— Не утомляет известность?
— Это вопрос, заключающий в себе массу других вопросов, — говорю.
— Анекдот про польскую актрису все знают? — спрашивает Бэнкс. — Польская актриса приезжает покорять Голливуд и дает сценаристу.
Бэнкс смотрит на меня, ожидая реакции.
— А по-моему, смешно, — говорит.
— Если ты со мной переспишь, я тебе прочту свой сценарий, — ерничает Кит.
— Клэй, безусловно, прекрасно представляет градус отчаяния, до которого доводит девушек наш городок, — говорит Уэйн.
— Чем выше градус, — говорит Бэнкс, — тем они сговорчивее, да?
— Сговорчивее? Но не до такой же степени! — фыркает Кит.
— Просто Клэй — прагматик, — говорит Бэнкс — В отличие от некоторых, которые все никак не могут расстаться со своими наивными представлениями о любви. Извини за прямоту.
— Я не о том. Для своих лет ты выглядишь шикарно, — говорит Кит, обращаясь ко мне, — Но ведь ни связей, ни положения.
Бэнкс задумывается.
— Надо полагать, телки это рано или поздно просекают, да?
— Просекла — заменил, — говорит Уэйн. — Вон их сколько. Только помани — и набежит целое стадо дур, жаждущих дефлорации.
— Слушайте, я и без вас знаю, что козырей у меня немного… Но кое-какие есть, — говорю со вздохом, расслабленно. — Копродюсерские права. Дружба с режиссерами. Знакомства с кастинг-агентами. Все идет в дело. — Выдерживаю паузу для пущего эффекта. — Главное — терпение.
— О как, — говорит Кит. — Тонкая тактика.
— Прямо наука, — вставляет кто-то.
— Проверено годами.
Уэйн смотрит на меня, пытаясь понять, шучу я или всерьез.
— Похоже на то, — бормочет. — В интернет заглянуть — так с кем ты только не спал. Если, конечно, правду пишут.
Кит наваливается грудью на стол.
— Не лучший способ обзаводиться друзьями.
Едва Бэнкс откладывает меню, владелец клуба склоняется к нему и шепчет что-то на ухо. Подходит Джош Хартнетт(он собирался играть одного из сыновей в «Слушателях», а потом передумал), присаживается на корточки рядом с моим бамбуковым стулом, и мы перебрасываемся парой фраз про еще один мой сценарий, где для Джоша есть роль, но его извиняющийся тон вкупе с уклончивыми ответами заставляют меня держаться холоднее, чем он заслуживает. Все его слова — ложь, я это знаю, но улыбаюсь и согласно киваю. Прибывают аскетические тарелки с сырой рыбой, вслед за ними — бутылки первосортного ледяного саке, и потом парни решают позубоскалить над нашумевшим фильмом про акул по моему сценарию и над моим сериалом про ведьм, продержавшемся на канале «Шоутайм» в течение двух сезонов, а потом Уэйн рассказывает про актрису, которая так упорно его домогалась, что ему пришлось дать ей роль в фильме про чудовище, похожее на кресло-грушу. Когда приносят бесплатный десерт (комплимент от хозяина — нежнейшие пончики в сахарной пудре, спрыснутые карамелью), самое время переходить к заключительному акту. Скольжу взглядом по залу и вдруг натыкаюсь на светлые, постриженные каскадом волосы, на огромные светло-голубые глаза, на глуповатую улыбку, которая одновременно и портит, и подчеркивает красоту: Рейн говорит по телефону за стойкой метрдотеля. Понимаю, что час настал.
— Я тебя видела, — говорит она.
— И ничего не сказала? — От ее близости мгновенно трезвею. — Могла бы парочку коктейлей прислать.
— И ничего не сказала? — От ее близости мгновенно трезвею. — Могла бы парочку коктейлей прислать.
— Мне показалось, вы и так накачанные пришли.
— Хоть бы поздоровалась.
— Я других гостей встречала. Бэнкс слишком важный клиент — владелец его лично обслуживает.
— Вот, значит, где ты работаешь?
— Ага, — мурлычет. — Гламурненько, да?
— Тебе нравится?
— Зашибись, — говорит. — Прям боюсь умереть от счастья.
— А ты не бойся.
Она хлопает ресницами — совсем по-детски.
— Ну да, от счастья не умирают.
— Кстати, — говорю как бы между прочим, — я получил фотки.
Вернувшись в комплекс «Дохини-Плаза», жду Рейн, оставшуюся дорабатывать смену, сижу в кабинете перед компьютером, вновь изучая ее страничку на IMDB, стараясь угадать между строк. За последние два года никаких обновлений, список ролей в кино обрывается записью «Кристина» в фильме Майкла Бэя , а на телевидении — «Подруга Стейси» в одной из серий «Место преступления: Майами». Пытаюсь заполнить пустоты, найти информацию, которую она не афиширует. В первой роли из списка ей на вид лет восемнадцать. Скорее всего, так и есть: год рождения наверняка указан неверный (скостила себе пару лет), значит, сейчас года двадцать два — двадцать три. Училась в Мичиганском университете (черлидер команды «Мичиганские росомахи», «изучала медицину»), но даты отсутствуют (если она вообще там училась), и возраст уточнить невозможно. Рейн, конечно, скажет, что даты не имеют значения. Важно, чтобы ее представили в черлидерской мини-юбочке с метелками в руках. Однако отсутствие студенческих фотографий провоцирует недоуменный шепот в полутемной прихожей, а расплывчатое «изучала медицину» делает этот шепот более отчетливым.
Последняя запись: месяц назад Рейн поместила ссылку на декабрьский номер журнала «Секреты Лос-Анджелеса» , включивший ее в список самых желанных незамужних красоток Голливуда; выйдя на страничку журнала, обнаруживаю в том же списке (что, в общем, неудивительно) Аманду Флю — актрису, к которой клеился в аэропорту Кеннеди и от которой получил CMC, когда Рейн проходила пробу. В журнале тот же портрет Рейн, что и на титуле ее актерского портфолио (крупный план в фас), — ясно, что такой она себе нравится больше всего: невыразительность взгляда призвана подчеркнуть идеальность черт, а наметившаяся усмешка в уголках губ — наличие ума, хотя глубина декольте и выбор профессии с очевидностью доказывают обратное. Впрочем, есть ум или его нет, в данном случае неважно; главное — внешность, иллюзия совершенства, обещание телесных услад. Главное — соблазн. Ее стартовая страничка в My Space встречает песней «How to Save a Life»и при беглом просмотре не содержит никаких откровений (разве что ее любимая группа — Fray). Изучить подробнее не успеваю — отвлекает CMC с заблокированного номера.
Опускаю взгляд на телефон на столе.
На экране светится: «Я за тобой слежу».
Вместо того чтобы проигнорировать и отвернуться, выстукиваю: «Ну и где я?»
Отправив, иду на кухню, наливаю водки в бокал. Потом возвращаюсь в кабинет, беру со стола телефон и цепенею.
«Дома».
Отвожу руку с телефоном в сторону и выглядываю в окно.
Пишу: «А вот и нет».
Проходит минута, прежде чем экран загорается и гаснет, оповещая об ответе.
«Я тебя вижу — читаю. — В кабинете стоишь».
Еще раз выглядываю в окно, но тут же непроизвольно отшатываюсь, вжимаюсь в стену.