Более четверти часа мальчики стояли, надеясь, что животные еще раз появятся над пропастью, однако те не возвращались: они удовлетворили свое любопытство и,
будучи умнее антилоп, не хотели, чтобы оно вовлекло их в опасность. Поэтому наши охотники были вынуждены в конце концов уйти и продолжать поиски тропинки,
которая привела бы их наверх.
Теперь они еще больше стремились достигнуть вершины холма. На нем было стадо диких баранов, и мальчики надеялись пополнить ими свой запас продовольствия.
Продвигаясь, охотники тщательно приглядывались к каждой ложбине, к каждой расселине, которая могла бы привести их на вершину утеса, но на всем южном склоне
нельзя было найти ни одной подходящей тропинки.
– Должен же быть какой нибудь путь наверх! – сказал Франсуа. – Иначе как же могли попасть туда овцы?
– Может быть, они выросли там и никогда не спускались на равнину, – ответил Базиль.
– Нет, этого не может быть, – сказал Люсьен. – Я думаю, что на плато вверху нет воды, а этим животным вода нужна так же, как всяким другим. Они должны время
от времени спускаться к водоемам, чтобы напиться.
– Значит, здесь есть тропинка, – сказал Франсуа.
– Без сомнения, для них она есть, – ответил Люсьен, – но мы, возможно, и не будем в состоянии подняться по ней. Хотя у симмаронов копыта, как у овец, они
могут карабкаться, как кошки, и прыгать, как белки. Поэтому они легко убегают от волков, кугуаров и других животных, которые охотно поживились бы ими.
– Я слышал, – сказал Базиль, – что они могут кинуться вниз на сто футов и больше, прямо на рога, и ни капельки не ушибиться. Это правда, Люс?
– Да, так говорят и индейцы и трапперы, и опытные путешественники верят им. Правда это или нет, натуралисты еще не выяснили. Известно, что дикие овцы могут
спрыгнуть вниз с большой высоты на чрезвычайно узкий выступ над пропастью и не поскользнуться, что они в состоянии перепрыгивать через страшные ущелья и
скакать по таким уступам, где не рискнет пройти собака или волк. Они даже как будто наслаждаются этим, точно им доставляет удовольствие играть с опасностью,
подобно мальчикам, которые охотно идут на риск, лишь бы показать окружающим свою ловкость.
– Это те же самые животные, которых охотники называют «большерогами»? – спросил Франсуа.
– Те же самые, – ответил Люсьен. – Имя «симмарон» им дали испанцы, первые исследователи этих районов. Натуралисты назвали их «аргали» – по их сходству с
азиатскими дикими овцами. Однако это не тот же самый вид.
В это время восклицание Базиля, который шел на несколько шагов впереди, привлекло внимание братьев и положило конец разговору. Мальчики уже подошли к
восточной стороне холма, которая в этом месте отличалась от других склонов. Глубокое ущелье прорезало здесь утес, и по нему вилась наверх тропинка. Это ущелье
было заполнено большими обломками скал, вокруг которых росли кактусы и акации. Казалось, по этому склону легко подняться пешком. На дне лежало много камней, и
из под них выбивался ключ, еще более обильный, чем тот, у которого расположились лагерем наши охотники. Он тек на юго восток, окаймленный с обеих сторон
травой и ивами.
Когда мальчики подошли к месту, где ручей расширялся, их внимание привлекли какие то следы на влажной земле. Следы были продолговатые и крупнее, чем след
человека. Глубокие ямки от пяти больших пальцев с когтями на концах ясно показывали, кому они принадлежат. Это были следы медведя гризли, отпечатки больших
лап стопоходящего животного, с углублениями от пальцев. В тех местах, где загнутые когти вошли в грязь на несколько дюймов, образовались ямки.
В тех местах, где загнутые когти вошли в грязь на несколько дюймов, образовались ямки. Никакое другое
животное не могло оставить такие следы, даже черный или бурый медведи, когти которых короче по сравнению с когтями чудовища гор – гризли.
Несколько мгновений наши охотники колебались, встревоженные, но, так как животное, оставившее эти следы, не показывалось, их страхи немного улеглись, и они
начали раздумывать, стоит ли идти по ущелью и постараться достигнуть вершины? Таков был первоначальный план, и они отправились бы, не колеблясь, вверх, если
бы не обнаружили следы медведя. Однако теперь дело принимало другой оборот. Если здесь водились гризли – а это казалось бесспорным, – то именно в ущелье
встреча с ними была наиболее вероятной. Густые заросли, значительное количество трещин, видневшихся по обеим сторонам, – все это любят гризли. Их логово могло
быть в этом самом ущелье, и наткнуться на него по дороге было бы весьма опасно. Но наши юные охотники были преисполнены отваги. Им очень хотелось подняться на
холм, отчасти из любопытства, отчасти – чтобы подстрелить большерога, и это желание взяло верх над благоразумием. Они твердо решили довести до конца начатое
дело и стали подниматься. Базиль шел впереди.
Карабкаться было очень трудно. Мальчикам то и дело приходилось хвататься за ветки и корни. Но вот они увидели, что под ногами у них тропинка. Несомненно, ее
протоптали большероги или какие нибудь другие животные, проходя по ней вверх и вниз, хотя ее можно было заметить только потому, что здесь скалы слегка меняли
свой цвет, а в некоторых местах земля была лучше утоптана, как бы копытами или ногами.
На полдороге наверх с одной стороны ущелья, возле тропинки, мальчики заметили трещину, похожую на вход в пещеру. Землистый цвет скал, отсутствие
растительности и то, что земля в этом месте была притоптана, наводило на мысль, что какой то зверь устроил себе здесь логовище.
Юные охотники прошли это место молча, карабкаясь как можно быстрее и со страхом оглядываясь. Через несколько минут мальчики достигли верхнего края холма. Они
подтянулись на руках и выглянули. Перед ними открылся вид на всю вершину, ровную, как доска.
Вершина была, как они и предполагали, совершенно плоская, площадью в двадцать тридцать акров; на ней росли редкие сосны, иногда попадались кусты акации. Между
деревьями было много растительности, и большие метелки высокой травы, вперемешку с кактусами и алоэ, создавали своеобразный покров. Однако такая
растительность имелась лишь в двух трех местах, а в большей своей части поверхность холма была открытой.
Едва охотники поднялись над краем утеса, как увидели стадо большерогов. Животные находились у западного конца плато и, к удивлению мальчиков, прыгали по
земле, как безумные. Они еще не заметили охотников, которые, выбравшись наверх, осторожно отползли за кусты. Животные скакали в разных направлениях, высоко
взлетая в воздух.
Скоро мальчики заметили, что этим были заняты только те, у которых были большие рога, а остальные спокойно паслись рядом. Охотникам стало ясно, почему прыгают
самцы: тут шло сражение, и сердитое фырканье и громкий стук рогов говорили о том, что противники сражаются всерьез. Самцы то пятились друг от друга, как
обычно делают бараны, то кидались вперед и стукались головами с таким звуком, что, казалось, разлетаются черепа. Иногда это был поединок, а иногда сходились
трое или четверо, будто не имело значения, кто является противником. Можно было подумать, что все они в равной степени враги друг друга. Как это ни странно,
самки, по видимому, совсем не беспокоились. Большинство из них невозмутимо щипали траву, а если они и поглядывали на своих сражающихся повелителей, то с
безразличным, равнодушным видом, будто их совершенно не интересовал исход борьбы.