Я обнаружил там пакетик зеленой фасоли, которую тут же сварил в подсоленной воде, и стейк, английский, разумеется, который поджарил.
Поужинав, я расположился с бокалом «Кот дю Рон» и листком бумаги за круглым столом в гостиной и погрузился в разработку стратегии.
Через два часа я набросал примерный план действий.
1. Роберт Миллер игнорирует письмо Орели Бреден (О. Б.). В этом случае она, скорее всего, снова обратится к своему контактному лицу в издательстве Андре Шабане (А. Ш.). А. Ш. отвечает ей, что писатель не выходит на связь и он давно не имеет о нем никаких сведений. Устав биться головой о стену, О. Б. теряет интерес к Роберту Миллеру, одновременно ее интерес к А. Ш. как к потенциальному посреднику тоже падает.
2. Роберт Миллер не отвечает на письмо, но А. Ш. предлагает О. Б. свою помощь. Он делает все, чтобы заслужить ее любовь. Однако интерес О. Б. в любом случае направлен не на редактора, а на писателя. Может ли А. Ш. действительно ей помочь? Нет, потому что никакого Роберта Миллера не существует. А. Ш. просто тянет время, чтобы доказать О. Б., какой он замечательный мужчина. Ну и попутно — какой же идиот на самом деле этот англичанин.
3. Роберт Миллер дает вежливый, но несколько расплывчатый ответ. Он не позволяет пламени погаснуть. Писатель ссылается на своего замечательного редактора (А. Ш.) и не исключает того, что скоро будет в Париже. Но встретиться с О. Б. не обещает — график такой плотный!
4. А. Ш. все организует. Он спрашивает О. Б., сможет ли она быть на одном мероприятии с участием Роберта Миллера? (Ужин.) Она может, и она благодарна А. Ш. Писатель, разумеется, отказывается в последний момент. О. Б. на него злится. А. Ш. сообщает ей, что, к сожалению, на него никогда нельзя положиться. О. Б. и А. Ш. проводят прекрасный вечер, и О. Б. понимает, что иметь дело с симпатичным редактором гораздо приятнее, чем с закомплексованным писателем.
Я довольно кивнул и еще раз перечитал пункт 4. Эта идея мне нравилась. Насколько она гениальна, покажет время. Оставалось продумать несколько вопросов.
1. Стоит ли Орели Бреден всей этой комедии? Безусловно стоит.
2. Должна ли она в конце концов узнать правду? Нет, ни в коем случае!
3. Что будет, если Сэм Голдберг действительно объявится в Париже под именем Роберта Миллера, чтобы давать интервью и проводить чтения, и об этом узнает О. Б.?
Время было позднее, и я решил отложить последний вопрос до утра. Я встал, опорожнил пепельницу, в которой лежало уже пять окурков, и потушил свет. Я страшно устал. Свою главную проблему на сегодняшний день я сформулировал так: «Что будет, если Роберт Миллер действительно приедет в Париж?»
В пятницу утром месье Монсиньяк уже ждал меня в моем кабинете.
— Ах, мой дорогой Андре, вот наконец и вы! — воскликнул он, раскачиваясь из стороны в сторону так, что его кожаные ботинки скрипели. — Я положил вам на стол рукопись одной милой молодой писательницы, дочери последнего лауреата Гонкуровской премии, с которым мы очень дружны. Прошу вас, в виде исключения, посмотреть ее как можно скорее. Это срочно.
Я вытер шею платком и кивнул. За время работы с месье Монсиньяком мне трудно было припомнить, чтобы работа хоть раз была несрочная. Я взглянул на рукопись дочери лауреата Гонкуровской премии в прозрачной папке. «Исповедь грустной девушки» — элегантное название. В ней было максимум сто пятьдесят страниц, и наверняка достаточно было прочитать пять, чтобы поплохело от обычных нарциссических излияний, которые сегодня так часто выдаются за серьезную литературу.
— Нет проблем, сегодня в обед я сообщу вам свое мнение, — ответил я, вешая пальто в узкий шкафчик возле двери.
Монсиньяк постучал пальцами по своей бело-голубой рубашке. Он был не очень низенький, но головы на две поменьше меня, хотя и куда толще.
Он был не очень низенький, но головы на две поменьше меня, хотя и куда толще. При всей своей неказистости он умел одеваться. Он ненавидел галстуки и носил только шейные платки, а также обувь ручной работы. Несмотря на тучность, месье Монсиньяк производил впечатление гибкого и очень энергичного человека.
— Прекрасно, Андре! — воскликнул он. — Знаете, что мне в вас нравится? Вы на редкость сговорчивы. Много не говорите, не задаете лишних вопросов — просто делаете. — Он посмотрел на меня своими лучистыми голубыми глазами и похлопал по плечу: — Вы далеко пойдете. — Тут он подмигнул мне. — Послушайте, — продолжал он, — если эта вещь никуда не годится, я попрошу вас написать пару конструктивных замечаний по содержанию. Вы же знаете как? Ну, потенциал, безусловно, есть, и читать написанное автором интересно… и так далее, и так далее… А потом так мягко намекнете…
Я кивнул, подавив улыбку. Уже стоя между дверью и вешалкой, Монсиньяк повернулся и задал вопрос, которого я ждал все это время:
— Ну а как там с Робертом Миллером?
— Я веду переговоры с его агентом Адамом Голдбергом, на него можно положиться, — ответил я.
Старый месье Орбан, тот самый, который свалился с дерева, собирая вишни, дал мне как-то совет. «Когда лжешь, мой мальчик, будь как можно ближе к правде. Так больше шансов, что тебе поверят», — сказал он в один прекрасный летний день, когда мне, прогулявшему школу, предстояло сочинить подходящую историю для моей матери.
— Он уверен, что мы вытащим Миллера в Париж, — с жаром продолжал я, чувствуя, как мой пульс участился. — Собственно, осталось обговорить детали. Думаю, в понедельник буду знать все точно.
— Прекрасно-прекрасно…
Жан Поль Монсиньяк вышел с довольным видом, а я полез в карман. Лишь после третьей сигареты я начал успокаиваться. Потом открыл окно, впуская в комнату чистый, холодный воздух.
Я просмотрел рукопись. Еще одна Франсуаза Саган. Юная героиня — дочь известного писателя, не понимающая, чего она хочет, — погружала читателя в мир своих сексуальных переживаний с аборигеном Карибских островов, который вечно находился под кайфом. В этом, собственно, и заключалось действие. Каждый второй абзац был посвящен описанию чувств этой девушки, по большому счету никому не интересных, даже ее чернокожему любовнику. В конце романа героиня возвращалась домой, а жизнь все еще представлялась ей большим знаком вопроса, и она так и не поняла, отчего ей грустно.
Со своей стороны, я тоже не понял этого. Имей я в молодости возможность провести четыре недели на островах своей мечты, в полной мере наслаждаясь их красотами, не стал бы привередничать, а, вероятно, просто спятил бы от счастья. Быть может, моей натуре не хватало глубины.
Я осторожно сформулировал отказ и подготовил копию для месье Монсиньяка. В полдень мадам Пети принесла почту и недовольно спросила, курил ли я.
Я сделал невинное лицо и замахал руками.
— Вы курили, месье Шабане, — возразила она, заметив пепельницу возле мусорной корзины. — Вы курили даже в моем кабинете, я почувствовала это сразу, как только вошла. — Она неодобрительно покачала головой: — Или вы не понимаете, месье Шабане, что это опасно для здоровья? Вы же знаете это!
Да-да, я все знаю. Курить вредно. Есть вредно. Пить тоже. Все, что приносит удовольствие, — либо аморально, либо противозаконно, либо ведет к ожирению. То же касается и чрезмерного увлечения работой, и лишних волнений. Мы вечно балансируем над пропастью, а под конец нам суждено свалиться с лестницы, собирая вишни, или попасть под машину по дороге в булочную, как консьержка из романа «Элегантность ежика».
Я молча кивнул.