— Сроду она не делала никаких диагностик. Ее машиной всегда занимался Вовка.
— Послушайте, — сказал Бравик. — Вчера я был в Вовкиной квартире. Хотел скачать его фотоархив.
Он вынул из портфеля ноутбук, включил, открыл файл «Корр.26.jpg».
— Вот, — сказал он. — Как вы можете это объяснить?
— Это когда? — оторопело сказал Никон.
— Десятого марта две тысячи пятого. Вот дата.
— О, боже… — тихо сказал Гена, глядя на монитор из-за плеча Худого.
— Кахексия… — Никон нахмурился. — Мужики, это чо такое?
— Я не помню этого, — растерянно сказал Худой. — Нет, конечно, сто раз так сидели… Но я ж тут на себя не похож.
— Вот на эту деталь обратите внимание, — сказал Бравик, увеличил снимок и вывел во весь монитор коробки на тумбочке.
— Дионин, — сказал Никон. — Боли, значит…
— Может, тяжелый грипп? — сказал Гена. — Тропическая лихорадка?
— Какой, нахер, грипп… — буркнул Никон. — Он голову почти не держит.
— Ну? — Бравик оглядел друзей. — Что скажете?
— Стоп! — Худой посмотрел на Бравика, потом на Никона. — Что происходит? Ну давайте, объясняйте! Это я тут или не я?!
— Это ты, — сказал Бравик. — Это ты у себя дома.
— А что тут со мной?! — Худой привстал. — Ну объясняйте, объясняйте!
— Тихо. — Никон положил свои лапищи на плечи Худого и усадил его на место. — Это не на самом деле. Это только фотография.
— Объясняю, — сказал Бравик. — На этой фотографии ты выглядишь так, как выглядит человек, погибающий от онкологического заболевания.
— Что значит «человек на этом снимке»?! Это я на этом снимке!!!
— В том-то и дело. Ты, слава богу, жив и здоров. Но и на снимке ты.
— Ну спасибо тебе! — с истерическим смешком сказал Худой. — Ты, толстый, самый классный объясняльщик. То есть это у меня рак, да?!
— Когда это снято? — спросил Гена.
— Десятого марта две тысячи пятого года, — сказал Бравик. — Вот дата.
— Десятого марта две тысячи пятого года я был в Вербье, — яростно сказал Худой. — Мы с Шевелевым и Летаги катались по бэксайду Монфора, много снимали, у меня есть фотки с датами. В Москву я вернулся в конце месяца. Дату не помню, но могу уточнить на работе… Да тут не надо ничего уточнять! Я этого не помню! Этого не было!
— Не кричи, — сказал Гена. — Конечно, этого не было. А то бы ты тут не сидел.
— Тогда откуда взялась фотография? — спросил Никон.
— Не знаю, — беспомощно сказал Худой.
— Значит, так, — сказал Бравик. — Если ты не болел… А ты определенно не болел. Иначе… Короче говоря, ты сидишь с нами, и это соответствует реальному положению вещей. Следовательно, реальному положению вещей не соответствует эта фотография. Таким образом, эта фотография — подделка.
— Погоди, — сказал Худой. — А папка? Какую папку ты хотел хакнуть?
— Видишь, как называется файл?
— «Корр».
— Там есть папка с таким же названием. Но она не открывается. Этот снимок наверняка должен был лежать в той папке. Я думаю, что Вовка оставил его на рабочем столе случайно.
Я думаю, что Вовка оставил его на рабочем столе случайно.
Никон сказал Худому:
— Попробуй открыть.
— Где тебе удобнее? — спросил Гена. — Здесь? Или пойдешь в комнату?
— В комнату, — сказал Худой.
Он встал, взял ноутбук и вышел.
— Мистика… — прогудел Никон. — Страшновато.
— А главное — зачем? — Гена закурил. — Зачем вообще такое монтировать? Вы же видели: там счет идет на дни. Кахексия. Сидеть уже не может, подушка под спиной.
— И боли, наверное, сильные, — сказал Никон. — Дионин, флормидал…
— Может, что-то прояснится, если он откроет папку, — сказал Бравик.
— Откроет. — Никон кивнул. — Говно вопрос. Он третий год пишет программы для НИИ Нефтехиммаша. Моделирование неполадок оборудования для газопереработки. У него очень высокий уровень.
Худой позвал из комнаты:
— Идите сюда.
— Быстро он, — сказал Гена.
— Я же говорю. — Никон встал. — Для него это семечки.
Они пошли в комнату.
— Все, я ее открыл, — сказал Худой. — Вообще, папки редко закрывают паролем. Есть просто разграничение прав доступа. Чтоб дети не устанавливали игры без разрешения, или чтоб жена не залезала в почту.
— А он-то зачем закрыл? — спросил Гена. — Витьке шесть лет, а с Ольгой они два года жили врозь.
— Значит, надо было.
— Да ладно, все всё знают, — грубовато сказал Никон. — Она регулярно к нему приезжала.
— Может, от нее закрыл, — сказал Худой. — А может, так, на всякий случай.
— Эй, постойте… — Бравик насторожился. — Что значит «регулярно приезжала»?
— То и значит. Ты б женился как-нибудь. Всякое, знаешь, у людей бывает… — Гена обернулся к Худому. — Ну что там?
— Две фотографии, текст и семь раровских файлов.
Худой развернул лэптоп. В окне «Корр» было десять ярлыков.
persp.jpg
cskavmf.doc
grandpa.rar
piv.rar
slob.rar
otd.jpg
ib.rar
milyutin.rar
lav.rar
eho.rar
Худой взял лэптоп, они вернулись на кухню, сели за стол, Гена включил чайник.
— Открываются только три, — сказал Худой. — Две фотографии и текст. Остальные файлы запаролены.
— Показывай те, что открываются, — нетерпеливо сказал Гена.
Худой открыл фотографию, на ней Гена и Гаривас стояли в просторном учрежденческом помещении, возле длинного стола с закусками, апельсинами и оливками, и держали в руках белые пластиковые стаканчики. Фотография превосходного качества, можно было разглядеть надписи на бутылочных этикетках.
— Давай дальше, — сказал Никон.
На другой фотографии был врачебный коллектив. Два доктора и шесть медсестер с тюльпанами в руках стояли в ряд возле кабинета заведующего.
— Теперь текст, — сказал Никон. — Читай вслух.
Худой стал читать:
— «У меня уже был “первый взрослый”, и если б я продолжил тренироваться, то к концу десятого класса стал бы камээсом, факт. Мой тренер, крикливый и требовательный мужик с хорошей, спортивной фамилией Третьяк, утверждал, что я перспективный брассист. И в “комплексе” я тоже показывал хорошие результаты. В октябре восьмидесятого я взял третье место по Москве среди юниоров. Но болтаться от бортика к бортику мне к тому времени надоело, я точно знал, что со спортом пора завязывать.