Пожалуйста, позаботься о маме - Шин Кун-Суук 24 стр.


Каждую весну розы буйно цвели, и люди, проходя мимо их дома, останавливались у забора и наслаждались ароматом цветов, как и хотела мама. После дождя красные лепестки роз, подхваченные ветром, устилали улицу.

В баре в гипермаркете на Юкчон-дун сестра, которая вместо ужина осушила два бокала бочкового пива, достает из сумки записную книжку, открывает на определенной странице и подсовывает ему. Ее лицо раскраснелось от выпитого на голодный желудок пива. Он подвигает записную книжку к свету и читает. Несмотря на богатое воображение сестры и ее чрезмерную эмоциональность, почерк ее поражает своей аккуратностью.

«Я хочу писать для незрячих детей.

Я хочу выучить китайский язык.

Если я заработаю много денег, я хочу приобрести собственный маленький театр.

Я хочу побывать на Южном полюсе.

Я хочу совершить паломничество в Сантьяго».

Дальше следовало еще более тридцати предложений, начинающихся со слова «Я».

— Что это?

— На прошлый Новый год я написала, чем бы еще хотела заниматься в жизни, кроме писательства. Просто так, развлечения ради. То, чего бы мне хотелось в ближайшие десять лет. Но я даже не вспомнила о маме. Когда я все это писала, то даже не задумывалась об этом. Но теперь, когда я читаю о своих желаниях после ее исчезновения…

Хун Чол сильно пьян. Он выходит из лифта и нажимает на кнопку звонка. Тишина. Достает из кармана ключи и, пошатываясь, отпирает дверь. Расставшись с сестрой, Хун Чол зашел еще в два бара по дороге домой. Стоило вновь появиться в его воображении образу женщины в голубых сандалиях, женщины, которая могла оказаться мамой, которая шла так долго, что ремешки сандалий глубоко, почти до кости, врезались ей в кожу, как он осушал новый бокал.

В гостиной горит свет. Статуя Девы Марии, которую привезла мама, безмолвно смотрит на него. Спотыкаясь, он плетется в спальню, но останавливается перед комнатой дочери, где сейчас живет отец, и осторожно приоткрывает дверь. Отец спит на расстеленном на полу матрасе рядом с кроватью внучки. Хун Чол входит в комнату и укрывает отца, сбросившего одеяло во сне, а затем осторожно закрывает за собой дверь. В кухне он наливает в стакан воду из графина и оглядывается вокруг. Ничего не изменилось. Все так же тихо урчит холодильник, и так же около раковины громоздится посуда с не приготовленными до конца блюдами, жена всегда тянет время, когда дело касается готовки. Хун Чол опускает голову, а затем направляется в спальню и смотрит на спящую жену. Ожерелье поблескивает на ее шее. Он хватает одеяло и резко стягивает с нее. Жена садится на постели, протирая заспанные глаза.

— Когда ты вернулся домой? — Она вздыхает в ответ на его грубость, в которой скрыт немой упрек: как ты можешь спать!

С тех пор как исчезла мама, он стал срывать свое раздражение на окружающих. А дома делался еще злее. Когда звонил брат, чтобы узнать, как продвигаются поиски, Хун Чол, не вдаваясь особенно в подробности, вдруг взрывался:

— Тебе больше нечего мне сказать? А чем, черт подери, ты занимаешься?

Когда отец объявил, что собирается домой, потому что в Сеуле он ничем им не может помочь, Хун Чол орал:

— А в деревне что ты собираешься делать?

Утром Хун Чол уходил из дому, даже не взглянув на завтрак, приготовленный женой.

— Ты пил? — Жена отнимает у него одеяло и аккуратно расправляет его.

— И как ты можешь спокойно спать? — повторяет он.

Жена оправляет ночную рубашку.

— Я спрашиваю, как ты можешь спать?

— А что я могу сделать? — взвивается в ответ его жена.

— Это ты во всем виновата! — Его голос звучит невнятно. Он прекрасно понимает, что это преувеличение.

— Почему это?

— Тебе надо было встретить их!

— Я предупредила тебя, что поеду к Чин и отвезу ей еду.

— И почему тебе приспичило ехать к ней именно в тот день? Мои родители специально приехали из деревни, чтобы мы могли отпраздновать их дни рождения!

— Но отец сказал, что найдет дорогу! И потом, они собирались поехать в тот день к твоему брату. И твои сестры тоже здесь. Твоим родителям вовсе не обязательно каждый раз останавливаться у нас, и я не обязана каждый раз лично встречать их! Я не навещала Чин почти две недели, а у нее закончились продукты, как же я могла не навестить ее? Я тоже устала, мне надо заботиться о Чин и обо всех остальных. А она готовится к экзамену, ты вообще знаешь, насколько этот тест важен для нее?

— И сколько еще ты собираешься приносить еду взрослой девушке, которая даже не зайдет к нам, хотя прекрасно знает, что ее бабушка пропала?

— А чем она нам поможет, если придет? Это я велела ей не приходить. Мы обыскали все вокруг. Но что мы можем сделать, если даже полиция не в силах найти ее? Неужели нам надо звонить в каждую дверь и спрашивать: «Наша мама не здесь?» Что может сделать Чин, когда бессильны взрослые? Ученики пускай ходят в школу. Неужели мы все должны прекратить делать то, что должны, потому что матушки здесь нет?

— Ее не просто здесь нет, она пропала.

— Так чего же ты хочешь от меня? Ты сам-то ходишь на работу!

— Что? — Он хватает клюшку для гольфа, собираясь зашвырнуть ее в другой конец комнаты.

— Хун Чол! — В дверях стоит отец.

Хун Чол опускает клюшку. Отец приехал в Сеул на свой день рождения, чтобы облегчить жизнь детям. Если бы они отпраздновали его день рождения, как планировалось заранее, мама, сидя за столиком в традиционном ресторане корейской кухни, который жена Хун Чола заказала за несколько недель до события, сказала бы: «Мы отмечаем и мой день рождения». Но когда мама пропала, день рождения отца прошел незамеченным, а проведение летних ритуальных церемоний взяла на себя тетя.

Он вместе с отцом выходит из комнаты.

— Только я во всем виноват, — говорит отец, оборачиваясь к двери спальни своей внучки.

Хун Чол молчит.

— Не затевай ссоры. Я понимаю, что ты чувствуешь. Но гнев не поможет. Твоя мама познакомилась со мной и прожила нелегкую жизнь. Но она добрый человек. И мне кажется, что она жива. А если она жива, то скоро мы о ней услышим.

Хун Чол не произносит ни слова.

— А теперь я хочу вернуться домой. — Отец некоторое время смотрит ему в глаза, а затем заходит в комнату и закрывает за собой дверь.

Глядя на закрытую дверь, Хун Чол закусывает губу и чувствует, как жар разливается в груди. Он растирает грудь ладонями и уже собирается по привычке растереть лицо, но вовремя останавливается. Он словно чувствует мамино ласковое прикосновение. Маме не нравилось, когда Хун Чол потирал руки или горбился. Если Хун Чол забывался и шел на поводу у своей привычки, мама тут же брала его за руки и распрямляла его плечи. Если он опускал голову, мама шлепала его по спине, приговаривая: «Мужчина должен выглядеть благородно». Хун Чол так и не стал прокурором. Мама всегда говорила, что это была его мечта, но он не понимал, что это была и мамина мечта тоже. Хун Чол думал об этом как о юношеской мечте, которая не осуществилась, и ему и в голову не приходило, что мама страстно желала этого, а он не оправдал ее надежд. Хун Чол понимал, мама всю свою жизнь прожила, считая себя виноватой в том, что сын не реализовал свою мечту. Прости, мама, я не выполнил свое обещание. Его сердце переполняет горячее желание заботиться о маме, когда она вернется. Но однажды Хун Чол уже упустил этот шанс.

Он падает на колени посреди пустой гостиной.

3

Я дома

Молодая женщина пытается заглянуть внутрь, стоя перед закрытыми голубыми воротами.

— Вы кто? — Кашлянув у нее за спиной, ты привлекаешь ее внимание.

Назад Дальше