– И если я немедленно не увижусь с мсье Ипполитом, он будет рассержен. – Он помолчал и добавил: – И президент Серрюрье тоже.
Ухмылка сошла с лица офицера при упоминании Серрюрье, и он заколебался.
– Подождите, – рявкнул он и вошел внутрь дворца.
Уайетт окинул взором до зубов вооруженных солдат, окружавших машину, и спросил:
– А почему Ипполит?
– Это наша надежда на то, чтобы добраться до Серрюрье. У него достаточный вес во дворце, и Серрюрье прислушивается к нему, и в то же время он не настолько крупная фигура, чтобы я его боялся. Для меня он все равно, что этот наглый щенок.
«Наглый щенок» в этот момент вновь подошел к ним.
– Вы можете повидаться с мсье Ипполитом. – Он сделал солдатам жест рукой. – Обыщите их.
Уайетт почувствовал на себе черные лапы солдата. Ему пришлось подчиниться этой унизительной процедуре, после которой его протолкнули через проход во дворец. За ним семенил Росторн, бормотавший сквозь зубы:
– Ипполит еще пожалеет об этом. Я устрою ему протокол. Он говорит по‑английски, так что пара теплых слов дойдет до него.
– Не стоит, – сказал Уайетт решительно, – наша главная цель – Серрюрье.
Ипполит сидел в большом кабинете с высоким потолком, украшенным алебастровой лепниной. Он поднялся из‑за прекрасного стола восемнадцатого века и вышел к ним с распростертыми объятиями.
– А, мистер Росторн! Что привело вас сюда в такое время? И так поздно? – Произношение у него было чисто оксфордское.
Росторн, с трудом подавив желание бросить ему в лицо свои «пару теплых слов», сухо сказал:
– Я хочу видеть президента Серрюрье.
Лицо Ипполита вытянулось.
– Боюсь, это невозможно. Вы должны понимать, мистер Росторн, что пришли сюда в очень неудачное время.
Росторн напыжился, насколько это было возможно при его маленьком росте, и Уайетту померещилось, что он заговорил как власть имеющий от имени всего имперского могущества.
– Я здесь, – произнес он, – чтобы передать послание от правительства Ее Величества Королевы Великобритании, – сказал он торжественно. – Послание я должен вручить президенту лично. Я полагаю, что он будет раздосадован, если не получит его.
Приятная улыбка исчезла с лица Ипполита.
– Президент сейчас... совещается. Его нельзя беспокоить.
– Должен ли я сообщить правительству, что президент отказался принять его послание?
Лицо Ипполита покрылось капельками пота.
– Нет, мне бы не хотелось формулировать это таким образом, – сказал он.
– Мне тоже, – сказал Росторн, улыбаясь. – Но мне кажется, что президент мог бы сам сформулировать свое отношение к этому. Я не думаю, что ему нравится, когда другие люди действуют от его имени, совсем нет. Может быть, вы все‑таки спросите его, желает ли он видеть меня или нет.
– Пожалуй, да, – нехотя согласился Ипполит. – Не могли бы вы мне сказать, по крайней мере, с чем связано это послание?
– Не могу, – отрезал Росторн. – Это государственное дело.
– Хорошо. Я пойду спрошу президента. Вы подождите здесь. – Он исчез из комнаты.
Уайетт посмотрел на Росторна.
– Вы не переборщили? – спросил он.
– Если это дойдет до Уайтхолла, – сказал Росторн, хмуря брови, – меня, конечно, тотчас же лишат работы. Но это единственный способ иметь дело с Ипполитом. Этот тип – трус. Он боится обращаться к Серрюрье, но еще больше боится того, что произойдет, если он не обратится к нему. Обычная вещь при тиранических режимах. Диктаторы предпочитают окружать себя вот такими медузами, как Ипполит.
Диктаторы предпочитают окружать себя вот такими медузами, как Ипполит.
– Как вы думаете, он все‑таки примет нас?
– Думаю, что да, – сказал Росторн. – Мы возбудили его любопытство.
Ипполит вернулся через пятнадцать минут.
– Президент примет вас. Пожалуйста, сюда.
Они последовали за ним по богато орнаментированному коридору длиной, как им показалось, с полумилю, и остановились перед дверью.
– Президент крайне обеспокоен нынешней ситуацией, – сказал Ипполит, – не поймите его неправильно, если вам покажется, что он... в плохом расположении духа, скажем так.
Росторн понял, что Ипполит только что попал под горячую руку Серрюрье, и решил поднажать со своей стороны.
– Он придет в еще более плохое расположение духа, когда узнает, как с нами здесь обращались, – бросил он. – Это неслыханная вещь, чтобы представителей иностранной державы обыскивали, как обыкновенных преступников.
Ипполит, лицо которого приобрело какой‑то грязно‑серый оттенок, начал было что‑то говорить, но Росторн, не обращая на него внимания, толкнул дверь и вошел внутрь. Уайетт последовал за ним.
Это был большой, почти без мебели зал, украшенный с тем же изяществом, что и другие помещения дворца. В дальнем его углу они увидели складной стол, вокруг которого стояло несколько человек в форменной одежде. Они все что‑то горячо говорили, пока маленький человек, сидевший спиной к двери, вдруг не стукнул кулаком по столу и не прокричал:
– Найдите их, генерал! Найдите и сотрите в порошок!
Росторн почти не шевеля губами, сказал Уайетту:
– Серрюрье со своими генералами – Дерюйе, Лескюйе, Рокамбо.
Один из них что‑то прошептал на ухо Серрюрье, тот обернулся.
– А, Росторн, вы хотели мне что‑то сообщить?
– Пошли, – сказал Росторн, и они начали пересекать пространство зала.
Серрюрье сидел, облокотившись на стол, заваленный картами. Это был маленький, почти незаметный человечек с поднятыми плечами и впалой грудью. У него были коричневые глаза шимпанзе, в которых застыло выражение мольбы, словно их владелец никак не мог взять в толк, за что его можно ненавидеть или хотя бы не любить. Но голос его был груб и резок – голос человека, знавшего, что такое власть, и привыкшего командовать.
Он поскреб подбородок и сказал:
– Вы выбрали неудачное время. А кто этот белый человек?
– Это английский ученый, Ваше Превосходительство.
Серрюрье пожал плечами, словно вычеркивая Уайетта из списка людей, с которыми стоит иметь дело.
– Чего хочет британское правительство от меня?
– Меня просили кое‑что передать вам, – сказал Росторн.
– Что именно? – проворчал Серрюрье.
– Ценную информацию, Ваше Превосходительство. Мистер Уайетт – специалист‑метеоролог, он имеет сведения о надвигающемся урагане – очень опасном.
Челюсть Серрюрье отвисла.
– И вы пришли ко мне сейчас, в такое время, чтобы поговорить со мной о погоде? – вопросил он, словно не веря своим ушам. – Сейчас, когда война у порога, вы тратите мое время на пустяки? – Он схватил со стола карту и, сжав ее в своем черном кулаке, потряс ею под носом Росторна. – Я‑то думал, что вы мне сообщите что‑нибудь новое о Фавеле. О Фавеле, Фавеле – понимаете? Он сейчас меня интересует, а больше ничего.
– Ваше Превосходительство... – начал Росторн.
Серрюрье раздраженно прервал его.
– На Сан‑Фернандесе ураганов не бывает, об этом все знают.
– Был в 1910 году, – вставил Уайетт.
– У нас не бывает ураганов, – повторил Серрюрье, сверля Уайетта глазами. Внезапно он взорвался. – Ипполит! Ипполит, где, черт тебя возьми! А ну отправь этих дураков отсюда.