Наверное, ему казалось, что он покоритель пустынь и песков и таким образом обманет врага. А папин хин пытался прорыть тоннель в лежаке. Да, именно в лежаке, а не под ним, что было бы логичнее. Но пес вознамерился прорваться сквозь деревянные планки. Нет, он тоже добросовестно лаял, но продумывал и пути к отступлению. И лаял еще отчаяннее, поскольку лежак никак не поддавался. Посторонний турист быстро удалялся, чтобы уже не слышать этого безумного лая и не стать причиной смерти маленьких собачек. Причем сразу всех троих. Когда чужак уходил, собаки успокаивались. Хин тихонько скреб лежак – так, на всякий случай. Йоркшир жался к хозяйке, продолжая всхлипывать и жаловаться на жизнь, а пекинес нес вахту, застыв в позе сфинкса. Все три собаки терпеть не могли воды и ни в какую не хотели купаться. Предпочитали солнечные ванны. Хотя пекинес любил рассеянные солнечные лучи, и хозяину приходилось регулировать наклон зонтика, чтобы пес оставался в тени.
Но самым страшным событием было появление на пляже ребенка с резиновым мячом. За пролетевший мяч собаки были готовы на все. И хотя у каждой был свой собственный мячик и игрушек не меньше, чем у нашей Симы, чужой мяч доводил их до падучей. Они уже даже не лаяли, а кашляли и орали. И так пугали детей, что родители побыстрее сгребали своих чад в охапку и шли на другой пляж. Подальше от этой своры. Оставалось только удивляться, почему именно нас собаки сочли не врагами, а друзьями, и ни разу не облаяли. Йоркшир даже давал Симе завязать себе на лбу бантик, который моя сестра снимала со своей косички. Позволял нацепить на себя бусы и браслеты и охотно делился с ней своими игрушками. А пекинес, едва завидев маму, ложился на спину и подставлял ей пузо для чесания. Хин держался из последних сил, но даже он отвлекался от своих подкопов – от нас он не ждал подвоха. Эти же собаки с большим уважением относились к Эдварду и его творениям и аккуратно обходили замки стороной. Так что пляж у нас был пустой, чистый и тихий, если не считать собачьего лая.
Да, мама очень ценила тишину. И очень радовалась, что наша деревня – такая тихая и спокойная. Когда на соседнем участке в апартаментах в большом количестве появились жильцы – человек пятнадцать, – маме чуть плохо не стало. Но соседи оказались йогами. Они вставали рано и тихонько лежали в саду на своих ковриках. Их предводитель, то есть учитель, – юноша – никогда ни с кем не разговаривал, только улыбался и кивал. Маме, которая приветствовала его по утрам, он кланялся чуть ли не в пояс. А своих учениц – все жильцы оказались женщинами – он учил дышать, расслабляться и слушать природу. Так что мама стала очень хорошо относиться именно к таким йогам, которые лежат, созерцают и молчат.
Да, самое главное – у нас появился свой рыбак, присланный Эммой.
Было раннее утро. Мама кормила Соль, Перца и Уксус старыми сосисками. По утрам она никогда не могла попасть в ванную – в котором бы часу ни встала. Папа все равно вставал раньше, хоть на десять минут опережая маму. И мылся долго и тщательно.
– Ты же идешь на море! И надо вынести мусор! – стучала мама в дверь.
Папа выходил из ванной так, будто готов не к пляжу, а к великосветскому приему. И тут уже подскакивала Сима. У моей сестры был специальный гномик – песочные часы, которые отмеряли две минуты – время, которое полагалось на чистку зубов. Но Сима переворачивала гномика снова и снова и жевала зубную щетку. Следом, как правило, шел дядя Боря, который мылся быстро, потому что его выгоняла из ванной тетя Наташа. А тетя Наташа занимала ванную надолго. Мама, которая так и ходила в ночнушке, непричесанная, вставала к плите готовить завтрак, чтобы не терять время. К тому моменту, когда все чистые, одетые сидели за столом, мама все еще была «неприбрана», как она говорила про себя. Папа же, в свежей льняной рубашке, отправлялся с Симой на утренний променад – выносить мусор.
Мусор нужно было выносить к бакам, которые стояли в аппендиксе дороги. Рядом был чей-то огород с настоящим пугалом. Кого оно отпугивает, было совершенно непонятно, потому что ворон в округе не наблюдалось, а ласточки, которые летали стаями, на огород не покушались. В первый раз к мусорным бакам отправилась мама и вернулась с невыброшенным пакетом и дрожащими губами – она никак не ожидала увидеть перед собой мужчину в шляпе, спросонья не рассмотрев в нем пугало, и с того самого дня наотрез отказалась выносить мусор. Поэтому на семейном совете было решено, что за вынос мусора буду отвечать главным образом я. В принципе я был не против. Брал фотоаппарат, сачок и палку – на случай, если удастся встретить интересного геккона или богомола и сделать удачный кадр.
Но Сима, увидев меня в таком виде, естественно, заявила, что пойдет со мной, и потребовала шляпу. Без шляпы, которую тетя Наташа купила для себя в местном магазине (широкополая, с лентой и бантом во лбу) и в тот же момент отдала Симе (детские панамки, платочки, кепки моя сестра отказалась носить), моя сестра из дома не выходила. Как будто это было категорически непростительно, дурной тон и вообще «все равно что голая». Так вот Сима надевала шляпу, которая лежала у нее полями на плечах, и отправлялась со мной к бакам. Ну а следом увязывался папа, который был убежден, что местные жители на своих мотоциклах и грузовичках вписываются в поворот на непозволительной скорости. И не мог отпустить нас в столь опасное путешествие одних. Такой процессией мы выходили к мусорке.
Я, естественно, возражал. Папа с Симой мешали мне ловить насекомых и фотографировать. Сима, завидев на обочине дороги безобидного геккона, начинала визжать, распугивая все живое вокруг. А однажды она увидела котенка, который выскочил из кустов на обочину. Котенок был совсем крохотным и увязался за нами, жалобно мяукая. Сима села посреди дороги и принялась горько рыдать. Она хотела забрать котенка себе, но мы с папой не разрешали – у нас уже было три кошки, при этом Уксус явно была в положении. Папа махал на котенка руками, отчего Сима рыдала еще громче. Тогда мы решили, что можно выбросить мусор из пакета, завернуть в него котенка и в таком виде доставить домой. А потом вымыть его в ванной. Пока мы решали, разрешит ли нам мама выводить блох в ванной, Сима своим ревом созвала соседей, остановила две машины и одного мотоциклиста. И все смотрели на папу очень недобро, поскольку он заставил такую прекрасную девочку плакать. Папа на всех известных ему языках рассказывал про котенка (как будут «блохи» – он не мог вспомнить от волнения) и, чтобы доказать свою невиновность, показал на кусты. Но котенок успел скрыться. Так что соседи ему не поверили. Они его просто не поняли.
Домой мы вернулись измотанные и злые минут через сорок, когда мама собиралась отправить за нами тетю Наташу и дядю Борю. Я был злой, поскольку не смог сфотографировать ящерицу без хвоста. Папа сказал, что больше никогда в жизни не пойдет выносить мусор. Зато Сима пребывала в прекрасном настроении – ей надарили гостинцев, которые она сложила в шляпу тети Наташи. Инжир, конфеты, шоколадку, булочку, черешню и однорукую куклу.
– Сима в жизни не пропадет, – с восхищением сказала тетя Наташа.
С тех пор Сима не расставалась с этой шляпой, которая вмещает в себя столько подарков, а папа выходил из дома не иначе как в льняной рубашке, чтобы было не стыдно перед соседями. В следующий раз Симу пришлось перенести через забор, чтобы показать пугало вблизи. Хозяйка пугала, которая вышла в огород, накормила Симу домашними булочками и халвой, и с тех пор моя сестра не пропускала процесса выноса мусора. Она вышагивала по дороге, держа шляпу перед собой.
– Мне стыдно, – выговаривал папа маме, – как будто мы просим подаяния. – Мама хохотала. Ведь Сима ни разу не вернулась домой с пустой шляпой. После променада к мусорным бакам папа с облегчением переодевался в пляжные шорты, а Сима сдавала шляпу тете Наташе.