Я бы очень хотела поговорить с ним до того, как учительница войдет в класс, но он сидел так, что я чуть не носом утыкалась в его спину. Мне бросилось в глаза, что форма у него старая и поношенная, а ботинки сбиты на носках. Я подумала, что мы вряд ли станем друзьями и что было бы здорово, если бы вместо Алексиса в одну школу со мной ходил Нолис!
Урок уже начался, когда дверь открылась, и в класс вошел господин Каранасис.
— Госпожа Ирини, — обратился он к учительнице, — у вас будет еще одна ученица. Отпрыск одной из лучших семей нашего общества.
Пипица! А господин Каранасис продолжал растекаться тысячью и одной похвалой в ее адрес. Если б он только знал, что Пипица — предательница и лгунья!
Тем временем Пипица изливала мне свои восторги. Она, видите ли, ходила в другую школу, но, узнав, что мы пошли в эту, всё вверх дном перевернула, чтобы и ее сюда отдали. Так, значит, мне еще и всю зиму терпеть Большие неприятности у себя под боком!
На последней перемене ко мне подошел Алексис. Он высокий, просто огромный, худой и очень бледный.
— Как тебя зовут?
— Мелисса.
— А я услышал, что эта толстуха, — кивок в сторону Пипицы, — зовет тебя по-другому.
— Она сказала «Мелия». Это уменьшительное.
— А мне тебя как звать?
— Как хочешь.
— Тогда Мелисса. «Мелия» вообще ничего не значит.
— Так и Никос говорит.
— Это еще кто?
— Да… так, один мальчик из нашего района, — пробормотала я, запинаясь и краснея от вранья.
Потом Алексис задал мне вопрос, которого я совсем не ожидала. Он спросил, платим ли мы за обучение по обычной цене или «со скидкой». Я уж было разозлилась — ему-то какая разница, как мы платим? Но он не дал мне ответить, прошипев в самое ухо:
— А я — «со скидкой», поэтому, если я не исправлю свои оценки по арифметике, меня оставят на второй год.
— Да ты что! А если бы ты учился не «со скидкой», то как бы перешел в другой класс? — удивилась я.
И Алексис рассказал мне об удивительных порядках, царящих в школе господина Каранасиса. Он с первого класса ходит в эту школу, так что успел их изучить. Те дети, которые платят за обучение, как положено, никогда не остаются на второй год, даже если они непроходимые тупицы. А вот тот, кто платит «со скидкой», чуть только у него учеба не заладится, сильно рис-ку-ет. Это Алексис сказал так — «рис-ку-ет», выделяя каждый слог, мне даже стало страшно.
— Мы тоже «со скидкой», — призналась я.
— Кто это вы?
— Я и моя сестра. У меня сестра в пятом классе. Ей-то нечего бояться. Она очень хорошая ученица. Она даже знает, сколько тычинок у цветка яблони.
— Нашла чем хвастаться!
Я открыла рот, чтобы ответить, но тут прозвенел звонок, и мы пошли в класс.
Не успел урок начаться, как к нам снова пришел господин Каранасис — на этот раз в сопровождении мамы Пипицы. Мамаша начала присаживаться за каждую парту, чтобы понять, где дует из окна, а где нет, откуда лучше видно доску и куда стоит посадить Пипицу. К счастью, не рядом со мной. Не потому что я так уж рада сидеть рядом с Алексисом. Но с Пипицей… нет уж, увольте!
— Они, — прошептал Алексис и кивнул в сторону Пипицы, — платят как положено.
— Обожаю нашу школу! — кричит Мирто как-то днем, когда мы все садимся за стол.
— А я вот совсем ее не люблю, — бурчу я. — Хотя учительница у нас вроде бы ничего.
— Вы хоть бы раз в чем-нибудь согласились! — обрушился на нас отец.
Мирто была в восторге, потому что у них почти не было никаких уроков, зато их, пять-шесть человек из их класса и ребят постарше, постоянно собирал господин Каранасис и рассказывал, что именно нашей школе должна выпасть честь создать одну из первых фаланг Национальной организации молодежи, которую основал наш диктатор.
— Вам сказали, что это обязательно? — холодно поинтересовался дедушка.
— Нет, кто хочет. Но тот, кто пойдет сейчас, станет звеньевым и получит три золотые звезды. Вот как эти.
Мирто раскрыла ладонь, на которой лежали три звездочки, сияющие чистым золотом.
— Где ты это нашла? — спросила мама.
— В лавке мелочей.
Дело в том, что Мирто всегда нравились блестящие вещи. У нее целая коробка, забитая золотыми перьями, и горе тебе, если вдруг нечем станет писать и попросишь у нее одно. Когда нам, случается, дают карманные деньги, Мирто бежит в мелочную лавку и покупает все якобы золотые побрякушки, что найдет.
— Раз это необязательно, — твердо сказал дедушка, — значит, сиди тихо, и пусть другим выпадет честь стать первыми. Надеюсь, и твой отец придерживается того же мнения.
— Может быть, позже, если только это будет обязательно, — согласился папа.
— Тогда все станут звеньевыми, а я нет! — взвыла Мирто.
— Зачем вы пресекаете инициативу ребенка? — вмешалась тетя Деспина.
Но дедушка оборвал ее так же, как и в тот день, когда объявили о введении диктатуры:
— Не мели чепухи, Деспина!
Вечером Мирто положила на подушку три свои золотые звездочки и проговорила, давясь от слез: «ОЧПЕЧА, ОЧПЕЧА…»
Как-то, вернувшись из школы, мы застали у нас дома Нолиса, пришедшего на урок с дедушкой.
— Вот увидишь, сейчас и Артеми появится, — говорю я Мирто.
Мы сразу же сели делать уроки и почти уже закончили, когда появилась Артеми.
— Что, пришла шитью учиться? — поддразнили мы ее.
— Нет! Что же это, господин Нолис будет к вам ходить с визитами, а мне дома в Ламагари сидеть, что ли? — притворно завздыхала она.
Тетя Деспина отправилась по магазинам, так что Стаматина открыла нам большую гостиную, чтобы и Артеми могла взглянуть на леопарда. А она и смотреть не стала. Артеми никак не могла оторвать взгляд от люстры, свисающей с потолка, проводила рукой по бархатной обшивке кресел, а потом чуть с ума не сошла, любуясь своим отражением в большом зеркале с золоченой рамой.
— Здравствуй, моя прекрасная Артеми! — приветствовала она свое отражение и то делала глубокий поклон, то начинала танцевать. — Слушайте, — сказала она нам, — я в первый раз вижу, что я целиковая.
И давай снова кружиться по гостиной и танцевать.
У Стаматины слезы из глаз побежали, пока она на нее смотрела.
— Птичка моя, птичка моя, — все повторяла она. — Ни разу, за всю свою жизнь ни разу в зеркало не посмотрелась!
— Да нет! — утешила ее Артеми. — Рожу-то свою я каждый день вижу. Отец притащил мне карманное зеркальце. Но я и думать не думала, как это здорово — видеть себя целиком. Ну прям кинематограф какой! Я в прошлом году в городе видела, так чуть с ума не сошла, как там фотографии двигались — чисто люди настоящие!
Наконец Артеми обратила внимание и на леопарда.
— Прям живой, — прошептала она.
Вытащить Артеми из гостиной было невозможно: она все твердила, что теперь-то, когда в сказках услышит про королевские дворцы, уж точно будет знать, как они выглядят — точь-в-точь наша гостиная. Тете Деспине ее бы послушать, а то она все время брюзжит, что нам нужно купить новую мебель.