Рыжеволосая Женщина - Pamuk Orhan 21 стр.


То были годы, когда в Турции шла борьба между сторонниками Европейского Союза, националистами и исламистами. Стороны использовали друг против друга турецкий флаг в качестве средства войны, и во многих районах Стамбула развевались гигантские флаги.

Иногда ночью над городом пролетал самолет. Мне казалось, что он посылает мне какой-то особенный знак. Я думал о мастере и о колодце, о том, что мне нужно поехать в Онгёрен, чтобы узнать, виновен я или нет, и избавиться от угрызений совести. Но вместо этого я довольствовался лишь тем, что вновь перечитывал «Шахнаме» и «Царя Эдипа».

Был период, когда я читал газеты, в которых большое внимание уделялось скандалам и расследованиям. В Стамбуле очень любили такое чтиво, и бульварные газеты выходили огромными тиражами. Первый тип описываемых преступлений был следующим: пока сын находился в армии, или в тюрьме, или где-то в отъезде, отец соблазнял молодую красивую невестку, а сын, вернувшись и узнав о произошедшем, убивал отца. Второй тип, имевший многочисленные и часто повторявшиеся варианты, заключался в том, что изголодавшийся по физической любви сын в момент безумия насильничал над матерью. Некоторые насильники убивали своих отцов, пытавшихся их остановить или наказать. Подобных «Эдипов» общество строжайшим образом осуждало. Отцеубийц впоследствии часто убивали тюремные надсмотрщики, бандиты или наемные убийцы. Ни государство, ни тюремное начальство, ни газетчики, ни общество не возражали против такого восстановления справедливости.

Я начал делиться с Айше своими мыслями об Эдипе и Рустаме. Жена прониклась интересом к пьесе Софокла и легенде, рассказанной Фирдоуси. Иногда мы между собой разделяли всех людей по двум типам – Рустам или Эдип. Отцы, которые, несмотря на доброту и нежность, вызывали страх у своих сыновей, являлись для нас Рустамами.

Фирма, в которой я работал, имела хорошие отношения с мэрией и с партией власти и поэтому получала участки, у которых в скором времени менялись планы застройки, или разрешенная этажность, или по которым прокладывались новые дороги, и мы с легкостью пользовались государственной ипотекой. Я не думаю, что фирма занималась какими-то неподобающими делами. Но иногда я задумывался над тем, что сказал бы мой отец, если бы узнал, что его сын прекрасно устроил свою жизнь благодаря партии власти. Я много лет в глубине души сердился на отца за то, что он пропал, но теперь чувствовал, что не в обиде на него хотя бы потому, что отцу решительно не понравилось бы то, что я делаю.

Один знакомый профессор литературы, которого я знал по книжному магазину «Дениз» и который был в курсе моего увлечения историей Рустама и Сухраба, рассказал обо мне директору библиотеки дворца Топкапы Фикрие-ханым. Эта достойная женщина ответила профессору:

– Пусть приходит ко мне, и я покажу ему красивые старинные рукописи «Шахнаме» с миниатюрами.

В Стамбуле все еще очень много хороших людей.

Коллекция иранских рукописей с миниатюрами и орнаментами, принадлежащая библиотеке дворца Топкапы, считается одной из лучших в мире и настолько же богата, насколько коллекция рукописей XV–XVI веков в павильоне Нигяр-хане тегеранского дворца Голестан. Первыми экспонатами коллекции стали книги, которые султан Селим Грозный привез в 1514 году, захватив их в Тебризе после победы над шахом Измаилом. В казне шаха находились невероятно красивые, украшенные драгоценностями и миниатюрами рукописи «Шахнаме» из сокровищниц династии Ак-коюнлу и узбекского Шейбани-хана, которые потерпели поражение от рук шаха Измаила. В последующие два столетия Османы многократно сражались с Сефевидами, и Тебриз много раз переходил из рук в руки. Когда после очередной войны Сефевиды направляли к Османам послов с мирными переговорами, они часто посылали в подарок прекрасные, украшенные драгоценными камнями рукописи «Шахнаме», красотой которых очень гордились, и рукописи эти скапливались в сокровищнице дворца Топкапы.

Фикрие-ханым щедро раскрыла передо мной страницы самых красивых из «Шахнаме» (их возраст пять веков), и мы вместе внимательно рассматривали миниатюры, на которых Рустам, убив Сухраба, горько рыдает над телом сына. На лучших миниатюрах по глазам отца читались безысходность и стремление вернуть назад последние мгновения.

В один из дней Фикрие-ханым показала мне очень много рисунков.

– Никто сейчас не интересуется старинными историями, – сказала она. – Мне понравилось, что вы так много занимаетесь Рустамом и Сухрабом. Что вы нашли в этой сказке?

– Мне запало в душу то, что отец убивает сына, а затем раскаивается, – сказал я. – Много лет назад я видел похожую сцену в одном бродячем театре.

– У вас плохие отношения с отцом? – спросила Фикрие-ханым. И не дождавшись ответа, продолжила: – Мы, турки, незаслуженно позабыли о «Шахнаме». К тому же мир, в котором мы сейчас живем, не любит старинные истории о великих воинах. Книгу Фирдоуси давно забыли, но истории из «Шахнаме» продолжают жить. Они до сих пор бродят среди нас, меняя обличье. Вот только позавчера вечером мы с моей помощницей смотрели по седьмому каналу старый фильм с Ибрагимом Татлысесом. Это была адаптация легенды о любви из «Шахнаме» наложницы Гюльнар и Ардашира. Мы с моей ассистенткой Тугбой смотрим старые турецкие фильмы для того, чтобы увидеть старинный Стамбул, и для того, чтобы рассмотреть в новых сюжетах старые, пришедшие из «Шахнаме» и других книг. Насколько изменился Стамбул, не так ли, Джем-бей? Но глаза все равно узнают старые улицы и площади. Точно так же происходит и с историями «Шахнаме». Недавно мы посмотрели один фильм и смогли выявить все сюжеты, заимствованные из «Хосрова и Ширин». Мне кажется, что если эти книги забудут, то истории из них все равно продолжат жить в пересказах. Когда мы смотрим мелодрамы киностудии «Йешильчам», то вспоминаем легенды прошлого. Многие сценаристы, вновь и вновь перечитывая «Шахнаме», пишут затем сценарии для турецкого и персидского кино. Эти сказания очень любят в Пакистане, Индии и во всей Средней Азии и постоянно снимают по ним фильмы, как и у нас на «Йешильчаме».

Я рассказал Фикрие-ханым, что я не сценарист, а инженер-геолог, а старинными историями интересуюсь потому, что езжу в Иран. Слышала ли она, что в наши дни государство Иран пытается приобрести миниатюру, на которой Рустам оплакивает сына Сухраба? Чтобы вернуть миниатюру в Иран из нью-йоркского музея «Метрополитен», правительство страны привлекло опытных агентов и предложило за нее целое состояние.

– Книга с всемирно известной миниатюрой, о которой вы говорите, хранилась у нас, в Топкапы, – вздохнула Фикрие-ханым. – Когда падишахи покинули Топкапы, она была украдена и отправлена на Запад. Сначала попала в руки Ротшильда, затем была продана в Америке. Эта книга, как и ее несчастные герои, всю жизнь проводит в скитаниях по чужим странам, по чужим рукам и, к сожалению, является орудием и в национальных вопросах, и в политике. Вы никогда не думали о том, что именно мы, турки, изображены в «Шахнаме» в качестве тех, от кого воротят нос и кого называют врагами? А ведь в наших хранилищах полно «Шахнаме».

– В девятьсот девяносто девятом году, когда была написана «Шахнаме», турки еще не пришли из Азии, – сказал я с улыбкой.

– Вы знаете больше, чем какой-нибудь профессор, но все равно вы любитель, – проговорила Фикрие-ханым.

Слово «любитель» меня не обидело. Я от души поблагодарил многознающую Фикрие-ханым, уделившую мне несколько часов своего драгоценного времени. Мы просидели тем осенним вечером до темноты. Туристов больше не было, музей закрылся.

Назад Дальше