Тара заметила выражение его лица. Она хорошо его знала и почувствовала отвращение. После того, что муж сейчас сказал ей, после стольких оскорблений мимоходом, после того, как он предал все, что для нее дорого и свято, она никогда не сможет снова принять его. Она это знала. Подтянула лиф бикини и взяла одежду.
Шасу их договор обрадовал, и хотя он редко выпивал больше одного бокала, сегодня он прикончил остаток «рислинга», пока с мальчиками жарил на огне мясо.
Шон очень серьезно отнесся к своим обязанностям поваренка. Один или два куска мяса упали на землю, но Шон объяснил младшим:
– Это ваши порции. Если не будете касаться зубами, то землю и не почувствуете.
В летнем домике Изабелла помогала матери резать салаты, обильно вымазавшись при этом французской заправкой, а когда сели есть, Шаса веселил детей своими рассказами. Только Тару не коснулось общее веселье.
Когда детям разрешили выйти из-за стола с наказом не купаться час, пока не переварится пища, Тара негромко спросила:
– Когда ты завтра улетаешь?
– Очень рано, – ответил Шаса. – Я должен быть в Йоханнесбурге до ланча. Из Лондона прилетает на «Комете» лорд Литтлтон. Хочу его встретить.
– Тебя долго не будет на этот раз?
– После ланча мы с Дэвидом отправимся в поездку.
Он хотел, чтобы Тара присутствовала на приеме по случаю раздачи подписных листов на акции новой шахты «Серебряная река». Она под каким-то предлогом отказалась, но отметила, что сейчас он не повторил приглашение.
– Значит, тебя не будет десять дней?
Каждые три месяца Шаса и Дэвид объезжали все предприятия компании: от нового химического завода в Китовом заливе и бумажных фабрик на востоке Трансвааля до флагмана фирмы – шахты Х’ани в пустыне Калахари.
– Может, чуть дольше, – ответил Шаса. – В Йоханнесбурге я пробуду не меньше четырех дней.
И с удовольствием подумал о Мэрилин из Массачусетского технологического и ее IBM-701.
Дэвид Абрахамс убедил Шасу поручить рекламную кампанию «Серебряной реки» одному из пиарщиков из числа тех, что в последнее время расплодились во множестве и к которым Шаса относился очень подозрительно. Несмотря на первоначальные опасения, он вынужден был неохотно признать, что мысль не так уж плоха, хотя и обойдется ему в пять с лишним тысяч фунтов.
Они пригласили издателей лондонской «Файнэншл таймс» и «Уоллстрит джорнел» с женами, а потом оплатили все их расходы на пятидневную поездку в Национальный парк Крюгера. Были приглашены все журналисты местных газет и радио, а в качестве неожиданного поощрения приглашение посетить прием приняла нью-йоркская телевизионная группа «Норт американ бродкастинг студиос», снимающая передачи из цикла «Внимание, Африка».
– Даже обычное вино для них чересчур хорошо.
Шаса не жаловал газетчиков.
По приезде каждый гость получал памятный подарок: красочный буклет, сертификат на приобретение акции «Серебряной реки» достоинством в один фунт и миниатюрный брусок подлинного южно-африканского золота в двадцать два карата, с логотипом компании. Дэвид добился у Резервного банка разрешения ставить на эти бруски подлинное южно-африканское клеймо, и те по цене почти тридцать долларов за каждый составили основную часть рекламного бюджета, но вызванное ими оживление и последующее обсуждение в прессе вполне оправдали затраты.
Шаса выступал до того, как «Моэ-Шандон» затуманит мозг гостей или их отвлечет женское шоу. Шаса всегда наслаждался публичными выступлениями. Ни фейерверк фотовспышек, ни яркий свет дуговых прожекторов, установленных телевизионной группой НАБС, не мешали ему наслаждаться вечером.
Сегодня был вечер Шасы. Он обладал особым даром извлекать из всего, что делает, наслаждение, до последней унции, и теперь стоял в ярком свете – высокий, любезный, в безукоризненном смокинге.
Черная повязка на глазу придавала ему лихой и опасный вид; Шаса был так спокоен, так хорошо держал в руках себя и управление своей компанией, что без усилия привлекал всеобщее внимание.
Все слушали, аплодируя в нужных местах, слушали зачарованно, как он рассказывает о масштабных вложениях и о том, как эти вложения помогут укрепить связи Южной Африки с Великобританией и со всем Содружеством Наций, как возникнут новые дружеские связи с Соединенными Штатами, откуда он надеялся получить до тридцати процентов инвестиций.
Когда Шаса умолк под гром аплодисментов, для ответного слова поднялся лорд Литтлтон, глава банка, обеспечивающего выпуск акций. Худой, седовласый, в смокинге – простом, чуть старомодного кроя, с широкими отворотами брюк, что должно было подчеркнуть его аристократическое презрение к последней моде. Он рассказал о прочных связях своего банка с «Компанией Кортни» и о том напряженном интересе, который новая компания вызвала в лондонском Сити.
– С самого начала мы, в банке Литтлтона, нисколько не сомневались, что легко заработаем свою долю на распространении акций. Мы знали, что акции разойдутся. И сегодня вечером я с огромным удовольствием стою перед вами и заявляю: я с самого начала так говорил! – Послышался гул комментариев и обсуждений, и лорд поднял руку, призывая к тишине. – Я хочу сказать вам кое-что, чего не знает даже Шаса Кортни и о чем сам я узнал всего час назад.
Он сунул руку в карман, достал листок телекса и помахал им.
– Как вы знаете, подписные листы на акции компании «Шахта «Серебряная река» были открыты сегодня утром в 10 часов по лондонскому времени, то есть в восемь по южно-африканскому. Когда несколько часов назад мой банк закрылся, мне прислали этот телекс. – Он водрузил на нос очки в золотой оправе. – Зачитываю: «Пожалуйста, передайте поздравления мистеру Кортни и «Горно-финансовой компании Кортни» как выпускающей акции шахты «Серебряная река». Точка. К 4 часам дня лондонского времени спрос в четыре раза превысил предложение. Точка. Банк Литтлтона».
Дэвид Абрахамс пожал Шасе руку, первым поздравив его. Под гром аплодисментов они радостно улыбались друг другу. Наконец Шаса отнял руку и спрыгнул с помоста.
Сантэн Кортни-Малкомс, сидевшая в первом ряду, вскочила ему навстречу. Она была в платье из золотой парчи и надела полный комплект бриллиантов, каждый из которых был старательно отобран из добытых за тридцать лет на шахте Х’ани. Стройная, сверкающая, красивая, она пошла сыну навстречу.
– Теперь у нас есть все, мама, – прошептал он, обнимая ее.
– Нет, chеri, всего у нас никогда не будет, – прошептала она в ответ. – Это было бы так ужасно. Всегда есть то, к чему можно стремиться.
С поздравлениями ждал Блэйн Малкомс, и Шаса повернулся к нему, все еще обнимая Сантэн за талию.
– Грандиозно, Шаса. – Блэйн пожал ему руку. – Ты это заслужил.
– Спасибо, сэр.
– Какая жалость, что Тара не смогла приехать, – продолжал Блэйн.
– Я хотел, чтобы она приехала, – сразу занял оборонительную позицию Шаса. – Но она решила, что не может опять так скоро оставить детей.
Их окружила толпа, все поздравляли их и смеялись, но Шаса увидел поблизости женщину, руководившую его пиар-кампанией, и стал пробиваться к ней.
– Ну, миссис Энсти, ваша работа – предмет нашей гордости.
Он улыбнулся ей, вложив в улыбку все свое очарование. Миссис Энсти была высокой и, пожалуй, костлявой, ее светлые шелковистые волосы густым занавесом падали на обнаженные плечи.
– Я всегда стараюсь полностью удовлетворить клиента. – Джил Энсти опустила глаза и чуть надула губы, придавая своим словам двусмысленность. С самой встречи накануне они непрерывно подшучивали друг над другом. – Но, боюсь, у меня есть для вас еще работа, мистер Кортни.