– Нет, ваше величество, я говорю не о мадам герцогине, о другой даме. – Бернарт повесил голову.
– Ха! – Генрих показал на него пальцем. – Другая дама! Ты времени даром не теряешь. – Он согнулся пополам от смеха.
– Ваше величество, я люблю ее и никогда в жизни не оставлю…
Генрих перестал смеяться.
– В Тулузу! – пролаял он. – Собирай свои пожитки и проваливай. И больше не попадайся мне на глаза.
Бернарт бросился прочь. Никакой дамы не существовало, сердце его было разбито, и он знал, что потерпел поражение. В ту ночь, проведенную трубадуром в дурно пахнущей гостинице, он спешно написал стихи Алиеноре, в которых со скорбью в последний раз воспевал герцогиню, сообщая ей, что ее господин приказал ему оставить свиту. Потом Бернарт отдал пергамент своему слуге, который поскакал на поиски королевской кавалькады. Алиенора, читая два дня спустя наскоро исписанный пергамент, раздраженно вздохнула, потом скомкала его и швырнула в воды реки Вир.
– Сколько мы еще будем здесь торчать? – кипятился Генрих, обращаясь к шкиперу.
– Прошу вас проявить терпение, ваше величество, – ответил многое повидавший шкипер, пытаясь перекричать порывы ветра. – Течение тут очень сильное. Вы ведь слышали про «Белый корабль».
Генрих слышал про него много раз от матери, чей брат утонул вместе с этим кораблем во время страшного шторма тридцать четыре года назад, не раз слышал он об этом корабле и в течение последних дней – от моряков, которым, похоже, нравилось сообщать подробности той катастрофы. Конечно, не затони «Белый корабль» с наследником английского престола, Генрих не стоял бы здесь теперь в ожидании погоды, которая пока не позволяла ему вступить во владение этим королевством. А кроме ожидания, ему и делать было нечего, и он чуть не бил копытами от нетерпения.
– Господь свидетель – здесь и плыть-то всего ничего! – возражал он. – Вы понимаете, что Англия вот уже шесть недель как без короля? Да из-за этой задержки мой трон может оказаться под угрозой.
– Ваше величество, – спокойно отвечал шкипер, – приказ стихиям отдаю не я.
– Это верно, – гнул свое Генрих. – Но когда я отдаю приказ вам, то жду подчинения. Вы уже в пятый раз не подчиняетесь мне.
– И возможно, ваше величество, в пятый раз спасаю вашу жизнь, – резонно ответил шкипер. – Пусть уж лучше у Англии будет король за морем, чем вообще никакого короля.
Как с этим поспоришь, но Генрих был не в настроении, а потому не хотел слышать мудрых остерегающих слов.
– Ваша забота трогательна, – саркастически ответил он. – Господь свидетель, вечно торчать мы здесь не можем. Я принял решение: мы отправляемся сегодня.
Моряк собирался снова возразить, когда неожиданно появилась королева Алиенора с выпирающим животом, закутанная в черную мантию с капюшоном.
– Нужно подышать свежим воздухом, – сказала она, подставляя лицо стихиям. Ее не пугали ни ветер, ни барабанящие по коже капли дождя. – Там зажгли столько жаровен, что я задыхаюсь у себя в комнате. Петронилла в особенности чувствительна к холоду. Господи, ну и погодка! – Преодолевая порывы ветра, Алиенора подошла к мужу, и тот обнял ее.
– Моя госпожа, шкипер не хочет плыть в Англию, – сказал он, – но я намерен бросить вызов стихиям и отправиться в путь.
– Это безумие, ваше величество! – воскликнул шкипер. – В особенности когда королева готова вот-вот разрешиться от бремени.
– Ну, моя госпожа, – обратился к жене Генрих.
– В особенности когда королева готова вот-вот разрешиться от бремени.
– Ну, моя госпожа, – обратился к жене Генрих. – Что скажешь?
– Небольшой ветерок меня никогда не пугал, – весело и бесстрашно ответила Алиенора.
Генрих так или иначе добьется своего, какие бы возражения ни приводились, поэтому лучше уж пойти у него на поводу, хотя небо над ними висело черное и угрожающее, а порывы ветра могли сбить с ног.
– Я не стал бы подвергать тебя или малютку Вильгельма такой опасности, – сказал Генрих. – Но одному Богу известно, что может случиться в Англии без меня. Хватит ли у архиепископа Теобальда сил удержать в узде буйных английских баронов?
– Судя по последним сообщениям, он блестяще справлялся, – напомнила Алиенора.
– Но сколько это может продолжаться? – возразил Генрих.
Уж он-то прекрасно знал, как эти бароны бросали вызов слабому Стефану, как строили свои замки, не получив его разрешения, а потом терроризировали округу, используя гражданскую войну как повод для немыслимых зверств и грабежей. Нет, Генрих принял решение. Он больше рисковал, оставаясь здесь, чем отправляясь в море.
«Пусть мои ноги никогда не покидают суши – вот единственное, о чем я когда-либо буду просить Тебя, Господи!» – безмолвно молилась Алиенора, лежа на деревянной койке и изо всех сил цепляясь за ее боковину. Она пыталась не замечать тошноты, подступающей к горлу. Рядом с ней лежал маленький Вильгельм, сжавшись в комочек под ее рукой, а в животе у нее колотил ножками другой ребенок, напуганный непривычным волнением.
Алиенора слышала мужские голоса, перекрикивающие вой ветра. Привязанные лошади ржали и вставали на дыбы. Груз в трюме неотвратимо перемещался от одного борта к другому, а о его новом местонахождении свидетельствовали зловещие стуки. Она не видела Генри с того момента, когда корабль отчалил от берега, потому что шкипер категорически настаивал на том, чтобы женщины оставались в каюте, и герцогиня не исключала, что ее мужа уже смыло волной за борт. Он мог хотя бы спуститься сюда и узнать, как она переносит этот ад.
Алиенора уткнулась носом в грубую подушку, чтобы не чувствовать запаха рвоты и вони из ведра. Сколько они уже в море? Она совсем потеряла чувство времени, знала только, что мучаются они уже несколько часов, запертые в этой душной каюте. На соседней койке громко плакала Петронилла. Она в спешке выпила много вина, прежде чем ее силой увели на корабль, и теперь платила за это высокую цену, но она почти потеряла дар речи и теперь визжала что-то бессвязное, грозя довести до истерики остальных женщин.
– Мы утонем, – простонала она. – Я больше никогда не увижу моих деток.
Это лишь спровоцировало новые рыдания и визг. Еще минута – и все в каюте начнут неуправляемо выть.
– Хватит! – строго крикнула Алиенора. – Моряки постоянно попадают в шторм и остаются живыми.
Она с радостью услышала, что ее голос звучит уверенно. Дамы стихли, подавляя крики и страхи. И тогда она заговорила с ними помягче, утешая и успокаивая. Как бы ей самой хотелось верить в свои слова!
Ночные часы – предположительно уже наступила ночь – тянулись бесконечно. Большую часть времени Алиенора пребывала в сумеречном состоянии между сном и бодрствованием, потому что нервы ее были слишком напряжены и не позволяли забыться сном, погрузившись в беспамятство, которого так жаждало ее сердце. Но в какой-то миг она, вероятно, все же заснула, потому что, когда открыла глаза, сквозь промасленную материю, натянутую на единственное окно, внутрь проникал слабый свет, а море чудесным образом угомонилось. Господь ответил на ее молитвы.
Алиенора предложила грудь маленькому Вильгельму. Тот, к счастью, был, как всегда, улыбчив, страшные часы, пережитые ими, никак не отразились на нем.