Мисс Бронте несколько раз говорила мне, что она не написала бы того, что написала о Ловуде в «Джейн Эйр», если бы ей пришло в голову, что это место будет вызывать мгновенные ассоциации с Кован-Бридж, хотя в своем рассказе об этой школе она ни единым словом не погрешила против истины, так, как она ее тогда понимала. Она добавила, что не считала необходимым в художественном произведении давать отчет о каждой детали с беспристрастностью, которая требуется в суде, или же искать мотивацию или принимать во внимание чувства людей так, как она это сделала бы, если бы спокойно анализировала поведение тех, кто руководил ее учебным заведением. Мне кажется, она сама была бы рада иметь возможность исправить слишком сильное впечатление, произведенное на публику ее яркими описаниями, хотя даже она, страдая всю свою жизнь душевно и телесно от последствий произошедшего тогда, вполне могла принять свою глубокую веру в факты за сами факты и свое представление о правде за саму правду.
Главной движущей силой, способствовавшей основанию школы, был состоятельный священник, проживавший около Керби-Лонсдейл, мистер Вильям Карус Вилсон. Это был энергичный человек, не щадивший сил для достижения своих целей и готовый пожертвовать всем, кроме власти. Ему было ясно, что священникам с ограниченным достатком невероятно трудно дать своим детям образование, поэтому он создал особую систему, при которой ежегодно по подписке собиралась дополнительная сумма денег, необходимая для основательного и удовлетворительного английского образования, для чего выплачиваемой родителями суммы в 14 фунтов было бы недостаточно. И в самом деле, того, что платили родители, хватало исключительно на покрытие расходов на проживание и питание, а расходы на образование покрывались из денег, собранных по подписке. Было назначено двенадцать попечителей, и мистер Вилсон был не только одним из них, но также казначеем и секретарем. Он вообще взял на себя основные административные заботы – эти обязанности достались ему вполне естественно, так как он жил ближе к школе, чем кто-либо другой из заинтересованных лиц. Таким образом, его расчетливость и его суждения в определенной степени определили и успехи и неудачи школы Кован-Бридж, которая в течение долгих лет была средоточием всех его интересов. Но, очевидно, ему был незнаком основной принцип успешного управления – отбирать абсолютно компетентные кадры для руководства каждым сектором, а затем возлагать на них ответственность и судить их по результатам без того, чтобы постоянно и неблагоразумно вмешиваться в разные мелочи. Мистер Вилсон сделал много добра в результате своего неустанного и неутомимого руководства школой, и я не могу не посочувствовать ему в том, что на старости лет, когда его здоровье шло на убыль, ошибки, безусловно им совершенные, были поставлены ему в вину в выражениях, получивших столь удивительную силу благодаря гению мисс Бронте. У меня перед глазами его последние слова, написанные им в момент отставки с должности секретаря в 1850 году – он говорит о том, что «из-за ухудшающегося здоровья прекращает надзор за школой, за которой при любых обстоятельствах любил наблюдать с искренним и тревожным интересом», прибавляя, что он увольняется «с желанием поблагодарить за все, что Богу было угодно совершить через его посредничество (глубоко переживая и сожалея о недостатках и обо всех недостойных действиях)».
Кован-Бридж представляет собой группу из шести или семи домов, теснящихся один к другому с обоих концов моста, по которому дорога из Лидса в Кендал пересекает небольшую речушку Лек. Эта дорога сейчас почти не используется, но раньше, когда купцы из промышленных районов Вест-Райдинга имели возможность часто ездить на север закупать шерсть у фермеров Вестерморлэнда и Камберлэнда, движение на ней, без сомнения, было очень оживленным. Возможно, тогда деревушка Кован-Бридж выглядела более процветающей, чем сегодня. Она расположена в живописном месте, прямо там, где болотистая возвышенность Лека переходит в долину, а по берегам речушки растут ольха, ива и орешник.
Она расположена в живописном месте, прямо там, где болотистая возвышенность Лека переходит в долину, а по берегам речушки растут ольха, ива и орешник. Русло реки преграждают обломки серого камня, а вода течет по крупной белой гальке, которую бурный поток подхватывает и разбрасывает по сторонам, так что в некоторых местах галька образуется в подобие стены. По берегам неширокого, мелкого, сверкающего и стремительного Лека тянутся типичные для возвышенности низкотравные пастбища, ибо, хотя Кован-Бридж и находится на равнине, в ней есть много обрывов, и к долине Лун ведет долгий спуск. Трудно понять, как случилось, что расположенная там школа имела столь нездоровую атмосферу – когда я была там прошлым летом, воздух вокруг был пропитан сладостным ароматом тимьяна. Сегодня, конечно, всем известно, что место для здания, рассчитанного на многих обитателей, нужно выбирать гораздо тщательнее, чем место для частного дома из-за инфекционных и иных болезней, распространяемых при скоплении людей.
Дом до сих пор представляет собой часть помещения, занимаемого школой. Это длинная постройка с эркерами, сегодня разделенная на две части. Он выходит на речку Лек, от которой он отделен пространством в семьдесят ярдов, некогда занимаемым школьным садом. Перед этим зданием, под прямым углом к тому, что осталось от школы, у реки раньше была расположена мельница, деревянные колеса которой были сделаны из ольхи – дерева, в изобилии произрастающего на окружающей Кован-Бридж земле. Мистер Вилсон приспособил эту мельницу для своих целей: на нижнем этаже располагались классные комнаты, а на верхнем спальни. Сегодня в доме находятся комнаты учителей, столовая и кухни, а также несколько маленьких спален. Войдя вовнутрь, я обнаружила, что одна его часть, расположенная ближе всего к дороге, была превращена в убогий паб, который намеревались сдать в аренду и который имел жалкий вид покинутого помещения, поэтому трудно было представить себе, как он выглядел, когда содержался в порядке и имел в окнах целые, а не битые стекла, а потрескавшиеся и выцветшие рамы были белыми и крепкими. Другая часть представляет собой столетний дом с низкими потолками и каменными полами. Окна в нем открываются с трудом, а коридор наверху, ведущий к спальням, узок и извилист; запахи в этом доме долго не выветриваются, и повсюду ощущается сырость. Но тридцать лет назад мало кто задумывался о санитарных нормах. Найти просторное здание рядом с главной дорогой и не так далеко от жилища мистера Вилсона, вдохновителя всего проекта, казалось потрясающей удачей. В таком заведении была большая нужда, священники в массе своей радостно приветствовали его открытие и с готовностью записали своих детей в ученицы в ожидании момента, когда школа будет готова принять их. Мистер Вилсон был, без сомнения, доволен, что воплощение его идеи ожидали с таким нетерпением. Он открыл заведение, имея менее ста фунтов наличных денег и приняв, насколько я могу судить, от семидесяти до восьмидесяти воспитанниц.
Видимо, мистер Вилсон чувствовал, что ответственность за весь план возложена на него. Суммы, предоставленной родителями, едва хватало на питание и проживание, деньги, собираемые по подписке для финансирования еще не опробованного проекта, поступали не столь активно, и нужно было соблюдать большую экономию во всех областях домашнего хозяйства. Он решил добиваться исполнения этого предписания путем частых личных инспекций, и его страсть к командованию, по-видимому, привела к чрезмерному вмешательству в разные частности, в чем не было необходимости и что вызывало только раздражение. При всей экономии в закупках на домашние нужды подлинной бережливости, кажется, не было. Мясо, муку, молоко и прочее поставляли по договору, и все эти продукты были весьма приличного качества, а рацион, который мне показали в рукописном виде, не содержал ничего плохого или вредного, да и в разнообразии в целом не было недостатка. Овсянка подавалась на завтрак; кусочек овсяного кекса давали тем, кто нуждался в обеде; запеченая или отварная говядина и баранина, картофельный пирог и различные простые домашние пудинги на ужин.