Он повел ее за собой по бесчисленным коридорам. Николь успела мимоходом заметить странное смешение стилей меблировки и картин: от английского елизаветинского до американского примитивизма. Одни картины были достойны Версаля, другие оказались грубой мазней, как будто их намалевали дети.
Клэй непостижимым образом отыскал комнату. Он втащил Николь внутрь, ногой захлопнул за собой дверь и сразу же принялся жадно целовать ее, как будто не мог насытиться.
Она целиком подчинилась его воле. У нее кружилась голова от его близости. Сквозь тонкую сорочку она ощупала его нагретую солнцем кожу. Его губы были одновременно и твердыми, и нежными, а бедра прижимались к ней и требуя, и умоляя.
— Я так долго ждал этого, — прошептал он, легонько покусывая мочку ее уха.
Николь вырвалась из его рук. Он удивленно взглянул на нее, а она отошла в дальний конец комнаты и, подняв руки, принялась вынимать шпильки из волос. Клэй молча наблюдал за ней. Он не шевельнулся даже тогда, когда она с трудом расстегивала пуговицы на платье.
Она была в комнате наедине с ним, а он так долго мечтал об этом мгновении.
Чуть наклонившись вперед, она сняла с себя платье. Под ним была тонкая кисейная сорочка с глубоким вырезом, отделанным вышивкой в виде крошечных розовых сердечек. Она завязывалась под грудью узкой розовой ленточкой. Изящные очертания полной груди хорошо просматривались сквозь почти прозрачную ткань.
Медленно, очень медленно она развязала ленточку и позволила кисейной сорочке соскользнуть на пол.
Клэй проследил взглядом за упавшей сорочкой, наслаждаясь видом каждого дюйма ее тела — от высоких, тугих грудей и тонкой талии до изящных ступней, пересек комнату, подхватил Николь на руки и осторожно уложил в постель.
Он присел рядом с ней на краешек кровати и провел рукой по ее коже. Она была такой же приятной на ощупь, как и на вид, — гладкой и теплой.
— Клэй, — шепнула Николь, и он улыбнулся ей.
Он поцеловал ее в шею, туда, где пульсировала жилка, затем медленно опустился к груди и посмаковал затвердевшие розовые соски.
Она запустила пальцы в его густые волосы и запрокинула назад голову.
Клэй вытянулся на постели рядом с ней. Он все еще был одет, и Николь чувствовала прикосновение к коже холодных бронзовых пуговиц. А вот прикосновение лосин было теплым и мягким. Кожа и бронза, прикасавшиеся к ее обнаженному телу, говорили о мужской силе.
Когда он лег на нее, Николь потерлась ногой о его сапог. Его брюки ласкали внутреннюю поверхность ее бедра. Повернувшись на бок, он начал расстегивать жилет.
— Нет, — прошептала она.
Он взглянул на нее и снова страстно поцеловал.
Он поднял ногу и провел гладкой кожей сапога по всей длине ее ноги, и она рассмеялась гортанным смехом, Клэй расстегивал боковые пуговицы брюк, и Николь застонала, когда его мужское естество прикоснулось к ней.
Он лежал на ней, крепко сжимая ее в руках, как будто боялся, что она попытается от него сбежать.
Николь постепенно приходила в себя. Она потянулась и глубоко вздохнула.
— Мне кажется, я почти освободилась от напряжения.
— И это все? — рассмеялся Клэй. — Рад, что смог хоть чем-то услужить тебе. Пожалуй, в следующий раз я надену шпоры.
— Ты смеешься надо мной?
Клэй приподнялся на локте.
— Никогда! Скорее, над собой. Ты меня кое-чему научила.
— Чему, например? — удивилась она и провела пальцем по похожему на полумесяц шраму возле глаза.
Он отодвинулся от нее и сел.
— Не сейчас. Возможно, я расскажу об этом позднее. Я голоден. Ты не позволила мне поесть как следует.
Она улыбнулась и закрыла глаза. Она чувствовала себя счастливой. Клэй стоял рядом и наблюдал за ней. Он видел, что она засыпает. Он поцеловал ее в кончик носа.
Он видел, что она засыпает. Он поцеловал ее в кончик носа.
— Спи, любовь моя, — тихо прошептал он и, накрыв ее одеялом, тихонько вышел из комнаты.
Проснувшись, Николь лениво потянулась, прежде чем открыть глаза.
— Ну, живо поднимайся, — раздался хрипловатый голос с противоположного конца комнаты.
Николь улыбнулась и открыла глаза. Клэй смотрел на ее отражение в зеркале. Его сорочка висела на спинке кресла, и он брился.
— Ты проспала почти до вечера. Уж не намерена ли ты пропустить танцы?
— Нет, — с улыбкой ответила Николь. Она хотела встать с постели, но вспомнила, что лежит абсолютно голая. Оглядевшись вокруг, она поискала, чем бы прикрыться. Заметив, что Клэй с интересом наблюдает за ней, откинула одеяло и подошла к гардеробу, где Джейни развесила ее платья. Клэй хохотнул и продолжил бритье.
Закончив, он подошел и остановился у нее за спиной. Накинув атласный халатик абрикосового цвета, она в раздумье стояла перед гардеробом, выбирая, что надеть.
Клэй вдруг решительно вынул из шкафа платье из светло-коричневого бархата.
— Джейни сказала, чтобы ты надела это. — Он критически осмотрел платье. — Ладно. Надевай. И это тоже надень. — Повернувшись, она увидела в его руках ожерелье из четырех нитей жемчуга, с золотой застежкой. Николь быстро надела платье, и он застегнул на ней ожерелье.
— Какая красота! — воскликнула Николь, взглянув в зеркало. — Спасибо, что позволил мне его надеть.
Он наклонился и поцеловал ее обнаженное плечо.
— Мать дала его мне, чтобы я передал своей жене. Никто другой никогда не надевал его.
Она повернулась к нему:
— Я не понимаю. Ведь наш брак…
Он приложил палец к ее губам, не дав ей договорить.
— Давай наслаждаться сегодняшним днем. Об остальном поговорим завтра.
Николь ждала, пока он оденется. Внизу на лужайке заиграли музыканты. Николь была рада не думать ни о чем, кроме данного момента, забыть на какое-то время о реальности. А реальностью были Бьянка и Клэй, живущие в его доме. И его любовь к другой женщине.
Они вышли из комнаты, и Клэй, проведя ее по лабиринтам дома, вывел в сад. Столы были заново накрыты, и собравшиеся, удобно расположившись вокруг, ели и пили. Николь не успела съесть ни кусочка, а Клэй уже потащил ее на деревянный настил, специально устроенный для танцев. От удалой виргинской кадрили у нее перехватило дыхание.
После четырех танцев Николь упросила Клэя дать ей отдохнуть. Он отвел ее в небольшую восьмиугольную беседку под тремя ивами. Пока они танцевали, стемнело.
— Посмотри, как прекрасны звезды, — сказала она. Клэй крепко обнял ее. Ее голова лежала у него на плече. Он молчал. — Мне хочется, чтобы это мгновение длилось вечно, — прошептала она.
— Неужели остальные мгновения были такими ужасными? И ты была несчастна в Америке?
Она закрыла глаза и потерлась о него щекой.
— Здесь я пережила и самые счастливые моменты, и самые ужасные. — Ей не хотелось говорить об этом, и она постаралась сменить тему разговора: — Почему здесь нет Уэсли? Ему, наверное, пришлось вернуться и заняться плантацией, чтобы отпустить сюда своего брата? И что за женщина пришла сюда с братом Уэсли?
Клэй фыркнул и заставил ее снова положить голову ему на плечо.
— Уэс не пришел скорее всего потому, что не захотел. А что касается Трэвиса, то у него хватит самоуверенности, чтобы управлять имением даже из Англии, если ему такое придет в голову. Рыжеволосую женщину зовут Марго Дженкинс. Насколько мне известно, она твердо намерена заполучить Трэвиса в мужья, хочет он того или не хочет.
— Надеюсь, ей это не удастся, — пробормотала Николь.