Сол без возражений наклонился и принялся возиться с его ногой.
Одного из стрелявших через бруствер отбросило в сторону. Он упал Ачесону на колени, и мозг из раны в виске забрызгал их обоих. Вскрикнув от удивления и отвращения, Сол отпрянул и вытер лицо, потом потянулся, чтобы стащить тело с ног Ачесона.
– Оставьте его! – резко сказал Ачесон. – Займитесь ботинком.
Сол подчинился, а Ачесон снял с шеи шелковый платок и прикрыл изуродованную голову. Он сотни раз видел сегодня такую рану – голова прострелена справа.
– Холм Алоэ, – яростно прошептал он. – Если бы только мы захватили холм Алоэ. – Потом глухо добавил: – Бедные мои парни.
И осторожно снял с колен голову убитого.
Во главе пятисот своих бюргеров Ян Паулюс оставил холм Алоэ, двинулся вперед, прополз на животе вниз по лабиринту камней и наконец оказался в складке недоступной обстрелу местности под ложной вершиной. В двадцати ярдах впереди был правый край английской траншеи. Саму траншею они не видели, но слышали нечленораздельные крики раненых, выкрики «Санитары! Санитары, сюда!» и «Подносчики боеприпасов, сюда!», а поверх выстрелов непрерывное щелканье затворов.
– Ты должен дать сигнал пушкам, уум Пол, – напомнил один из бюргеров.
– Ja. – Ян Паулюс снял с головы шляпу и помахал ею в сторону холма Алоэ за ними. Он видел, что его сигнал принят и будет по гелиографу передан на батареи.
Длинная цепь людей напряженно ждала. Ян Паулюс взглянул на них и увидел, что все они неотрывно смотрят вперед.
Большинство лиц заросло бородами различных оттенков, но тут и там видны безволосые лица, слишком молодые для войны. Слишком юные, чтобы скрыть страх.
«Слава Богу, моему старшему еще нет двенадцати, а не то он тоже был бы здесь».
Он виновато оборвал эту мысль и сосредоточил все внимание на артиллерийском огне впереди.
Неожиданно огонь прекратился, в наступившей относительной тишине приглушенно звучали ружейные выстрелы. Ян Паулюс выждал несколько медленно ползущих секунд, про себя считая до десяти, а потом набрал в грудь воздуха и взревел:
– Vrystaat! Вперед, Свободное государство!
Подхватив его крик, бюргеры с дикими воплями устремились вперед на английский фланг. Они были так близко, появившись словно сплошной стеной из-под английского бруствера, что инерция пронесла их в самую середину редкой цепочки оглушенных, измученных жаждой и ошеломленных ланкаширцев. Вряд ли был сделан хоть один выстрел, и хотя завязалось несколько схваток, большинство англичан в ответ на крики «Руки вверх! Руки вверх!» побросали ружья и устало поднялись с высоко поднятыми вверх руками. Торжествующие бюргеры окружили их и погнали через бруствер вниз по склону к холму Алоэ. Толпа бюргеров и солдат растянулась вдоль траншеи больше чем на пятьдесят ярдов.
– Быстрей! – Ян Паулюс перекрикивал общий шум. – Хватайте их и уводите.
Он хорошо понимал, что это лишь небольшая местная победа, примерно на десятой части траншеи.
Но крики «Траншея захвачена!», «Где офицеры?», «Назад, парни!» – эти крики уже распространялись вдоль английской линии. Ян Паулюс посеял зерно поражения и теперь должен сделать то же самое на всей позиции. Он спешно вызывал подкрепления с вершины, сотни его бюргеров уже бежали вперед с холма Алоэ.
Еще пять минут, и смятение сменит полная победа.
– Будьте вы прокляты, сэр! Что это вы удумали?!
Властный голос позади, несомненно, принадлежал высокопоставленному английскому офицеру. Ян Паулюс повернулся и увидел высокого сердитого джентльмена, чьи заостренные седые усы дрожали от ярости. Апоплексическая краснота его лица была под стать слою красной пыли.
Апоплексическая краснота его лица была под стать слою красной пыли.
– Увожу ваших пленных.
Ян Паулюс с трудом подбирал слова чужого языка.
– Будь я проклят, если вы это сделаете, сэр.
Тяжело опираясь на плечо маленького, худого смуглого человека, офицер вытянул руку и помахал пальцем перед лицом Яна Паулюса.
– На этом холме никто не сдастся. Будьте добры, уберите ваш сброд с моих позиций.
– Сброд? – взревел Ян Паулюс. Вокруг буры и англичане остановились и с интересом следили за этим обменом мнениями.
Ян Паулюс повернулся к ближайшим бюргерам.
– Vat hulle weg! Уведите их!
Приказ был подкреплен не допускающим двух толкований жестом.
– Ничего подобного, сэр! – Ачесон сердито посмотрел на него и распорядился: – Парни, вернитесь и перестройтесь с девонширцами. Быстрей! Пошли, пошли!
– Эй! – Ян Паулюс поднял руку. – Это мои… – Он остановился, подыскивая слово. – Мои пленники.
– Сэр! – Ачесон выпустил плечо Сола, выпрямился во весь рост и сердито посмотрел в лицо Яну Паулюсу. – Даю вам пять минут, чтобы убраться из моей траншеи, иначе вы станете моим пленником. Желаю доброго дня.
И он, хромая, ушел по траве. Ян Паулюс оторопело смотрел ему вслед; в пятидесяти шагах Ачесон повернулся, сложил руки на груди и принялся мрачно ждать, пока истекут пять минут.
Вокруг него собралась небольшая группа окровавленных грязных солдат, и было ясно, что он с этой жалкой кучкой намерен до конца выполнять свой воинский долг. Яну Паулюсу хотелось досадливо посмеяться над этим тощим старым козлом. Но он с отчаянием понял, что большинство его пленных возвращаются к Ачесону.
Он должен что-то сделать, но что? Победа быстро превращалась в фарс.
– Остановите их! – крикнул он бюргерам. – Держите тех, кто поднял руки. Они не могут теперь передумать!
И тут положение резко изменилось. За Ачесоном и его крошечным отрядом на фоне неба показалась фаланга свежих солдат в хаки – батальоны подкрепления, посланные от подножия горы сэром Чарльзом, наконец прибыли. Ачесон оглянулся через плечо и увидел их. Коричневый пергамент его лица буквально разорвала широкая злая улыбка.
– Примкнуть штыки! – закричал он, выхватывая шпагу. – Горнист, трубить атаку! Вперед, ребята! Вперед!
Подпрыгивая и спотыкаясь, как журавль со сломанной ногой, он повел солдат вперед. За ним на траншею накатывалась волна штыков. Бюргеры Яна Паулюса ненавидят обнаженную сталь.
Они повернули и исчезли, как туман, унесенный ветром. Их пленники бежали вместе с ними.
Ян Паулюс достиг вершины и спрятался за камнем, за которым уже лежали три человека.
– Остановите их! Они идут! – кричал он, тяжело дыша.
Английская волна замедлила продвижение и поредела под огнем, который вели из укрытий «маузеры». Англичане отступили, шрапнель косила их ряды, но Ян Паулюс понял, что сегодня он больше не будет стоять в английской траншее.
Он чувствовал уныние бюргеров. Знал, что самые слабые духом уже незаметно ускользают, пробираясь к лошадям, которые ждут у подножия горы. И с тоскливой уверенностью понял, что бой за Спайон-Коп проигран. Да, англичане дорого заплатили, они потеряли не менее полутора тысяч убитыми и ранеными, но проделали брешь в его фронте. Он потерял Спайон-Коп, и через эту брешь пройдут двадцать пять тысяч, чтобы освободить Ледисмит и прогнать его бюргеров из Наталя, заставить их уйти в Трансвааль. Они проиграли. Все кончено.
Вместо этого он посмотрел на солнце – большой кровавый шар, прикрытый легкими облаками. Через час стемнеет. Он знал, бой проигран. Об этом говорило донесение, которое он держал в руках; это же доказывали груды мертвых в траншее.