Там было много женщин в жемчугах, но ни одно ожерелье не могло сравниться с нитью, которая украшала шею Мананы. Она, глядя на чужие украшения, улыбалась своей фирменной улыбкой, которая в тот день была даже искренней. Манана всем показала, где ее место. И где место Кахи – она похоронила его рядом с тещей и тестем.
Почему Манана терпела выходки мужа? Все просто – она его любила. Он ей нравился, умел заставить ее улыбнуться, она была ему благодарна за многие счастливые моменты в их жизни. Он был хорошим зятем и никогда не отказывал в помощи. Все-таки он похоронил ее родителей, без него бы она не справилась. Наверное, Манана думала, что Каха ее тоже любит. Пусть не так пылко и страстно, как любовниц. Но любит, бережет, заботится о ней. А может, Манана боялась остаться одна. Кто знает?
Был один момент, когда она хотела все начать заново – развестись с Кахой, прогнать его со всеми запонками, прокричать все, что накопилось, в лица любовницам. Но именно тогда, к собственному удивлению, Манана обнаружила, что беременна. Своего единственного сына Мераби она родила, когда уже не ждала. Удивились все, включая Каху. Куда больше были удивлены врачи, когда Манана легко отходила беременность и без особых проблем родила здорового мальчика.
Мераби стал для матери смыслом жизни. Наконец она поняла, что такое настоящая любовь, настоящие чувства. Безумная страсть, когда света белого не видишь. И Манана была благодарна мужу за сына. Сам Каха к наследнику относился спокойно. Он был к его появлению не готов и отцом себя не чувствовал. Впрочем, Манану это вполне устраивало – она не собиралась делить любовь ребенка.
Мераби был похож на покойного деда, Сандро, как две капли воды. Красивый, русоволосый, голубоглазый, с тонким профилем. Слишком красивый для мальчика. По иронии судьбы от Кахи ему достались маленький рост и незаурядное обаяние. Впрочем, Манана с самого детства внушала сыну, что лучше него нет ребенка на всем белом свете. Нет красивее и умнее. Не появлялся еще на земле ребенок талантливее. Матерью Манана была остервенелой. Уж каких только матерей не видел этот город. Но Манана переплюнула всех. Однажды Каха сделал замечание сыну, который возил машинку по обеденному столу и мешал есть. Так Манана мужа чуть в окно не выкинула за то, что тот повысил голос на ребенка. Она лучше всех знала, как лечить Мераби, от чего лечить, как его воспитывать, как кормить, в какую школу отдавать учиться. Так что не было ничего удивительного в том, что именно Манана принимала решение, когда сыну жениться и кто ему подходит по размеру.
– Я не машу руками, – растерялась Нина.
– Вот и не махай. Все. Ты готова. Знаешь, я бы не стала так волноваться, но мне жалко Манану. Она хорошая. Ты на нее по-другому посмотри. Она уже немолода, только я тебе не говорила за ее возраст. Кроме сына, у нее никого нет. Никаких родственников, сестер, племянниц. Очень одинока она. Ей нужна помощь. А Мераби к жизни совсем не приспособлен, всю жизнь пристегнут к юбке. Манана хочет его передать с рук на руки другой женщине. И ей нужна такая, которая не пропадет. Понимаешь? Люди ищут себе того, кто им поможет, кто нужен. Иногда головой не все понимаешь, а сердце чувствует. Поэтому ты ей и понравилась. Ты независимая, гордая, упрямая. У тебя мозг есть. Манана это увидела. И ты добрая. Если ты в семью войдешь, никогда не предашь. Сколько я невест видела, ни про одну такого сказать не могла, а про тебя могу. Верности в тебе много.
Так вот, слушай еще. У Мананы есть лучшая подруга – Маечка. Манана Маечке доверяет больше, чем себе. С Маечкой тебе надо подружиться. Про нее я тебе вот что расскажу, чтобы ты понимала. Маечка, она взятая девочка. Удочерили ее совсем маленькой. Специально удочерили, чтобы она родителям в старости помогала. И никогда от нее этого не скрывали. Понимаешь, всегда говорили – вот мы тебя взяли, чтобы ты нас досматривала. Только для этого и взяли.
Только для этого и взяли. У Маечки характер сложный. Она старой девой осталась, потому что родители не хотели, чтобы она замуж вышла и своей семьей жила. Ты будь с Маечкой осторожнее. Она только с виду ягненок. На Манану она влияние имеет. Ты с ней не спорь и Манану на себя не перетягивай. Маечка ее ревновать начнет. Она для Мананы – главный советчик.
И еще у них общая подруга есть – Ляля. С той можешь говорить что хочешь. Она Манане не передаст. Всему городу расскажет, язык у нее без костей, но не Манане. Ляля что думает, то и говорит. Зла не держит, отходчивая. Но на язык ей лучше не попадать – она может обидеть, сама не понимая. Но уж как скажет, так скажет. Как есть все скажет. И только она может Манану образумить, на место ее поставить. Если ты Ляле понравишься, она всегда на твоей стороне будет, не даст тебя в обиду.
Завтра, я думаю, все соберутся. Других-то подруг у Мананы и нет. Что-то я вспотела, так волнуюсь за завтра. Справишься? Ты запомни – руки на коленях держи, говори мало, хвали то, что Манана приготовит. Готовить она не умеет – дрянь получается, но один вечер потерпишь. Да, и не забудь сделать комплимент. Скажи, что Мераби на нее похож. Ей будет приятно. Мераби, конечно, стал совсем Кахой, а с годами все больше. Только внешне Сандро, а внутри – Каха. Но только не скажи об этом Манане. Да, и ты не думай, что Мераби не умеет с женщиной быть, очень даже умеет, я все узнала, но я прямо сейчас онемела, язык проглотила. Вроде бы все, я свое дело сделала.
Сваха поднялась со стула. Шушана засуетилась и стала ей предлагать взять с собой пирожные.
– Не могу есть, так волнуюсь, – отмахнулась Жужуна.
– Жужуна, может, мне не надо замуж за Манану? – спросила Нина.
– Может, и не надо. Я бы не пошла, – ответила Жужуна, с нежностью глядя на Нину.
Когда Нина точно вовремя, ни минутой позже вошла в подъезд, сразу стало понятно, что званый ужин пройдет не так, как запланирован. Проход по лестнице перегородил мужчина в семейных трусах, который в открытую дверь ругался с женой. На лестнице толпились соседки. Мужчина ругался по-грузински, но как-то странно ругался. Нина не понимала не слова. Пройти ей не удалось – соседки остановили.
– Он говорит, что она толстая и от нее пахнет, – немедленно перевела Нине одна из женщин, – он давно отдельно спит, на кухне.
– Из-за этого ругаются? – уточнила Нина, чтобы поддержать разговор и заодно придумать, как протиснуться сквозь толпу собравшихся на крики женщин и не опоздать к Манане.
– Нет, из-за сына ругаются. Муж говорит, что она сыну слишком много денег дает. Лучше бы ему давала. Он садист, я так думаю, домашний маньяк, – пояснила соседка, – каждую неделю ей скандал устраивает, хуже женщины. Я прямо устала сюда бегать! У меня что, других дел нет? Он уже два часа кричит, а она терпит. Ей стыдно, что соседи слушают, вот и молчит. Да я бы его давно убила! Вот, слушай, наконец-то она не выдержала!
Из глубины квартиры раздался истошный крик женщины.
– Что она говорит? – спросила Нина.
– Говорит, что к ней родственница приезжает шестнадцатого. И не может ли он к шестнадцатому умереть? Чтобы приличные люди его не видели и не слышали! Говорит, если не можешь умереть, то хотя бы замолчи! Еще говорит, чтобы он зашел в дом и не позорился! А он говорит, что будет стоять на лестнице в трусах, сколько захочет, и пусть Бог лишит его рассудка! Дэбил! Я первая танцевать пойду, если он к шестнадцатому умрет. В соседнем подъезде живу, а все слышу!
– Почему они так странно говорят, я ничего не понимаю. – Нина прислушалась к крикам.
– Привыкнешь, мы все привыкли. У нее, бедной женщины, мост во рту сломался, а на новый денег нет.