Их сажают на скамейку в коридоре у двери. Цепи снимают, но они сидят неподвижно, в наручниках, с мешками на головах, и ждут, когда Керт Бэнкс выйдет из комнаты и назовет их номер.
Керт, наш начальник конвоя, вслух читает прошение заключенного, а затем – заявление кого‑то из охранников с возражениями против условно‑досрочного освобождения. Затем он вводит заключенного в комнату и сажает его справа от Карло, который руководит процессом. Первым идет заключенный Джим‑4325, затем – Глен‑3401, Рич‑1037 и, наконец, Хабби‑7258. После общения с комиссией каждого из них снова сажают на скамейку в коридоре, надевают наручники, цепь и мешок на голову. Здесь все ждут, пока заседание не завершится. Потом всех заключенных уведут обратно в тюремный подвал.
Пока не появился первый заключенный, я проверяю оборудование для видеозаписи, а Карло, самый бывалый член нашей команды, начинает рассказывать новичкам, как на самом деле действует комиссия по условно‑досрочному освобождению. (Этот монолог см. в примечаниях
Карло Прескотт: «В таком случае ты только что подтвердил, что они, наверное, знали, что делали».
№ 4325: «Ну да, они знали, что делали, когда меня задержали».
Прескотт начинает задавать вопросы о прошлом заключенного и его планах на будущее, но хочет больше знать о его преступлении: «С кем ты общался, чем ты занимался в свободное время, из‑за чего тебя арестовали? Это серьезное обвинение… Ты ведь знал, что мог убить человека, когда на него напал. Что ты сделал? Ты стрелял в жертву, ударил его или что?»
№ 4325: «Я не знаю, сэр. Офицер Уильямс сказал…»
Прескотт: «Что ты сделал? Выстрелил, ударил, бросил бомбу? У тебя была „пушка“?»
Крейг Хейни и другие члены комиссии пытаются разрядить обстановку и спрашивают заключенного, как он адаптировался к тюремной жизни.
№ 4325: «Ну, по характеру я, скорее, интроверт… кажется, первые несколько дней я думал об этом и решил, что лучше всего вести себя…»
Прескотт снова берет слово: «Отвечай на его вопрос, нам не нужна вся эта интеллектуальная болтовня. Он задал тебе простой вопрос, отвечай на вопрос!»
Крейг перебивает его и спрашивает об «исправительных» аспектах тюрьмы, и заключенный отвечает: «Ну да, в этом есть какая‑то польза, я, конечно, научился быть послушным, иногда с нами обращаются слишком жестко, но сотрудники тюрьмы просто делают свою работу».
Прескотт: «Комиссия по условно‑досрочному освобождению здесь не поможет. Ты говоришь, что тебя научили слушаться, научили сотрудничать, но на свободе за тобой никто следить не будет, ты будешь сам по себе. Как ты думаешь, каким гражданином ты станешь, с такими серьезными обвинениями? Вот, я читаю, в чем тебя обвиняют. Это немалый список!» Совершенно уверенно и авторитетно Карло смотрит в чистый блокнот, как будто это «дело» заключенного, где указаны обвинения против него и сведения о его предыдущих арестах. Он продолжает: «Знаешь, ты сказал нам, что сможешь стать хорошим гражданином благодаря той Дисциплине, которой тебя здесь научили. Но мы не можем за тебя поручиться… Почему ты считаешь, что достоин выйти на свободу уже сейчас?»
№ 4325: «Я знаю, что буду делать. Я очень хочу поступить в Калифорнийский университет в Беркли. Я хочу изучать физику, я жду этого с нетерпением».
Прескотт перебивает его и меняет тему: начинает спрашивать о религиозных убеждениях, а потом – о том, почему он не воспользовался тюремными программами групповой терапии и профессиональной переподготовки. Кажется, заключенный совершенно растерян, он говорит, что сделал бы это, но ему никогда не предлагали никаких программ. Карло просит Керта Бэнкса проверить, правду ли говорит заключенный, в чем лично он сомневается. (Конечно, он знает, что в нашем эксперименте нет таких программ, но в прошлом на заседаниях реальных комиссий по условно‑досрочному освобождению его всегда об этом спрашивали.)
После нескольких вопросов других членов комиссии Прескотт просит одного из надзирателей отвести заключенного обратно в камеру. Заключенный встает и благодарит комиссию. Он автоматически вытягивает руки, ладонями друг к другу, и охранник защелкивает наручники. Джима‑4325 выводят, надевают ему на голову мешок и оставляют молча сидеть в коридоре. Приходит очередь следующего заключенного.
Когда заключенный выходит, Прескотт замечает для видеозаписи: «Ну, этот парень так гладко говорит…»
В моих заметках сказано, что «заключенный № 4325 был достаточно собран и в целом контролировал себя – до сих пор он был одним из „образцовых заключенных“. Кажется, он смущен агрессивным допросом Прескотта о преступлении, за которое его арестовали. Его легко удалось заставить признать себя виновным, хотя его преступление абсолютно вымышлено. В ходе встречи с комиссией он послушен и покладист. Такое поведение способствует его относительно успешной адаптации и выживанию в тюремной обстановке».
«Яркий пример» тускнеет
Керт объявляет, что перед комиссией готов предстать заключенный № 3401, и читает вслух его заявление:
«Я хочу получить условно‑досрочное освобождение, чтобы начать новую жизнь в этом отчаявшемся мире и показать другим потерянным душам, что хорошее поведение всегда вознаграждается; что эти свиньи‑материалисты способны всего лишь порабощать бедных; что обычный преступник может полностью измениться меньше чем за неделю, а Господь, вера и братство живут в каждом из нас. Я заслуживаю условно‑досрочного освобождения, потому что я полагаю, что мое поведение в течение пребывания в тюрьме было поистине безупречным. Я оценил ее комфорт и нахожу, что достоин перейти в более возвышенные и священные места. Кроме того, как продукты окружения, все мы можем быть уверены, что моя полная реабилитация окажется успешной и стабильной. Да благослови вас Господь. С уважением, № 3401. Пусть я стану для вас ярким примером».
Показания охранников говорят о совершенно противоположном:
«№ 3401 постоянно нарушает порядок. Кроме того, он пассивно следует за другими, не стремится к личному развитию. Он слепо подражает плохим заключенным. Я не рекомендую для него условно‑досрочного освобождения.