Нет, это случилось не в тот день.
И не в тот день, когда Тарк вытащил Нумати и Катеш из реки.
А вот когда сбор урожая подошел к концу, она точно знала, что Тарк к ней придет, хотя весь день они даже не взглянули друг на друга. С тех самых пор муки тайной страсти стали для Катеш самым прекрасным чувством на свете.
В ту, первую ночь Нума что-то заподозрил, но не отыскал ни следа Тарка в роще, ни лодки на реке. В конце концов он решил, что ошибся, и успокоился.
После смерти Рахи в Саруме воцарилось уныние. Катеш избегала встреч с Тарком и старалась во всем угодить мужу. Несколько раз она даже побывала в святилище, где с изумлением взирала на установленные сарсены. Строители уже возвели четверть задуманного числа арок. Каменщик деловито сновал по святилищу, отдавая приказания.
– Мой муж – великий человек, – во всеуслышание объявляла Катеш, почтительно следуя за Нумой по хенджу.
Прошла зима, наступила весна. Катеш присматривала за младенцем, обходительно прислуживала мужу и даже поверила, что и думать забыла о Тарке.
Летом, когда Крун отправил на алтарь четвертую жертву, Нума отправился в каменоломни и провел там два месяца.
– Я принес весточку от Нумы, – учтиво начал Тарк. – Он проведет в каменоломне еще месяц. Работы много.
Катеш кивнула: все знали, что Крун недоволен жрецами, и каменщик не хотел, чтобы его обвинили в недобросовестной работе.
– Спасибо, Тарк, – ответила она и, по обычаю, предложила гостю еды и питья.
Рыбак, словно услышав мысли Катеш, уселся поодаль и начал рассказывать о строительстве хенджа, о событиях в гавани и об участи наложниц вождя. Поначалу Катеш слушала его рассеянно, но затем ей стало любопытно, и она засыпала Тарка вопросами. Что говорят о Саруме торговцы? Довольны ли жрецы строительством святилища? Беседа затянулась почти до вечера. Тарк ушел, когда солнце начало клониться к закату.
Через два дня он пришел снова, и на этот раз Катеш держалась приветливее.
Еще через два дня, в сумерках, она услышала плеск весла на реке, и поняла, что это Тарк.
Они пылко поцеловались и вошли в хижину, но Катеш медлила – перед ее взглядом возник образ мужа. Если она поддастся своей страсти, то больно ранит Нуму, а боги наверняка пошлют ей ужасное наказание. Задрожав, Катеш отвернулась, боясь посмотреть на Тарка, но не устояла, торопливо сбросила одежду и, обнаженная, бросилась к нему в объятия с криком:
– Избавь меня от мук!
– Теперь повсюду лазутчики и соглядатаи, – говорила она Тарку. – Если нас увидят, то обязательно доложат жрецам…
– Не волнуйся, – успокаивал ее рыбак, – я очень осторожен, о нашей связи не узнают.
Если муж мог представить жрецам доказательства неверности жены, то, по обычаям Сарума, женщину приносили в жертву богам, а ее соблазнитель должен был заплатить дань оскорбленному мужу. При мысли об этом Катеш сокрушенно качала головой и стенала:
– Почему боги не дали мне другого мужа?!
Тарк совершенно не походил на неуклюжего коротышку-каменщика. Иногда он откидывался на спину, потягиваясь, будто кот, а Катеш с восторженным вздохом усаживалась на него сверху; он лениво улыбался, а она ритмично двигалась над ним, выгибая спину и довольно постанывая. Она обнимала его, заглядывая в сонные глаза, и нежно укачивала, как ребенка. В отличие от Нумы, Тарк был с ней нежен и ласков, раз за разом заставляя ее стонать от возбуждения в его объятиях.
Когда каменщик возвращался домой, Катеш всем своим видом показывала, что рада его приходу, и по-прежнему старалась его ублажать. Терзаясь угрызениями совести, она клялась себе, что прекратит преступную связь с Тарком, но всякий раз, встречаясь с рыбаком, поддавалась порыву страсти.
В начале зимы оказалось, что Катеш ждет ребенка.
В начале зимы оказалось, что Катеш ждет ребенка. Нумы уже месяц не было дома. Уж теперь-то кары богов не миновать!
– Он обо всем узнает! – вскричала она и горько зарыдала при мысли о страшной участи, ждущей ее за нанесенное мужу оскорбление. – Меня ждет смерть на священном алтаре!
Тогда Тарк и посоветовал ей, что делать.
– Давай я тебя сменю, – сказал рыбак. – Работа в святилище движется медленно, тебе надо со строителями разобраться, пока жрецы не стали жаловаться.
Нума поблагодарил друга за совет и поспешил в святилище. Впрочем, намеренных задержек он не обнаружил, хотя заметил несколько ошибок и тут же указал строителям, как их исправить.
– Надо же, какой Тарк придирчивый! – довольно бормотал он, возвращаясь домой.
Катеш встретила мужа с распростертыми объятиями и бросилась готовить ему ужин. Нума посидел у костра перед хижиной, поиграл с сыном, а после ужина заметил, что Катеш глядит на него с необычным блеском в глазах. В ту ночь жена отдалась ему с неведомой прежде страстью. То же самое повторилось и следующей ночью. В Катеш словно бы вспыхнуло глубокое чувство, и удивленный каменщик обрадовался, восторженно потирая короткопалые руки. Он принялся рассказывать ей о своей работе на строительстве святилища, о трудностях обработки и передвижения огромных камней. К его изумлению, Катеш восхищенно внимала его рассказам, дотошно расспрашивала и просила подробных объяснений.
– Мой муж – самый лучший каменщик на острове! – то и дело восклицала она. – Все в Саруме о нем знают.
Нуме льстило уважение жены. Всю зиму Катеш ублажала его с невероятным пылом, и ее восторженные стоны возбуждали коротышку-каменщика еще больше. Ранней весной он заметил, что Катеш понесла. Нума удовлетворенно ощупал ее набухший живот и поцеловал жену.
– Я рожу тебе ребенка, – счастливо улыбаясь, прошептала Катеш.
В начале лета Нума отвел жрецам овцу, чтобы боги проявили милость к нерожденному младенцу.
– Вырастет, станет мастером-каменщиком, – гордо заявлял Нума. – Во всем отца превзойдет.
Он подводил малыша к огромным сарсенам и подробно объяснял, как обтесывали и перетаскивали серых исполинов.
– Я научу тебя работать с камнем, – обещал он. – Будешь мне помогать, святилище вместе построим.
За долгие годы строительства Нума проникся любовью к величественному хенджу. Обычным людям не разрешалось входить за земляной вал, окружавший святилище, но мастеру-каменщику было позволено ступить в святая святых, и он с великим почтением взирал на таинства жрецов, что совершались в жертвенном круге, за широким меловым валом, рассеченным дорогой, что стрелой уходила к горизонту. С наступлением сумерек каменщики и работники расходились по домам, а Нума оставался и наблюдал за священнодействиями молчаливых служителей богов. На святилище опускалась волшебная тишина, дневной свет угасал, и темнеющие небеса куполом накрывали меловой круг и величественные сарсены.
Каждый день на рассвете жрецы отмечали место восхождения солнца и положение светила по отношению к пятидесяти шести деревянным столбам, вкопанным внутри мелового круга, ведя точный отсчет дням и месяцам года. Со временем и Нума постиг это искусство, но некоторые действия жрецов по-прежнему ввергали его в недоумение. В закатных сумерках жрецы с охапками колышков и мотками льняной бечевы уходили на взгорье, откуда всю ночь до самого рассвета наблюдали за звездами и за движением луны и планет, отмечая их положение колышками; протянутая между кольями бечева сплеталась в запутанную сеть.
– Странные они, эти жрецы, – изумленно вздыхал Нума, возвращаясь домой.
– Мальчик родится, еще один каменщик!
– А если девочка? – рассмеялась Катеш.