— Я знаю, я всегда бью в глаза.
Он продолжал улыбаться какой-то тяжелой улыбкой. Наверное, ему трудно было улыбаться с таким опухшим лицом. Но он все-таки улыбался.
— Ну что, — сказал Дени, — пожмем руки?
— Конечно. Теперь можно дружить. После драки всегда начинаешь дружить.
— Правда, — согласился Дени.
И они пожали друг другу руки.
— Я на четвертом, — сказал Дебокур. — Я был на площадке, когда ты поднимался сюда с попом. Я подождал, пока он спустится, и пришел к тебе.
— Отличная мысль, — сказал Дени.
Они сели вдвоем за парту, Дебокур достал из кармана монетки и стал подкидывать их на ладони.
— Ты мне не сказал, кто тебя так отделал.
— Угадай, — сказал Дени.
— Фриц.
— Лучше.
— Поп.
— Еще лучше.
— Лучше, чем поп? Ну, не знаю тогда.
Дени взял монетки и в свою очередь начал играть ими. Они звонко гремели в его ладонях.
— Так кто ж тебя так разукрасил?
— Столб, — сказал Дени.
— Столб?
— Ну да. Столб. Ну, фонарь.
— Издеваешься?
— Вовсе нет, — сказал Дени. — Я со всего маху в него впилился.
— Сильно?
— Шестьдесят в час.
Они вместе засмеялись, и Дени рассказал ему о своем вчерашнем приключении. Дебокур решил, что это очень смешно, и рассказал еще несколько похожих историй.
— Тебе дали перевод? — спросил он, когда Дени возвращал ему монетки.
— Да, — сказал Дени. — Свинство.
— Нужно сделать?
— Ну да! Иначе придется торчать здесь и в следующее воскресенье.
— Мерзкая ворона, — произнес Дебокур полузлобным, полунасмешливым голосом. Он спрятал монетки в карман.
— Похоже, ты не слишком жалуешь иезуитов, — заметил Дени.
— Иезуиты, не иезуиты — не люблю попов.
— Почему? Ты не католик?
— Католик, — сказала Дебокур, — если это так важно.
— Но не любишь священников?
— Нет, терпеть не могу недоделанных.
— Недоделанных?
— Да, тех, кто в постели о чем только не мечтает, а на деле даже боится подрочить. Я называю таких недоделанными.
— Ничего не понимаю, — сказал Дени.
Он примерно представлял себе, что имеет в виду Дебокур, но все-таки до конца речь его была Дени не ясна. Он перевел взгляд на окно. За ним виднелась часть двора и кусочек серого неба.
— Чего ты не понимаешь? — сказал Дебокур удивленно.
— Ничего. Что значит дрочить?
Смех Дебокура вогнал его в краску. Дебокур потешался над ним и даже не скрывал этого.
— Не знаешь, что это такое?
— Ну, не совсем.
Дебокур продолжал смеяться.
— Забавный ты тип, — сказал он наконец.
— Нельзя же знать все.
— Конечно, но это!.. Ну ладно! Это… это… скажем так, заниматься любовью в одиночку. Ты же не скажешь, что с тобой такого не случается?
Дени молчал. Ему стыдно было признаться Дебокуру, что он боится согрешить.
— Тебе не нравится, что я об этом говорю?
Дени снова побоялся показаться нелепым. Вчера во время драки он произвел впечатление на Дебокура. Ему не хотелось, чтобы теперь тот взял реванш. Он понимал, что на этом поле у Дебокура всегда будет преимущество, и, отвечая ему, притворился совершенно невозмутимым.
— Мне это не интересно, — сказал он, — вот и все!
— Признайся, что дрейфишь. Именно — дрейфишь.
— Ни капельки, — сказал Дени.
— Поспорим, что ты причащаешься каждые три дня, а?
— Ну и что с того?
Он подумал, что Дебокур будет над ним смеяться, если он расскажет ему, что даже не осмеливается смотреть на афиши кинофильмов, чтобы не приходили в голову дурные мысли о девушках. На афишах иногда бывают нарисованы девушки с задранными юбками, и Дени отворачивается, стараясь думать о другом.
— Это доказывает, что ты тоже недоделанный, — продолжал он. — Недоделанный и целка.
Дени напрасно пытался понять смысл этого слова, но Дебокур тут же дал ему понять, что это такое.
— Ну, ты когда-нибудь трогал девушку?
— Тоже мне! — сказал Дени. — Ты, что ли, будешь меня учить, как это делается?
Он демонстративно пожал плечами и иронически улыбнулся. Похоже, Дебокур удивился.
— Ты выглядишь таким недотепой, — сказал он. — Трудно поверить.
— Мне нравится работать под дурачка.
Дебокур тоже улыбнулся.
— Я так и знал, — сказал он, — с таким парнем, как ты, так и должно быть. Ну? Рассказывай.
— О чем рассказывать? — громко спросил Дени.
— Ну… о… короче, про свои любовные дела. Спорим, ты спишь с девушкой.
— С этим все нормально, — сказал Дени.
— Тогда в чем дело? Я же теперь твой друг. Разве нет?
— Да, — сказал Дени, — но о таких вещах не рассказывают.
Дебокур придвинулся ближе.
— Не доверяешь мне?
— Почему же, доверяю. Но рассказывать неохота.
— Как знаешь. Я тоже на твоем месте не стал бы рассказывать.
— А на своем?
— Сейчас ничего нет.
Дебокур снова уселся и положил руки на откинутую крышку парты. Он долго смотрел на Дени.
— Сейчас ничего нет, — повторил он.
Он признавал его превосходство. Дени широко улыбнулся, и чувство удовлетворения алой волной разлилось у него по лбу.
— Да будет, вот увидишь. Никуда не денется.
— Сейчас ничего нет, — снова повторил тот.
Дени осознал свою силу и авторитет в глазах этого темноволосого крепкого парня. Он дружески похлопал его по плечу.
— Ты давно с ней знаком? — спросил Дебокур.
— Не очень, — сказал Дени слегка поспешно, не совсем осознавая, что говорит.
— Спорим, что вчера ты шел к ней на свидание. Что, не так? Когда врезался в столб? Ты сказал мне, что торопился. К ней на встречу?
— Да, — сказал Дени, — к ней.
— Она красивая?
— Очень, — сказал Дени, — глаза просто бьют наповал.
— А, глаза…
Дебокур состроил понимающую мину, и Дени ответил ему. Дени чувствовал, как нарастает его успех.
— И все остальное — наповал, — сказал он.
— Раскованная?
— Что?
— Не работай под дурачка, хватит. Ей это нравится?
— Конечно же, нравится.
— Наверное, хорошо проводишь время.
Дени подошел к окну. Неожиданно полил дождь, и капли застучали по стеклу. Префект, застигнутый дождем во дворе, бежал в здание. Немецкий солдат курил у дверей бывшей столовой и смотрел, как бежит префект.
— Ужасно злюсь, — сказал Дени.
— Почему?
Дебокур тоже подошел к окну.