Ее неутолимая жажда знаний подталкивала мисс Вулер к тому, чтобы давать ей все более и более длинные задания по чтению, и к концу двухлетнего пребывания в школе Роу-Хед она получила первую плохую отметку за невыученный урок. Ей был задан огромный кусок из «Лекций по литературе» Блэра, и она не смогла ответить на все вопросы по этому тексту. Итак, Шарлотта Бронте получила плохую оценку. Мисс Вулер расстроилась и пожалела, что задала такой старательной ученице столь непосильное задание. Шарлотта горько плакала. Но ее одноклассницы были не просто расстроены – они были возмущены. Они заявили, что даже такое легкое наказание для Шарлотты Бронте было несправедливым – кто еще выполнял задания столь добросовестно? – и выражали свое неудовольствие разными способами, пока мисс Вулер, которая сама была только рада простить своей прекрасной ученице первую ошибку, отменила плохую оценку. Послушание среди девочек было восстановлено, за исключением Мери, которая настроилась считать мисс Вулер несправедливой из-за того, что та задала Шарлотте Бронте столь длинное и невыполнимое задание, и воспользовалась этим как предлогом, чтобы не подчиняться школьным правилам в течение одной-двух недель, остававшихся до конца полугодия.
Учениц было так мало, что, в отличие от более крупных школ, посещаемость определенных предметов в специально отведенные для них часы не очень строго контролировалась. Когда девочки были готовы, они просто приходили к мисс Вулер отвечать урок. У нее был удивительный талант заражать их интересом к тому, что им нужно было изучать. Они относились к урокам не как к заданиям или обязанностям, которые надо выполнить, а со здоровым рвением и жаждой знаний, которую она им привила. Они не прекратили читать и учиться после того, как школа перестала оказывать на них давление. Их научили размышлять, анализировать, отрицать, ценить. Шарлотте Бронте повезло с выбором для нее второй школы. Ее соученицы обладали свободой вести активный образ жизни на лоне природы. Они играли в веселые игры на полях, расположенных вокруг дома. Половина субботы была выходным днем, и они отправлялись на длинные прогулки, пробираясь по таинственным тенистым аллеям и взбираясь на холмы, откуда перед ними открывались обширные виды на окрестности, о прошлом и настоящем которой так много можно было рассказать.
Мисс Вулер, видимо, в совершенстве владела французским искусством conter. По словам одной из ее учениц, во время этих долгих прогулок она рассказывала им то о том старом доме, то об этой новой мельнице или об общественном устройстве в пору их строительства. Она вспоминала времена, когда сторожа и те, кто просыпался ночью, слышали отдаленные команды и мерный топот тысяч несчастных, доведенных до отчаяния мужчин, которые тайно занимались строевой подготовкой, готовясь к великому дню, рисовавшемуся в их воображении, когда в борьбе с силой победит правда, когда народ Англии в лице рабочих Йоркшира, Ланкашира и Ноттингемпшира заставит услышать свой устрашающий боевой клич, раз их справедливый и жалкий протест не был услышан в парламенте. Сегодня, после всех быстрых перемен к лучшему, мы забыли, какими чудовищными были условия многочисленных рабочих на исходе Пиренейской войны. Историческая память сохранила их почти нелепые жалобы, но подлинная тяжесть их мучений уже забыта. Они находились в ослеплении отчаяния, а страна, по мнению многих, была на краю пропасти, от падения в которую ее спасло лишь оперативное и решительное вмешательство нескольких облеченных властью людей. Мисс Вулер рассказывала о тех временах: о таинственных ночных маневрах, о тысячах людей на пустынных торфяниках, о приглушенных угрозах, исходящих от отдельных личностей, которых нужда заставляла забыть об осторожности, и о явных преступлениях, среди которых особенно запомнился поджог фабрики Картрайт. Все эти сведения глубоко запали в память по крайней мере одной слушательницы.
Мистер Картрайт был владельцем фабрики под названием Рофоулдс в Ливерседже, на расстоянии пешей прогулки от Роу-Хед.
Мистер Картрайт был владельцем фабрики под названием Рофоулдс в Ливерседже, на расстоянии пешей прогулки от Роу-Хед. Он осмелился применить машины для резки шерстяной материи, что было непопулярным нововведением в 1812 году, когда в силу разнообразных обстоятельств условия фабричных рабочих стали невыносимыми из-за голода и нищеты. Мистер Картрайт был весьма выдающимся человеком. Как мне говорили, в его жилах текла иностранная кровь, что было весьма очевидно по его высокому росту, темным глазам, смуглой коже и особой джентльменской осанке. Как бы там ни было, он много времени провел за границей и хорошо владел французским, что тогда считалось само по себе подозрительным у шовинистически настроенной публики. В целом он не пользовался симпатией даже до того, как совершил отчаянный шаг, заменив ручной труд машинами. Вполне осознавая свою непопулярность и возможные последствия, он подготовил фабрику к осаде. Он переселился туда и на ночь крепко-накрепко баррикадировал двери. Каждая ступенька была утыкана шипами, чтобы помешать бунтовщикам подняться, даже если им удастся проломить дверь. Нападение произошло ночью на субботу 11 апреля 1812 года. Несколько сотен голодных резчиков собралось около Керклиза прямо в поле, которое плавно шло вниз от дома, туда, где позднее проживала мисс Вулер. Лидеры вооружили их пистолетами, топориками, дубинками, отобранными рыскавшими по ночам в окрестностях бандами у обитателей стоящих на отшибе домов, заготовивших такие орудия для самообороны. В разгар той весенней ночи толпа угрюмо молчавших людей приблизилась к Рофоулдсу и, разразившись диким воплем, дала мистеру Картрайту понять, что так давно ожидаемое нападение началось. Конечно, он находился внутри, но сотням разъяренных людей он мог противопоставить лишь четверых работников и пятерых солдат. Однако эти десять человек смогли поддерживать такой беспрерывный прицельный ружейный огонь, что они осилили толпу, находящуюся снаружи и столь отчаянно пытающуюся вышибить двери и ворваться на фабрику. После двадцатиминутного сражения, во время которого двое из осаждавших были убиты и несколько ранены, они отступили в смятении, оставив мистера Картрайта хозяином положения, но в состоянии такого ошеломления и изнеможения, что сразу после окончания битвы он забыл о своем оборонительном сооружении и получил довольно серьезное ранение в ногу, пытаясь подняться по лестнице, оснащенной шипами. Его дом располагался неподалеку от фабрики. Некоторые из мятежников поклялись, что если он не сдастся, они бросят его и направятся к нему домой, чтобы расправиться с его женой и детьми. Это была чудовищная угроза, так как он вынужден был оставить свою семью под охраной всего лишь одного или двух солдат. Миссис Картрайт знала об угрозе, и той кошмарной ночью, заслышав, как ей показалось, приближающиеся шаги, она схватила двоих младенцев и, положив их в корзину, поставила в огромный камин, типичный для интерьера йоркширских домов. Один из спрятанных таким образом малышей, будучи уже взрослой женщиной, любила с гордостью показывать следы ружейных пуль и пороха на стенах отцовской фабрики. Он был первым, кто оказал отпор продвижению луддитов, ставших к этому времени столь многочисленными, что они начали походить едва ли не на мятежную армию. Поведение мистера Картрайта вызвало такое восхищение у соседних фабрикантов, что они организовали сбор средств в его пользу и собрали в конце концов 3000 фунтов.
Немногим позже недели после нападения на Рофоулдс другой владелец фабрики, который использовал несносные машины, был застрелен среди бела дня, пересекая торфяник Кросслэнд, к которому прилегала маленькая плантация, где притаились убийцы. Читатели «Шерли» узнают эти обстоятельства, о которых мисс Бронте слышала много лет спустя, но непосредственно на месте происшествия из уст тех, кто прекрасно помнил ужасные времена, когда, с одной стороны, существовала угроза жизни и собственности, а с другой – царил жесточайший голод и слепое невежественное отчаяние.