— Заявив об этих новых фактах, он тем самым выступил бы против своего руководителя. А за ним был авторитет двух веков.
— Аристотелю виднее?
— Вот именно.
— А какие это были факты?
— Ты не поймешь. Кончай скорее институт.
— Ну, как-нибудь попроще. Тетя Геля!
— Попроще... Ну, теория до сих пор связывала происхождение пород и руд с магмой — огневым расплавом, прорвавшимся из неведомых глубин. Летом прошлого года Женю командировали в один из районов Урала: его научному руководителю нужно было кое-что уточнить для одной важной статьи, а сам он давно уже никуда не ездил. Он только что выпустил монографию, результат многолетнего труда, в которой доказывалось, что этот район — классическая зона сплошного развития крупнозернистых гранитов. Ну вот, а Женя, к своему удивлению и ужасу, не увидел в этом районе сплошного развития гранита. Выходы крупнозернистых гранитов — это только жильные тела, рассекающие измененные немагматические (осадочные) породы. Контраст того, что утверждалось в книге почтенного метра, с тем, что узрел Казаков, был настолько велик, что наш Женечка опешил. Перед ним раскрылись новые горизонты. Ему удалось выявить новые законы поисков полезных ископаемых, в частности слюды. Не знаю, что он там пережил и передумал, как мог решиться на такое, но он не стал опровергать своего учителя.
— Лжеучителя! — глубокомысленно поправил я.
— Никогда не ожидал от него...— смущенно пробормотал Селиверстов.
— Так он предал науку, так он предал истину! — резко сказала Ангелина Ефимовна.— Но с ним был вместе один аспирант. Он и разоблачил беспринципность Жени и невежество его учителя. Скандал был ужасный. Женечка позвонил мне среди ночи. Состояние у него такое, хоть стреляйся. Я пригласила его приехать немедленно. В четыре часа ночи мы пили чай и обсуждали выход из создавшегося положения. Я, конечно, задала ему хорошую головомойку, посоветовала ехать на плато: северный ветер продует ему мозги.
— Так это вы его послали?
— Не директором же, черт возьми! Он поблагодарил меня за совет. Я даже не ожидала, что он им воспользуется. А назавтра он, оказывается, предпринял меры, чтобы его послали на плато директором. А поскольку Герасимова не имела ни научной степени (когда она наконец защитит кандидатскую?), ни Жениного нахальства, то его и назначили директором. Я узнала, когда назначение было одобрено и утверждено. Вот каким стал наш Женя. Откуда у него это? — Ангелина Ефимовна грустно задумалась.—Что же ты думаешь делать? — переменила она тему.— Учиться?
— Да. Заочно.
— Почему заочно?
— Я ведь не увольнялся из обсерватории. У меня пока инвалидность. Подлечусь. Поступлю летом в университет на заочное отделение — если удастся, конечно. И вернусь на плато работать и учиться.
— С одной четвертью легкого? Тяжело тебе будет, Николай...
— Конечно, тяжело. Думаете, в Москве легче? Я все время задыхаюсь.
— Тебе бы на юг...— вздохнула бабушка.— Хочешь, и я с тобой поеду?
— Что я буду делать на юге? Томиться? Ангелина Ефимовна пытливо посмотрела на меня.
— Нельзя допускать, чтобы пропал год. Ты ведь окончил школу с золотой медалью?
— Да. А что?
— Я тебе позвоню на днях... Пока об этом ни слова. Я немножко суеверна.
«Немножко»! Ангелина Ефимовна была очень суеверна. Верила в сны, телепатию, приметы. Когда разбила нечаянно зеркало, несколько дней ходила мрачнее осенней вьюги.
Мы еще долго разговаривали.
Уезжая, Ангелина Ефимовна поцеловала меня и спросила тихонько:
— Ты все знаешь?
— Да. Бабушка мне рассказала.
— Бедный Николай! Вторично сделать ту же самую ошибку. Не понимаю. Ему очень хочется тебя видеть.
Ему очень хочется тебя видеть.
— Я ведь... пока не выхожу. Врач велел лежать.
— На такси... Если получше укутаться.
— Я не могу пока их видеть вместе. Мне обидно за отца. Я все равно люблю, как отца, лишь... Черкасова. Я не могу любить этого Успенского. У меня не укладывается, что мой отец— он.
— Понятно, все понятно. Эт-то ужасно! Но пожалей и его. О, мерзавка! Прости. А что, если вам встретиться у него на работе?
— Хорошо, как хотите.
— Ну, прощай. Я тогда позвоню.
«Дорогой Коленька!
Прости меня, что я дважды предала тебя... Если можешь простить. Я ничего не могла поделать. Вчера я стала женой Казакова. Мы ходили в Черкасское и там зарегистрировали в загсе наш брак. С нами пошли Ведерников и Бирюков.
Никакой свадьбы не праздновали. Женя говорит, что это наше личное дело. К тому же он знает, что его в обсерватории не любят. Просто, когда вернулись на плато, выпили вчетвером по бокалу шампанского.
Папа нарочно ушел на охоту, на целых три дня. Он тебя любит, как родного сына, и мечтал, что мы поженимся.
Я тоже тебя люблю, как родного брата. Но Женя мне дороже отца, матери, дороже тебя, дороже всех на свете. Я ему очень нужна... Не только как жена, но и как друг, потому что у него совсем нет друзей и он очень одинок. Никому я так не нужна, как ему. У тебя любящие родители, бабушка, такой друг, как Марк, и не только Марк — тебя же все так любят, поголовно все. Даже Ведерников и Бирюков, которых мы пригласили на церемонию, были подавлены и огорчались за тебя.