Он чувствовал, что великолепное жонглирование лишается элемента варварского риска с целью поберечь его, Джо. И понимал, что таким образом ему бесцеремонно указывают на его юный возраст.
Ровно то же самое он испытывал в сексуальном плане: ему полагались только игрушки, тогда как он чувствовал себя готовым к реальности во всей ее полноте.
Однажды Джо спросил у Кристины, самым простым и естественным образом, как надо заниматься любовью.
Улыбнувшись, она ответила:
— Ты бы лучше задал этот вопрос Норману. Его мнение будет для тебя полезнее моего.
Позже она спросила Нормана, задавал ли ему Джо пресловутый вопрос.
— Какой?
— Как надо заниматься любовью.
— Нет, — рассмеявшись, ответил Норман. — Не посмел.
— А мне посмел.
Норман задумался.
— Он, наверно, немного в тебя влюблен. Это меня успокаивает.
— Почему?
— Это доказывает, что он нормален.
— А ты в этом сомневался?
— Да. Когда я обучаю его магии, он такой странный, что мне даже страшновато. Он жадно впитывает мои слова, и в то же время я чувствую, что ему хочется вцепиться мне в горло и загрызть.
— Он тебя обожает!
— Да. Он меня обожает, как всякий пятнадцатилетний мальчишка обожает своего отца. Стало быть, ему хочется меня убить.
— А ты? Ты смотришь на него, как на своего сына?
— Есть такое дело. Я очень к нему привязался. Когда уезжаю, скучаю по нему. А когда возвращаюсь, он меня раздражает, порой просто бесит.
— Ты боишься его.
— Нет. Я боюсь за него.
— Значит, он твой сын.
Норман учил Джо классике карточных фокусов — «Waving the Kings» Гая Холлингворта. Он несколько раз выполнил фокус сам, затем объяснил технику.
— Видишь, это один из самых красивых фокусов, — сказал он. — С твоими способностями ты за три часа его освоишь.
Прошло три дня, но фокус парню так и не давался.
— Ничего не понимаю, — развел руками Норман, — ты освоил «Interlaced Vanish» Пола Харриса за час, а это ничуть не легче. Что за ступор?
Джо упрямо набычился.
Норман повторил фокус, комментируя каждое свое движение.
— Не так это трудно, — заключил он. — Карточные фокусы — это вообще довольно легко. Если что и трудно освоить в картах, так это шулерство.
— Вот чему я хочу научиться, — вдруг выпалил Джо.
Норман тут же дал ему пощечину.
— Впервые в жизни я получил пощечину, — обиделся Джо.
— А я впервые в жизни дал пощечину и не жалею об этом. Слушай, дружок, ты попросил меня быть твоим учителем, и я пошел ради тебя на то, на что никогда не соглашался, да вдобавок поселил тебя в своем доме. А ты имеешь наглость заявлять мне, что хочешь стать шулером?
— Я этого не говорил. Я просто хочу научиться шулерству.
— Зачем?
— А ты сам зачем этому учился? Ты когда-нибудь мухлевал в игре?
— Никогда.
— Вот видишь!
— Я взрослый человек. А ты мальчишка.
— Ну вот, приехали! Есть возрастной ценз, чтобы учиться шулерству?
— В плане техники — нет.
— Так ты боишься за мою нравственность? Что такое хорошо и что такое плохо — этому учат в моем возрасте, да?
— Именно. Но скажи, почему тебя так интересует шулерство?
— Ты сам дал ответ: потому что это труднее всего. Я люблю трудности.
— Освой сначала «Waving the Kings», а там посмотрим.
Договорились?
Разозлившись, парень схватил карты и тут же выполнил фокус в совершенстве.
Норман покачал головой, глядя на него:
— Кто ты такой? Что творится у тебя в голове?
— Да ладно! — фыркнул Джо.
В ту же ночь, в постели, Норман рассказал обо всем Кристине. Она посмеялась:
— Ну и мальчишка!
— Не знаю, мне что-то не смешно. У него мозги набекрень!
— Брось, ему же пятнадцать лет!
— Я в пятнадцать лет никогда бы так себя не повел.
— Как ты можешь это знать?
— Да уж знаю!
— Я тебе не верю. Мы все забываем, какими ненормальными были в этом возрасте.
— Но не ты.
— Нет, я тоже.
— Ты жила с ненормальными, это другое дело.
— Я жила в общине хиппи, где все были сумасшедшие, и в девять, в двенадцать лет я была разумнее их. Но в пятнадцать я была еще какая сумасшедшая!
— Расскажи.
— В пятнадцать лет я почти ничего не ела. Была чуть ли не анорексичкой.
И вот однажды я гуляла с матерью. На лугу росли грибы, она показала их мне и сказала: «Это сатанинские грибы». Я спросила, съедобны ли они, мать ответила: «Нет, они ядовитые». Она не успела еще договорить, как мне захотелось их съесть, так захотелось, что я ни о чем другом думать не могла. Тайком я вернулась на то место, где росли грибы, и съела их все до единого. Мне их отчаянно хотелось. Мне было худо всю ночь, рвало, пришлось везти меня в больницу.
— Ты хотела покончить с собой?
— Ничего подобного. То же самое я сказала матери, которая, вполне логично, спросила меня: «Ты же ничего не желаешь есть, почему тебя вдруг потянуло на ядовитые грибы?» Я могла ответить ей только одно: что мне их отчаянно хотелось.
— А сегодня у тебя есть другое объяснение?
— Нет. Только то, что в пятнадцать лет все мы сумасшедшие.
Быть величайшим в мире магом и жить в Рино — это так же нелепо, как быть папой римским и жить в Турине: в том государстве, но не в том городе.
Когда Нормана спрашивали, почему он не живет в Лас-Вегасе, он прибегал к следующей метафоре:
— Добрые люди верят, что Ватикан — столица католичества. Но это лишь прикрытие. В действительности Ватикан — сборный пункт христианских сект, мистических все как одна. То же и Лас-Вегас: туристы со всего мира едут туда, чтобы увидеть столицу игры и приобщиться к тому, что они считают местной спецификой. На самом же деле Лас-Вегас — самая гигантская в мире штаб-квартира древнейшего из тайных обществ — магии.
— Так почему же ты там не живешь? — спросил Джо.
— Именно по этой причине. Будь папа честным человеком, думаешь, он жил бы в Ватикане?
— Я даже не знаю, кто такой папа, — пожал плечами парень.
— Тем лучше. Я хочу сделать из тебя приличного человека. И сам пытаюсь быть таким — вот почему я не живу в Вегасе. Но не только поэтому: мне не нравится быть там, где, как говорится, все заваривается. Это вынудило бы меня быть только магом и никем больше.
— А кто ты еще?
— Ну, например, я мужчина Кристины.
— Ты мог бы им быть и в Вегасе.
— Меньше. У меня оставалось бы меньше времени для нее. И не забывай, что Рино — ближайший большой город к «Человеку огня», а это событие года для Кристины, праздник огня. На этом фестивале она показывает вершину своего искусства.
Последние слова Джо намотал на ус: он задумался о том, какие перспективы открылись бы перед ним, если б ему довелось поехать на «Человека огня».
Норман решил, что парень мечтает о Лас-Вегасе, и не удивился: это ведь неизбежное и естественное желание для кого угодно, тем более для юного и исключительно одаренного мага.