит? - воскликнул Берт. - Что грозит распадом?
- Все потому, что ты уже больше не носишь оружия, - осмелился предположить один из приглашенных.
- Верно, - кивнул Берт. - Здесь, в Лос-Анджелесе, больше законов об огнестрельном оружии, чем где-либо еще. К простой палке могут придраться, но я не об этом.
- Порнография, - предположил еще какой-то парень. - Куда ни глянь, всюду порнуха, одна порнуха!
"Особенно у тебя под кроватью", - подумал Грир, продолжая потягивать пиво.
- Да, это тоже проблема, - согласился Берт. - Но я имел в виду нечто другое.
Он вдруг почувствовал, что теряет внимание слушателей. Когда еще один парень вдруг вскочил и заговорил о разводах и правах отцов, Берт нетерпеливо притопнул и воскликнул:
- Раса, джентльмены! Все дело в расе!
Все снова затихли.
- У нас идет самая настоящая расовая война, а многие этого даже не осознают!
"Стара собака, чтобы выходить на охоту", - подумал Грир.
- У нас есть граница с Мексикой протяженностью почти в две тысячи миль, а защищают ее, как… - Тут Берт сделал паузу, подыскивая наиболее сильное сравнение. - Ну короче, ты чувствуешь себя менее защищенным, чем человек, который оказался в полночь на углу Флоренс и Нормандии.
Несколько человек хихикнули, но в целом сравнение было принято благосклонно.
У этого Берта все смешалось в кучу, решил Грир. О ком прикажете беспокоиться? О черных в южной части Лос-Анджелеса? Или о нелегалах, просачивающихся в Америку через черный ход?
- Каждый день сотни, да что там сотни, тысячи нелегальных иммигрантов переплывают Рио-Гранде, пробираются в Сан-Диего или к нам сюда, в Лос-Анджелес, и наводняют нашу территорию. Наши школы, больницы, автострады.
Теперь оратор ступил на хорошо знакомую стезю. Незаконный переход границы - благодатная тема. Лезут через нее все кому не лень и отбирают у тебя рабочие места. Даже террористы этих людей мало беспокоят, нет, они готовы ополчиться против любого, кто отобрал у них замечательную работу - собирать помидоры на плантациях, драить полы шваброй. Сразу было видно - Берт оседлал своего любимого конька.
- Да вы зайдите в любой магазин или пивную и оглядитесь хорошенько! Вчера вечером я был в Торренс, заскочил в "Денис" и оказался там единственным белым! Я сосчитал: шестнадцать посетителей плюс три официантки, я был единственным настоящим чисто белым парнем в этом чертовом заведении!
Он сделал паузу, чтобы эта тревожная информация хорошенько осела в умах. Но насколько мог судить Грир, тронула она лишь половину присутствующих, по всей видимости, уже ставших членами организации "Сыновья свободы". Двое или трое переглянулись, перебирая лежащие перед ними листы, один взглянул на часы, а затем рассеянно уставился в окно, наверняка думая о том, можно ли выпить еще пива, перед тем как убраться отсюда к чертовой бабушке.
Но Берт продолжал гнуть свое. Еще минут двадцать или около того он клеймил кожу темного цвета и, как следствие, упадок Соединенных Штатов Америки по всем позициям. Больше всего досталось от него мексиканцам, а также выходцам из Гватемалы и Сальвадора. Грир никогда не мог отличить одних от других, да и не слишком-то стремился. На секунду вспомнил о Лопесе, парне, которого они потеряли при исполнении задания в Мосуле. Парне, которого утащило в ночь… нечто. Разве он ненавидел или любил этого Лопеса? Да нет, он относился к нему в точности так же, как к Садовскому или Донлану. Грир отпил большой глоток пива и решил: ничего подобного, никаких предубеждений. Временами он сожалел о страшной гибели этого парня.
Садовский словно прочитал его мысли и завертелся в кресле, улыбнулся Гриру, а выражение его лица, казалось, говорило: "Ну разве он не молоток, этот наш Берт?" В ответ Грир выразительно постучал по циферблату наручных часов. Садовский окинул его разочарованным взглядом и отвернулся.
Наконец Берт начал закругляться.
- Надеюсь, каждый из вас получил копии памяток общества "Сыновья свободы", там, в списках, вы найдете имена новых членов. И если у кого есть вопросы или же вдруг возникнут проблемы, валяйте, ребята, заходите. Не стесняйтесь, я всегда здесь! Торчу как шило в том самом месте! - Он расхохотался, и смех этот подхватили несколько человек, возможно просто от радости, что все это наконец кончилось. - И прошу не забывать: каждый, кто становится членом общества, получает десятипроцентную скидку, когда придет пострелять.
Такая же скидка была предложена Гриру как ветерану.
Пара заинтересованных кандидатов остались переговорить с Бертом, другие похватали кружки с пивом или побежали в туалет. Садовский присел рядом с Гриром на диван.
- У тебя есть вопросы к Берту?
- Ага. Где он научился чесать языком как заведенный?
Садовский скроил оскорбленную мину.
- Ты что, ему не веришь? Считаешь, еще не пришла пора всем нам проснуться и вдохнуть запах свежего кофе?
- Думаю, нам пора сесть в твою маленькую патрульную машинку и отправиться куда собирались.
Грир поднялся. Нога опять занемела, он был вынужден остановиться и растереть колено, а затем направился к двери. Он увидел Берта, заманивающего в свои ряды парня в форме службы доставки посылок. Грир взмахнул рукой и выставил большой палец, как бы говоря тем самым: "Все делаешь правильно, скоро он будет твой".
Он вышел на стоянку перед входом, остановился возле автомобиля с надписью на борту "Охранное агентство "Серебряный медведь"" и ждал, пока Садовский закончит говорить с еще одним "сыном свободы" о праздновании Четвертого июля и подойдет к нему. Садовский подошел и отпер машину, сохраняя обиженное выражение лица.
- Не понимаю, почему ты не слушал, - сказал он, когда оба они уселись на переднее сиденье и пристегнули ремни.