Эмили читала, что раненый медведь плачет, как человек, и это ее немного успокаивало. Значит, между ними есть что-то общее.
Ночь она проспала, сидя под деревом. Сначала она думала, что умрет от ужаса, потому что часто трепетала от страха и в собственной комнате, даже закрыв окна на засов и занавесив их одеялом. Но, как ни странно, под открытым небом в глуши она ощутила удивительное спокойствие. Может, так чувствуют себя люди в то мгновение, когда прыгают с обрыва в реку? А может, так себя чувствуют, когда влюбляются, встают на рельсы, отправляются в страну, где все говорят на незнакомом языке? Почти всегда ей казалось, что она живет именно в такой стране, в стране, где люди слышат ее слова, но не понимают их смысла. Ей хотелось, чтобы ее поняли, но никто не понимал.
Утром, когда Эмили проснулась, было холодно. Она дрожала. Теперь при свете дня она осознала, что поднялась на вершину горы. Она стала спускаться в небольшой город, расположенный у подножия. По пути попадались заросли ежевики, колючего кустарника, скопления сумаха и птичьи гнезда. Ей никогда не доводилось бывать так далеко от дома, она была напугана и взволнована собственной смелостью. Волосы растрепались, руки покрылись царапинами. Туфли промокли от росы.
Скоро воздух прогрелся солнцем. Эмили все шла и наконец дошла до заброшенного дома на подступах к городу. Во дворе она заметила кроликов. Кролики кричат по-человечески, когда попадают в капкан. Дом, стоявший почти у самого леса, был очень старый, с соломенной крышей. Что, если ей поселиться в нем? Даже если брат с отцом будут ее искать, они пройдут мимо этого дома и не заподозрят, что она находится там. Она станет невидимкой. Ее семья смирится с ее исчезновением, прекратит поиски, и она останется жить здесь, на свободе, в покое и одиночестве. Будет делать одежду из скатертей, спать на тюфяке с сеном, держать окна открытыми и оставит в прошлом тот неотступный страх, который пробирал ее до самых костей.
Она продолжила путь вдоль поля, через сад. Над головой раскинулся купол из яблоневых цветов, воздух был напоен ароматом. Глядя сквозь белое благоухающее марево, она воображала, что это снег, что небеса приоткрылись, что мир принадлежит только ей. Городок, куда она пришла, был маленький, никто не заметил ее появления, пока она не оказалась возле старейшего дома в городе — обиталища семейства Брэди. Во дворе на стуле сидел мужчина и грелся на солнышке. На вид ему было лет тридцать, красивый, с черной бородой. Он смотрел в небо, но каким-то образом почуял, что она рядом.
— Почему ты идешь мимо и даже не здороваешься? — спросил мужчина с легким, очень приятным акцентом.
— Доброе утро, — с трудом выдавила Эмили. У нее было такое чувство, словно она проглотила целый пчелиный рой. Может, ее даже и ужалили. Позже она обнаружила на запястье красную полосу, на которую в тот момент не обратила внимания. Вот Эмили пришла в город, которого никогда раньше не видела, разговаривает с мужчиной, у которого хватает духу обращаться к ней так, словно он ее знает, хотя ее на этом свете не знает никто. И на том свете, скорее всего, тоже.
— А ты не местная, — сказал мужчина. Это он знал наверняка.
— Я гуляла по лесу. Любовалась цветами. — Это была правда, пусть не вся. Но и этого вполне достаточно.
— И ты не боишься медведей? — Мужчина поддразнивал ее.
— Себя я боюсь больше, чем медведей, — вырвалось у Эмили. Что ж делать, если в одиночестве ей не было страшно и на вершине горы она испытала покой. Что будет дальше?
— Значит, ты бесстрашная? — спросил он без издевки, с искренним интересом. Но сидел прямо и смотрел мимо нее.
— Нет, я трусиха. Мышь, — сказала Эмили. Ей вдруг стало стыдно.
— Сомневаюсь. Позавтракай со мной, — предложил мужчина.
— Сомневаюсь. Позавтракай со мной, — предложил мужчина. На шее у него была повязана салфетка. — Я просто сгораю от желания поговорить с необычным человеком.
Мужчина был одет в белую рубашку и светлый костюм. Он обращался к ней небрежно, без особых церемоний, как и положено очень красивому мужчине. Но на столе перед ним стоял поднос с аппетитной едой. Булочки, медовое масло, ломтики яблок и вдобавок тарелка с ветчиной. Эмили сообразила, что умирает от голода. Все же она колебалась.
— Сэр, я ведь вас даже не знаю, — сказала она.
— Меня зовут Чарльз Строу. Друзья зовут меня Карло.
В груди у Эмили трепыхалась птица, пойманная в силки.
— Только не отказывайся, — настаивал Чарльз. — Не так уж часто мимо этого старого дома проходит красивая женщина.
И тут Эмили догадалась, что он слепой. Она едва не рассмеялась в полный голос. Человек, который видел ее, никогда не назвал бы ее красивой. Она вошла в ворота и села напротив него.
Почувствовав на коже ее тень, он понял, что добился своего, и улыбнулся.
— Значит, ты не такая уж смелая, как делаешь вид?
— Это вы придумали, что я смелая. Я же сказала, что я труслива, как мышь, — возразила Эмили.
— Что у вас с глазами? — спросила она, заметив, что его глаза лишены блеска. Они имели очень странный цвет — темно-синий, матовый. Если бы Эмили потребовалось описать этот цвет, она бы сравнила его с лесным озером или с небесной дверцей.
— Ты очень прямодушная, — расхохотался Чарльз. — Или просто невоспитанная?
— Если вы считаете меня невоспитанной, я могу уйти. — Эмили не шевельнулась, не убрала рук с коленей. Она не собиралась уходить.
Ее ответ вызвал у него улыбку. В отличие от большинства людей, он находил ее очаровательной.
— Ты очень наблюдательная. Моя болезнь называется «речная слепота». Подцепил в Южной Америке, когда работал там. Причина — червячок, такой крошечный, что не заметишь. Обитает в воде. Я переплывал одно озеро в Венесуэле. Такое глубокое, что местные жители утверждают: оно соединяется с небом по ту сторону Земли. И мне чертовски не повезло. Тогда-то мир и стал исчезать из виду. Но тебя я прекрасно вижу.
Эмили издала смешок. Протянула ладонь с растопыренными пальцами, помахала у него перед носом. Как она и предполагала, он не обратил внимания.
— Неправда. Не видите.
— Вижу.
— Вы не можете меня видеть. Я — человек-невидимка.
— Только не для меня. Я вижу невидимое. То, что внутри, а не снаружи. Одно из преимуществ моей трагедии.
— Тогда, может, это вовсе и не трагедия?
— Жизнь вообще трагедия, — с удовлетворением сказал Чарльз.
Эмили вдруг почувствовала сквозь чулок лист полыни, который лежал у нее в туфле. Эти самые слова она говорила сестре всего лишь несколько недель тому назад.
— Хочешь, докажу, что могу видеть то, чего никто не видит? — спросил Чарльз.
— Конечно, — кивнула Эмили.
Они сидели друг против друга, ничего не происходило, и Эмили не знала, что и подумать. Вдруг Чарльз резко нырнул под стол.
— Вы что, ловите свою тень? — недоумевая, спросила Эмили.
Чарльз знаком показал, чтобы она протянула руку. Она протянула, он положил свою руку рядом и осторожно приоткрыл сжатый кулак. Там была крошечная мышь-полевка. Эмили рассмеялась, восхищенная.
— Вы прямо как филин! — воскликнула она. — Видите в темноте.
И с этой минуты, хотя другие звали его Чарльз или Карло, она стала про себя называть его Филином.
— Она твоя, — сказал Чарльз Строу.