Тэмми вернулась в свое прибежище рядом со старухами и принялась наполнять кружки. Еще немного, и она сама станет старухой, и все же, несмотря на это, она каждый вечер натягивала на свои оплывшие бедра джинсы. Сегодня в баре были два парня, с которыми когда-то она по пьянке имела глупость переспать, хотя ни в том, ни в другом не было ничего хорошего. Одним из них был Вон Мэйнард — с тех пор он успел потерять глаз из-за щепки, она вылетела ему в лицо из-под ленточной пилы, — другим Том Кросс.
— Что ж, пока они на рожон не лезут, — произнесла она в пространство. — Надо только присматривать за ними, и все будет в порядке.
— Что ты имела в виду, когда сказала, что это был дьявол?
— Когда в лесу что-то мерещится, не исключено, что это проделки сатаны. Я имею в виду силы зла.
В одной руке Тэмми держала три кружки, а в другой — полный стакан. Спутниковая тарелка на крыше начала барахлить. Иногда во время дождя сигнал прерывался, телевизионная компания называла это дождевой тенью. А разве телевизионный сигнал не чудо? Как это происходит? Разве это можно понять? Если из Техаса по воздуху можно передать футбольный матч, существование сатаны тоже вполне вероятно. Так или иначе, изображение на экране выглядело неважно. Оставалось надеяться, что со временем оно улучшится.
Том Кросс медленно потягивал пиво, и в конце концов его кружка опустела.
— Всё в порядке? — спросила Тэмми.
— Еще.
— Почему ты всегда отвечаешь мне одним словом?
— Не могла бы ты принести мне еще пива, Тэмми?
— Полное предложение.
— Да.
Том действовал ей на нервы. В глубине души ей хотелось переспать с ним еще раз, теперь, когда на него свалилось несчастье. Может быть, беда сделала его нежнее. Не таким холодным и молчаливым. И когда все будет позади, они смогут поговорить по душам, — ей давно хотелось поговорить о своей жизни с мужчиной. Тэмми представила, как они лежат в постели, курят и разговаривают о наболевшем — ведь у нее тоже есть свои раны, хотя, конечно, ее боль не сравнить с трагедией Тома. Такая трагедия способна уничтожить человека, и, возможно, в беде он стал иным, тем, кому можно открыться.
«Хотя скорей всего, — подумала она, — теперь он стал еще хуже». Во всяком случае, так ей показалось. Путаться с Томом, надеясь на минуту нежности, означало искать неприятностей на свою голову. Тэмми знала: близость с мужчиной всегда оказывается не такой, какой ты ее себе представляешь. «Нет, — решила она, — Том мне не нужен. От любопытства кошка сдохла, а я уже прожила свои девять жизней».
Она забрала пустую кружку и принесла ему новое пиво со словами: «Может быть, это тебя немного поддержит», а Том ответил: «Не исключено». И она забыла о своем решении, которое только что приняла, и положила руку на его столик.
— Твой сын, — сказала она, — как он?
— Парализован.
— Я знаю. Как он себя чувствует?
— Как бы ты себя чувствовала, если бы была парализована?
— Паршиво. Ужасно. Но, может быть, он поправится?
Том отхлебнул пива, вытер рот рукавом куртки и стал смотреть футбол.
— Ладно, — сказала Тэмми, — я понимаю. Тебе не хочется об этом говорить.
— Тэмми!
— Да?
— Кажется, тот парень просит еще пива.
— Скажи, пусть возьмет сам.
— Если молоть языком, легче не станет. Что толку в разговорах.
— Тебе видней, Том.
— Насчет этой девчонки, которая видела Деву Марию. Что там случилось?
— Она из туристского городка.
Что там случилось?
— Она из туристского городка. Собирает грибы. Больше мне ничего не известно.
— Он бесится, что ты даже не обернулась в его сторону.
— Передай ему, что я предпочитаю смотреть на тебя.
— Давай, Тэмми, займись своим делом.
— Не знаю, как тебе, Том, а мне было приятно с тобой поболтать. Вот и всё. А тут еще этот дождь. Хоть что-то приятное.
— Так не бывает. Ты это знаешь. Перепихнуться с кем-нибудь и разбежаться в разные стороны как ни в чем не бывало.
— Ты мне отказываешь?
— Пожалуй. В общем, да.
— Это ошибка, — сказала Тэмми.
Она подошла к нему перед закрытием; он продолжал потягивать пиво. Но, как выяснилось, от близости с Томом по-прежнему было мало радости. Он сделал все в два счета, спустив брюки и даже не расшнуровав ботинки, его рубашка так и осталась застегнутой на все пуговицы, и пик его наслаждения миновал без фанфар. «О господи», — услышала она, и когда он открыл глаза, они были затуманены. Он отстранился от нее без намека на ласку и застегнул брюки. Потом уселся на стул и закурил, глядя в окно. Ей показалось, что они вообще не занимались сексом; впрочем, с ее стороны, пожалуй, именно так и было. Она все еще надеялась на задушевный разговор, на минуту эмоциональной близости. Тэмми помнила, как он разочаровал ее в прошлый раз, когда все произошло слишком быстро; но в этот раз все оказалось еще хуже: Том не поцеловал ее и даже не взглянул на нее, просто равнодушно сделал то, что хотел, словно справил нужду в лесу. Но если раньше он был холоден и безразличен, то теперь в каждом его движении сквозила печаль. Он был опустошен, рядом с ним было неуютно, точно его несчастье было заразным, и ей захотелось побыстрей уйти, не вникая в то, что творится у него в душе. Что же, зато все быстро кончилось, она и глазом моргнуть не успела. Никакого неловкого бормотания или проблем с эрекцией. Зачем она это затеяла? Только еще раз испытала унижение. Тэмми села и начала собирать свою одежду.
— Как тебе удалось здесь поселиться? — спросила она.
— Я подрабатываю в мотеле. Ремонт. Плюс наличные каждую неделю. Это все, что я могу себе позволить.
— Тебя выгнали?
— Я ушел сам, Тэмми.
— Из-за чего?
— Из-за всего.
Она прекрасно знала эту историю. Ее знали все. Трагедия Тома Кросса была темой всеобщих пересудов, дежурным блюдом, которое подавали в «Лосином клубе» в самых разных вариантах — этакий шведский стол. Одни говорили, что его выгнала Элинор, другие — что, уходя, Том переломал в доме все что можно, третьи — что они расстались полюбовно, четвертые — что они до сих пор спят вместе, хотя и ненавидят друг друга. Все понимали, что они поссорились из-за сына и из-за того, что с ним стряслось, но что именно они не поделили, не знал никто.
— Из-за всего, — повторила Тэмми. — Понятно.
Том встал и бросил на кровать ее джинсы. Мимо по шоссе проехала машина, свет фар скользнул по шторам и осветил его лицо. Мимолетная вспышка выхватила лицо Тома из темноты, точно он выглянул в иллюминатор. Профиль одинокого путника, как оспинами, испещренный пятнами тени.
— Давай не будем, — сказал Том. — Я этого не выношу, ясно тебе?
— Чего не выносишь?
— Одевайся.
— Если у тебя осталась хоть капля совести, помоги мне застегнуть лифчик.
— Застегни спереди и сдвинь назад.
— Я имела в виду не это.
— Я понял.
— Ты ни с кем не разговариваешь?
— Два раза в неделю я хожу на исповедь.
— Ты рассказываешь священнику про ночи вроде этой?
— Если бы не рассказывал, я не мог бы причащаться.