Мои сторонники в Англии теряют терпение. Пришлось отправить послание, в котором я прошу их потерпеть еще немного. Сейчас меня ждут дела более важные. – Он улыбнулся ей. – Вы потрудились на славу! Я и не предполагал, что мы сможем пожениться так быстро.
– Людовик оказался сговорчивее, чем я ожидала, – ответила Алиенора, пожирая его глазами.
– Полагаю, от его сговорчивости не останется и следа, когда он узнает, чту мы задумали! – рассмеялся Генри. – Но для нас это не преграда.
– А сейчас мои вассалы ждут, когда я представлю их тебе. – Алиенора подала знак своим подданным, которые начали по одному подходить к возвышению.
Приближаясь, они с опаской оглядывали молодого герцога Нормандского. Первыми среди них был Гуго, граф де Шательро, и Рауль де Фай – братья ее матери. Гуго – серьезный и заикающийся, и более молодой Рауль – остроумный и готовый очаровать нового сеньора. Потом подошел восемнадцатилетний красавец Гильом Тайлефер, граф Ангулемский, горевший желанием показать себя нужным в решении государственных дел. Следом шел владетель Тайбура, преданный и благородный Жоффруа де Ранкон, которому Алиенора давно простила безрассудные, но совершенные из лучших побуждений поступки во время Крестового похода. Тогда по его вине погибли семь тысяч воинов, и Жоффруа впал в немилость короля Людовика, который отправил его домой. Генриху было известно об этом, и он смерил почтительно поклонившегося Жоффруа настороженным взглядом.
Но настороженность Генриха сменилась озабоченностью, когда перед ним опустились на колени смуглокожие и черноволосые Гуго де Лузиньян и Ги Туарский, два самых беспокойных из вассалов Алиеноры: одной скандальной репутации этих двоих было достаточно для того, чтобы рука их сеньора потянулась к мечу. Но сегодня они были тише воды ниже травы, соблюдая в присутствии герцогини придворный этикет. Однако Алиенора знала, что верность Гуго и Ги не шла дальше слов, а их преданность закончилась бы ровно в тот момент, когда стала бы препятствием к получению ими какого-нибудь вожделенного замка или территории. Судя по выражению лица Генриха, который попросил Гуго и Ги подняться с колен и предаться вместе со всеми веселью, он не нуждался в предупреждениях о вероломстве этих людей.
Последним – но не последним по своей знатности или важности – подошел верный Сальдебрейль де Санзе, коннетабль Аквитании, которого герцогиня назначила своим сенешалем в благодарность за преданность и верную службу. Генрих улыбнулся этому доброму человеку и дружески похлопал по плечу, когда тот склонился для получения приветственного поцелуя.
Алиенора радовалась, видя, что Генрих идеально играет свою роль, старается вовсю, чтобы завоевать расположение ее вассалов, подчеркивая мудрость и опыт одного, отмечая доблесть на поле боя или рыцарских турнирах другого. Алиенору удивляла такая осведомленность Генри относительно ее вассалов. Он немало потрудился над тем, чтобы быть принятым здесь. И большинство из местной знати реагировали как подобает, произнося правильные слова. Начало было многообещающим.
Позднее, когда последний из вассалов вернулся на свое место и подали вино, Алиенора повела Генри и придворных в сад, где можно было расслабиться в тени яблонь и персиков. Знать, разместившись на земляных скамьях, принялась разговаривать о политике и военных действиях, молодые кавалеры присоединились к дамам герцогини и пели им песни, глаза их горели в предвкушении благосклонности, которая будет оказана им позднее, когда все скрывающая бархатная длань ночи ляжет на землю.
Генрих прошел с Алиенорой на поросший цветами лужок, окруженный невысокой живой изгородью.
– Скажи мне, ты тоскуешь по королевскому титулу? – спросил он, беря ее за руку.
– Нет нужды спрашивать, – заглянув ему в глаза, ответила Алиенора. – То, чем я владею сейчас, вполне компенсирует потерю.
– То, чем я владею сейчас, вполне компенсирует потерю.
– Я возмещу тебе утраченное тысячекратно, – пообещал Генри. – Я сделаю тебя королевой Англии, величайшей из королев, каких знала эта забытая Богом земля. Клянусь тебе. А потом сделаю тебя сюзереном половины Европы!
– Я целиком полагаюсь на тебя. – У Алиеноры дыхание перехватило от этого имперского видения. Она наслаждалась перспективой великого будущего, когда все ее надежды и амбиции с Божьей помощью будут удовлетворены.
– Ты только представь, – восторженно говорил Генри. – Когда Англия станет моей, весь христианский мир от шотландской границы до Пиренеев будет мне подвластен! Людовик взбесится от зависти, но поделать ничего не сможет. Наши владения будут во много раз превосходить его карликовое королевство.
Наши владения. Эти слова должны были бы привести Алиенору в восторг, но, произнесенные Генрихом, вызвали у нее внезапное беспокойство. Как бы ни желала она Генриха, Алиенора вдруг поняла, что почти совсем его не знает и, возможно, выйдя за него, утратит свою независимость. Свою и своего народа. Несмотря на теплый день, холодный пот прошиб герцогиню, но она решительно подавила сомнения, пораженная собственными мыслями. Они с Генри будут партнерами с самого начала и до самого конца, и цели их будут едины. Это подразумевалось с первого дня.
– Величие и власть, – произнес Генрих, – определяются владениями и силой правителя. У Людовика нет ни того ни другого.
– Но при этом мы его вассалы, – напомнила она ему.
– Пусть потешится этими выдумками, – ухмыльнулся Генри.
– Я должна возмутиться, – улыбнулась Алиенора.
– Конечно должна. Но запомни, возлюбленная моя, что, выходя за меня, ты попадаешь в настоящее дьявольское семейство. И не надейся на то, что мы, Плантагенеты, добродетельны.
– Как я могу на это надеяться, когда твой брат Жоффруа пытался похитить меня по дороге сюда?
– Что?! – взревел Генри. – Этот жалкий кролик? Да я ему яйца отрежу!
Алиеноре не удалось сдержать смешок.
– Ну уж ты-то в последнюю очередь можешь обвинять его в авантюризме.
– Фамильная черта… – пробормотал Генри.
– А как твои нормандские вассалы относятся к нашему браку – благосклонно ли? – спросила Алиенора.
– Да. И знать из Анжу и Мена также. Они знают, что это повысит престиж моих владений и будет способствовать торговле. Они жаждут увидеть тебя. Я пою тебе хвалу. Можешь не сомневаться.
– А твоя мать-императрица? – Алиенора много слышала про грозную Матильду.
– Она удовлетворена, – кратко, но неубедительно ответил Генри. – Мать считает, что наш брак важен с политической точки зрения. Уверен, ты произведешь на нее хорошее впечатление.
– С нетерпением жду встречи с ней, – вежливо и с такой же слабой убежденностью ответила Алиенора. Она спрашивала себя, знает ли Матильда, что ее будущая невестка и муж Жоффруа сливались в одного зверя о двух спинах.
– Послушай, я приехал не для того, чтобы говорить о моей матери, – ухмыльнулся Генри. – Я предпочел бы поговорить о наших ближайших планах. – Он понизил голос, заговорив обольстительным шепотом. – Ты возляжешь сегодня со мной?
Алиенора улыбнулась, глаза ее потемнели от желания.
– Я ждала этого.
– Я мечтал об этом, – сказал он, переведя дыхание. – Мечтал все эти жуткие месяцы ожидания. Господи, до чего же невыносимо ждать! Ты была в моем сердце и моих чреслах. Я вожделел к тебе.