– А если мы спокойно поразмышляем, – предлагает он.
– Мне незачем размышлять, я знаю.
– А я, глядя на вас, все больше сомневаюсь.
– Усомнись в своих сомнениях, и ты поверишь.
– Очень жаль, но я верю только в то, что вижу. А вижу я, что заперт в каком-то аквариуме вместе с женщиной в леопардовом костюмчике. Точка. Я беру себя за запястье и чувствую свой пульс. Я прикасаюсь к своей груди и чувствую стук своего сердца. Из этого я делаю вывод, что я жив и нахожусь в ясном уме и что вы, напротив, начинаете терять рассудок.
– Два года назад, – говорит Саманта, поворачиваясь к нему, – мне одолжили тигрицу из другого цирка, поскольку моя заболела гриппом. Тигрица не хотела меня слушаться. Я чувствовала, что она опасна. Только я начала работать с ней, как она бросилась на меня с открытой пастью. Несколько секунд я была в ее полной власти. Но вдруг, будто чудо какое-то, она остановилась. Потом посмотрела на меня, и я увидела по ее глазам, что на нее снизошел Святой Дух. Я встала на колени и принялась молиться, а тигрица лизнула мне щеку.
– Прямо как у святой Бландины, – произносит он насмешливо.
– Именно, как у святой Бландины. Тогда-то я и поняла, что моя жизнь принадлежит не мне, и что я – Его слуга.
Она опять опускается на колени и молится в тишине.
– И слушать такое в середине двадцать первого века! – возмущается он.
– Человек неверующий – всего лишь мешок мяса.
– Я никогда и не претендовал на что-то другое.
– Удивительно все-таки! Ты не веришь в Бога, а веришь в машины. Но технологии нас не спасут. А такие, как ты, помогают машинам превращать нас в рабов.
(Звонит телефон. Звук далекий; неясно, откуда он доносится.)
Рауль и Саманта пристально всматриваются сквозь стекло в даль. Такое впечатление, что таинственный наблюдатель забыл отключить мобильный телефон.
Телефон звонит снова. Их взгляд становится еще напряженнее.
Когда телефон звонит в третий раз, они принимаются искать глазами источник звука.
После четвертого звонка Рауль хлопает себя по одежде, роется в карманах.
– Это мой телефон! (Он достает маленький мобильный телефон.)
Рауль подносит телефон к уху, и лицо его выражает досаду.
– Кто это? – спрашивает Саманта.
– Будильник. (Он нажимает на кнопку, отключая звук.) Я использую мобильный и как будильник.
– Будильник? Так что же это, утро уже?
– Действительно, мы и не задавались вопросом, сколько времени прошло с тех пор, как нас украли.
– А по твоему мобильнику-будильнику это узнать нельзя?
Он ошарашенно смотрит на нее.
– Да, да, конечно. Телефон показывает, что последний раз я пользовался им семнадцатого декабря. А сегодня – двадцать четвертое. Значит, уже неделя прошла.
Она подходит к нему.
– Двадцать четвертое, говоришь... Рождество?
Он набирает номер, ждет. Ответа нет, он набирает другой номер.
– Не отвечают. Не соединяет. Рауль продолжает заинтригованно:
– Чего я не понимаю, так это почему нет даже слабого сигнала.
Он пробует в разных углах клетки поймать сигнал. Безрезультатно.
Он садится по-турецки рядом с Самантой, по-прежнему стоящей на коленях. Застывшим взглядом смотрит прямо перед собой.
– Саманта, я замру, словно статуя, и вы тоже. Ничего происходить не будет, зрителям станет скучно. И тогда, может быть, нас наконец отпустят.
Спустя какое-то время слышится бурчание в животе.
– Я есть хочу, – стонет Саманта, потирая живот.
– А я думал, раз мы в раю, то не должны чувствовать ни голода, ни жажды.
– Я есть хочу. Я пить хочу. Я ЕСТЬ ХОЧУ!
– Никто не придет. Мы, как Робинзон Крузо и Пятница, предоставлены сами себе.
– Ты меня бесишь.
– Если никто не придет, то мы съедим друг друга.
– Фу! Ты, что же, думаешь, тобой можно соблазниться?
– Напротив, вас я нахожу весьма аппетитной.
Он облизывается.
Она хочет дать ему пощечину. Он еле успевает схватить ее за запястье.
Она пытается осуществить свое намерение другой рукой.
– Вечная проблема с интегристами, – говорит он, держа ее за оба запястья. – С вами невозможно разговаривать, вы тут же переходите к насилию.
– Пусти меня. Ты...
Вдруг сверху сыплется дождь из чипсов.
Рауль оставляет свою пленницу.
Саманта ловит чипсы.
Он тоже подбирает один и очень внимательно его рассматривает.
– Это что за штука? – спрашивает заинтригованная Саманта.
– Консистенция странная, похоже на чипсы.
Он подносит чипс к носу.
– Не пахнет ничем.
Саманта втягивает носом воздух и поворачивается к Раулю:
– Как думаешь, жрать это можно?
– Надо бы попытаться.
– Давай ты.
– Почему я?
– Э-э... Ты – ученый.
Рауль, после колебания, откусывает крошечный кусочек.
– Ну и как?
– Никак. Что-то среднее между хлебом и картоном.
Теперь пробует она.
– Да они восхитительные! – восклицает она. – Как просфора.
Молодая женщина собирает чипсы и набивает себе рот.
– Во всяком случае, это решительно доказывает, что мы не в раю и не в аду, – говорит он назидательно. – Если мы поглощаем пищу, значит, мы находимся все еще в материальном мире.
– Молчи и ешь.
– Наши похитители хитры. Они нас испытывают. Они наблюдают за нашим поведением. Можно утверждать, что еда упала как раз тогда, когда мы держались за руки. Это не случайно. Я вам сейчас покажу.
Он придвигается к ней.
– Лапы прочь!
Саманта делает вид, что дает ему пощечину.
Рауль крепко сжимает ее запястья – сверху снова падает корм.
– Вы видите? Я прав. Каждый раз, когда мы вот так касаемся друг к друга, они бросают нам пищу.
– И что из этого следует, господин Всезнайка?
Он тревожно поднимает голову:
– Они чего-то ждут от нас.
Она, в свою очередь, тоже обеспокоенно смотрит вверх:
– Чего?
– Своих хомячков я награждаю галетами тогда, когда они выполняют то, чего я от них добиваюсь. Вы, наверное, то же самое делаете со своими тиграми, да?
– Я своих кормлю сырым мясом, а не искусственным кормом. От него их рвет.
– Существа, которые за нами следят, – говорит он, глядя на потолок, – кто бы они ни были, считают наше поведение «позитивным» тогда, когда мы вот так держимся за руки.
Саманта застывает на мгновение, потом снова становится на колени.
– Это не просфора и не чипсы, это... манна небесная, – говорит она торжественно.
– Ох, мистики...
– Как у Моисея в пустыне. Бог нас не покинул.
– Эй, Бог! Если ты нас слышишь, не дашь ли еще сандвича с маслом, ветчиной и корнишонами? И пивка? И сигаретки?
Саманта не смеется.
– Политика кнута и пряника, – продолжает он. – Электрический разряд как наказание. Еда как награда.
– С нами делают то же, что мы делаем с животными.
– Так вы думаете, они станут жечь вам ноги раскаленным железом, а мне заливать в глаза едкий шампунь?
– Как я раскаиваюсь в том, что приносила страдания другим!
– Да, правда, все-таки отвратительно то, что она делала.