– И я наделил ее широкими полномочиями. Я доверяю ей править в мое отсутствие, но даже когда я здесь, королева может издавать судебные предписания и отправлять правосудие, если хочет. Кроме того, она может улаживать споры. Так с чего ей тебя не любить?
– Что ж, возможно, мне померещилась ее неприязнь, – согласился Томас, оставляя свои сомнения при себе. Бекет подозревал, что Алиенора уже видит в нем соперника. Одному Господу было ведомо, но именно так и он смотрел на нее.
– Королева знает, что ты для меня незаменим, – продолжал Генрих. – Где еще я найду человека столь усидчивого и предприимчивого, столь опытного и способного? Кто еще так предан мне? Томас, я говорю тебе: ты моя правая рука. Я доверяю тебе. Вместе мы сделаем это королевство великим!
– Милорд льстит мне, – отозвался Томас с задумчивой, мягкой и такой привлекательной улыбкой. – Я счастлив, что могу служить вам моими скромными талантами.
– Ты говоришь, как придворный! – с иронией сказал Генрих. – Принимай похвалу, если ты ее достоин. Ты заслужил ее своими талантами.
Некоторое время они ехали бок о бок мимо нарезанных участков земли, на которых работали крестьяне, мимо животных, пасущихся на лугах. Генрих указывал любопытному Джеффри на бабочек, коров и свиней и отвечал на его настойчивые, здравые вопросы.
– Этот ребенок умен! – довольно констатировал он. – Он хочет знать все. Юный Вильгельм весь из себя такой надутый. Из него выйдет великий воин. А у Джеффри прекрасная голова.
– Я бы на вашем месте не говорил об этом в присутствии королевы! – остерег его Томас.
Генрих рассмеялся, потом плотнее завернулся в свой короткий плащ. Июнь стоял необычно холодный. На мгновение король с тоской вспомнил о теплых Анжу и Аквитании.
В один миг небо потемнело, и пошел дождь. Скоро уже лило как из ведра, и, не желая промокнуть до костей, они привязали лошадей под деревом, а сами нашли укрытие на церковном крыльце, закутавшись в плащи. Вдруг они поняли, что делят убежище с нищим, который дрожит в своей жалкой оборванной одежде. Бедолага с надеждой посмотрел на них, словно догадавшись, что перед ним важные персоны.
– Кто этот человек? – спросил Джеффри.
– Он бедный бродяга, – ответил Генрих.
Бедный бродяга продолжал смотреть на него задумчивым взглядом.
– Не стоит ли подать пример добродетельности мальчику и одарить этого бедняка теплой одеждой, чтобы она защищала его от дождя? – посмотрев озорным взглядом, обратился к своему другу Генрих.
– Стоит, – согласился Томас, не заметив блеска в глазах короля и думая, что в данном случае тот проявляет несвойственную ему щедрость.
– Вот ты и подай пример, – весело сказал Генрих и, сорвав дорогой плащ с плеч Бекета, швырнул его удивленному нищему, который, быстро закутавшись в плащ, без дальнейших слов поспешил прочь.
Томасу не осталось выбора, как смириться с потерей. Но он был взбешен и потрясен, поняв в это мгновение, что жестокость – подспудная черта Генриха. Бекет тогда впервые испытал к молодому королю иные чувства, кроме любви, но еще больше поразило его, что Генрих сумел вызвать у него это чувство. Стоя на крыльце и дрожа от холода, Бекет мучился мыслью о том, насколько далеко может зайти его непредсказуемый хозяин в будущем, подвергая испытанию их дружбу.
– Поклонись королеве, – сказал Генрих растерявшемуся черноволосому мальчугану, схватил того за ворот и наклонил ему голову. – Вот так! Его зовут Джеффри. Это мой сын, Алиенора, рожденный до нашего брака. Я привез его ко двору, чтобы здесь выучить и для компании нашим мальчикам.
Алиенора замерла. Ей было известно, что короли и лорды считают себя вправе, не особо задумываясь, брать любовниц и воспитывать бастардов.
Алиенора замерла. Ей было известно, что короли и лорды считают себя вправе, не особо задумываясь, брать любовниц и воспитывать бастардов. Это делали ее отец и дед, и в доказательство того сейчас при дворе жили два ее незаконнорожденных брата. Алиенора и сама не придерживалась строгих правил, зная, что у мужа в прошлом были любовницы, и мирилась с этим. Но когда перед ней оказалось живое свидетельство его распутства, она испытала потрясение. В одно мгновение поняла она, какова была истинная цель этой охотничьей экспедиции.
– Я рада тебя видеть, Джеффри, – холодно произнесла она, наступая на собственную гордыню.
Еще в детстве бабушка Данжеросса внушила ей, что жена никогда не должна корить мужа за неверность, а хранить горделивое молчание. Все это, может, и хорошо, но только до определенного момента. Тут без вопросов было не обойтись.
– А кто его мать? – спросила Алиенора ровным голосом, словно говорила с мужем о пустяках.
– Владетельная леди де Эйкни из Оксфордшира, – ответил Генрих настороженным тоном. – Я был одинок во время моих поездок в Англию и утешался, где придется. Уверен, ты меня поймешь.
– Да, – смягчаясь, ответила Алиенора. – И сколько лет Джеффри?
– Пять.
Алиенора чуть успокоилась. Мальчик обаятельно ей улыбнулся.
– Я умею читать, леди, – гордо сообщил он.
– Быть не может, – улыбнулась Алиенора, против воли проникаясь теплом к этой светлой душе.
– Он настоящее чудо, – сказал Генрих, которого тоже распирало от гордости. – Джеффри станет хорошим товарищем для Вильгельма и Генри. Его пример пойдет им на пользу.
Алиенора, все еще смиряя свой нрав, как учила ее бабушка, позвонила в маленький колокольчик, которым вызывала своих дам.
– Добро пожаловать ко двору, мастер Джеффри, – сказала она. – Надеюсь, ты будешь счастлив здесь. – Про себя она решила, что не может винить этого мальчика в грехах отца, а Генрих не изменял ей – он просто не говорил о существовании внебрачного сына.
Когда появилась Торкери, Алиенора сказала ей:
– Это мастер Джеффри, сын нашего господина короля. Возьмите его в детскую и скажите всем, чтобы относились к нему подобающе и с добротой, потому что он, вероятно, будет скучать по матери.
Пряча удивление, Торкери взяла Джеффри за руку и повела прочь.
– У нас новый помет щенков, – сказала она мальчику. – Лорд Вильгельм будет рад показать их тебе, Джеффри.
Когда они ушли, Алиенора взглянула на мужа.
– Нужно ли мне ждать нового пополнения нашего семейства? – спросила она.
– Нет, – солгал Генрих, зная, что, возможно, в один прекрасный день придется вносить уточнение в число бастардов, которых он бездумно породил. В одном король был уверен: если возникнет в том необходимость, он что-нибудь изобретет.
Генрих поднялся и подошел к Алиеноре. Он по-прежнему считал ее очень красивой: медные распущенные волосы, глубоко посаженные зеленые глаза, соблазняюще – как ему показалось – смотревшие на него, полные губы, созревшие для любви. Он наклонился и поцеловал ее.
– Ты моя жена, – хрипловато прошептал он. – Тебе принадлежит мое сердце. Никто не смеет прикоснуться к тебе.
Так оно и было, и в этом смысле Генрих был настроен категорически. То, что он, обуянный похотью, с неистовством отымел Авису де Стаффорд в гардеробной, ничуть не умаляло его любви к жене. Он обнял Алиенору, исполнившись вдруг желанием.
– Отошли своих женщин, – прошептал он ей в ухо. – Я слышу, они возятся в твоей спальне. Хочу остаться с тобой наедине и сделать еще одного наследника Англии!
– Ах, если бы все мои иные королевские обязанности были так же сладостны! – усмехнулся он.