Вряд ли она согласится приехать.
– А ты узнай, — предложила врачиха. — Напиши ей. — И, погладив Шуру по голове, проговорила: — Тяжелая у тебя судьба, девочка. Впрочем, у каждого она своя. Все испивают свою чашу. — Она махнула рукой и быстро пошла вниз по лестнице.
А Шура растерянно смотрела ей вслед и совсем не понимала, что делать, как жить дальше.
– Танюша!
Таня подошла к ней и обняла за круглые, толстые плечи. Урок, конечно, прервался. Все галдели и перекрикивали друг друга. Верка разревелась, Лялька хлюпала носом.
– Возвращайся! — сказал Ванька Киселев. — Нам тоже без тебя не фонтан.
Таня покачала головой — родители не разрешат, ведь ехать через весь город.
Прозвенел звонок. Все высыпали в коридор. Таня пошла в учительскую — повидаться с учителями. Потом сидели в буфете и пили чай с пончиками, смеялись, перебивали друг друга.
Она подумала, что это и есть ее родной дом и родные люди. И еще подумала, что к новой школе она ни за что не привыкнет. Ни за что. Да просто потому, что у нее нет на это ни малейшего желания.
К концу первой четверти Таня попала в разряд самых заядлых троечников. Даже по любимым предметам. Учиться ей было совсем неинтересно. Женечка пошла в новый сад. Утром выходили вместе, Таня крепко держала сестру за руку.
Теперь в доме часто, почти каждые выходные, собирались гости. Мама гордилась новой квартирой и красивым ремонтом. Бабушка пекла свой знаменитый «Наполеон» с клюквой и рулет с маком, запекала мясо в горшочках, с картошкой и белыми грибами, делала сациви, холодец — дом считался хлебосольным, и все с нескрываемым удовольствием ели и нахваливали щедрые угощения. Компания у родителей была веселой — все наперебой остроумничали, играли на гитаре, пели песни. Таня любила эти шумные сборища — они отвлекали ее от грустных мыслей.
В новой школе у нее не появилось подруг — так, общалась по надобности — и каждое воскресенье ездила в старый двор, к Ляльке и Верке. Это и было счастьем. Конечно, обсуждали все проблемы — и о Зине говорили, и о любовнице Лялькиного отца рыжей Алле, и о бедной Шурыге — вот уж кому достается. Делились своими любовными историями. Привирали, конечно, слегка — чтобы было интереснее. Сидели в любимом дворе на лавочке, гуляли по району, обедали у Верки — Гарри, как всегда, отсутствовал. Впрочем, какое там обедали! Покупали кальмары в банке, шпроты, маринованные огурцы, пирожки у метро, пили кофе с пирожными и важно покуривали. Потом девчонки провожали Таню до метро и никак не могли расстаться. Таня ехала домой и плакала. Грустно.
Зина родила мальчика. Гордо толкала пузом коляску и с испугом оглядывалась по сторонам. Для нее, деревенской девахи, главным было общественное мнение. Но про отца ребенка она не распространялась — и на том спасибо. Верка относила ей деньги, которые Гарри каждый месяц молча оставлял на комоде в коридоре. Верка передавала деньги в дверях, Зина брала и тяжело вздыхала. Однажды спросила:
– Не хочешь посмотреть на брата?
От слова «брат» Верка дернулась. Зина пошла в комнату и вынесла ребенка. Мальчик был светловолосый, голубоглазый, с носом-картошиной. В общем, вылитая Зина. И Верке почему-то стало легче. «А может, — подумала она, — и не отцовский отпрыск вовсе? У нас в семье все черноволосые и смуглые». Вслух сказала:
– Хороший ребенок.
Зина чмокнула малыша и улыбнулась:
– Хорошо бы в папку пошел. Умом, — добавила она.
Верка попыталась улыбнуться, но получилась жалкая гримаса, и она побежала вниз по лестнице. На улице отдышалась — уф! Ну и миссия у нее. Врагу не пожелаешь.
Но скоро — слава богу — все закончилось.
Врагу не пожелаешь.
Но скоро — слава богу — все закончилось. Приехала Зинина мать и увезла ее в деревню. Верке она оставила адрес, и раз в месяц та отправляла по этому адресу деньги.
Гарри ребенка так и не увидел. Верка его пыталась не осуждать. Он отшучивался — подумаешь, несчастный случай! «Болван», — сердилась на него Верка. Но когда Зина укатила в деревню, она испытала огромное облегчение. Просто гора с плеч!
А у Гарри тем временем расцветал буйным цветом очередной роман, с теледикторшей, между прочим. Та была красотка — глаз не оторвать. В общем, все вошло в свою колею.
Естественно, итог «невинных» развлечений с Вовкой имел свое логическое завершение. Вовка оказался неожиданно умелым и нежным любовником. Верке очень понравился этот процесс, и кувыркались они в постели ежедневно. Она уже не испытывала мук совести — к Тане у Вовки была детская, платоническая влюбленность, а с Веркой у них — роман. Все по-взрослому, все серьезно.
Гарри ни о чем, ясное дело, не догадывался — жил своей жизнью. Правда, пытался Верку воспитывать — скоро экзамены, институт, но получалось у него неубедительно — воспитатель из него был никакой. Да Верка особенно и не нервничала — во-первых, была вся в любви, а во-вторых, знала, что отец ее обязательно подстрахует. У кого, как не у него, в МГУ на юридическом все схвачено, в приемной комиссии — его коллеги и друзья. Так что можно отдаваться пылкой страсти дальше.
С Таней, кстати, она объяснилась. Та очень удивилась, рассмеялась и пожелала Верке удачи и удовольствия в интимной жизни. Хотя добавила — не без того, — что выбором подруги ошарашена. Где Верка и где Гурьянов! Типичный мезальянс. Видно, зов плоти перевесил разум. Подколола все-таки. Но точно — не обиделась.
Однажды Лялька вытащила из почтового ящика узкий и хрусткий конверт явно нездешнего происхождения. На имя отца. Вскрывать побоялась — убрала в ящик письменного стола. Когда отец появился дома, отозвала его и протянула конверт. Он очень обрадовался.
– Может, объяснишь? — спросила Лялька.
Он объяснил: вызов на постоянное место жительства от каких-то липовых родственников.
– С Аллой собрался? — зло спросила Лялька.
Он неопределенно пожал плечами.
– А как же я? — разревелась Лялька.
Отец объяснил, что ее не бросит.
– Дурочка ты моя. Закончишь школу, получишь хорошую специальность, которая ТАМ тебя прокормит, — медсестры, или парикмахера, или массажиста — и тоже подашь на отъезд. — И жестко добавил: — Делать здесь нечего. Это ты четко должна понимать.
– А мать? — спросила Лялька.
– Не инвалид, — бросил отец. — Избавится от меня и еще жизнь свою устроит. Молодая баба. И раздражителя в моем лице не будет. Успокоится.
– Без тебя проживет, — сказала Лялька. — А без меня?
Отец пожал плечами:
– Захочешь — возьмешь ее с собой. Всегда есть выход.
– А если она не захочет уезжать, тогда как?
– Ну тогда это будет ее выбор. Запомни — выбор и выход есть всегда.
– Не всегда и не для всех. Только для таких уверенных, как ты, — грустно проговорила Лялька.
Она по-прежнему думала о Грише. Однажды собрались у Мити с Полей, разговоры были, как всегда, про отъезд.
– Сплошная диссидентщина, — смеялся Гриша и обнимал блондинку по имени Катя. Блондинка глупо хихикала и активно прижималась к Грише.
Лялька стояла на кухне и смотрела на темную улицу. Желтый фонарь отражался и отсвечивал в огромной луже.
– Грустишь? — Гриша подошел и обнял ее за плечи.